Вадим Полуян - Ослепительный нож

• Название: Ослепительный нож
• Автор: Вадим Полуян
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-024232-8, 5-271-09289-5

О бурных событиях последней княжеской усобицы на Руси - борьбе за московский престол между Василием II и сыновьями галицко-звенигородского князя Юрия Дмитриевича (Василия Юрьевича Косого и Дмитрия Юрьевича Шемяки) в первой половине XV в. - рассказывает роман современного писателя-историка В. Полуяна.

---

- Видели его, - сообщил Русалка. - Тотчас будет тут.

Красный с Голтяевым среди кучных всадников пробивались к знамени. Лица вокруг преображались, как небеса, от ненастья к вёдру.

- О! - наконец вернул себе совесть и рассудок Шемяка. - Что же сталось с моей подружней? Где ж моя Софья?

- Вот теперь найди-ка град Жиздров да возьми там невредимой брошенную подружию, - ответила Всеволожа. - Полководец!

3

В галицком княжом тереме соседствовали печаль и радость. Печаль после поражения под Белёвом, радость перед свадьбой Дмитрия Красного с боярышней Всеволожей. Впрочем, радовались лишь обручённые, он и она, да ещё ближний боярин Дионисий Фомин, искатель «веселия в питии», ожидавший изобилия оного от брачного пира. Даже Раина, причастница жизни боярышниной, двигалась молчаливо и не по-молодому согбенно, будто бы ношу тяжкую незримо несла на узких своих раменах. Шемяка из-под Белёва отправился к себе в Углич и Софью туда увёз. Будет ли он на свадьбе, Бог ведает. Евфимию это не столь заботило, как её жениха. Старший Юрьич - единственный родич, кого он мог пригласить на кашу. У Всеволожи таких родичей не было, а без своего человека за столом какое же брачное торжество?

В одрину мрачно вошла Раина.

- Опрянься, боярышня. Уже повечер. Жених зовёт на последнюю трапезу.

Евфимия по пути к столовой палате внезапно остановилась. Что значит «на последнюю»? То ли вещунье помержилось ложное «привидение», то ли вечерю назвала последней трапезой на сегодня.

Дмитрий встретил в дверях обычной любосиятельностью.

- Жду тебя, солнце моё. Усаживайся насупротив. Подали прикрошку осетрью, звена белой рыбицы, четверть оладьи тельной по случаю постного дня пятка.

- Свет мой, что тебя труднит? - приглядывалась невеста к возлюбленному.

- А, не бери в разумение мои трудности, - отмахнулся князь.

- Откройся, - настаивала боярышня. - Иначе солнце твоё затмится неведрием, - улыбчиво приговорила она.

Князь обернулся к кравчему:

- Вели принести мой меч.

Ели молча, пока не пришёл оружничий. Князь извлёк меч из ножен, подал Всеволоже:

- Гляди.

На светлой стали чернью зияли буквицы: «Никому не отдам чести своей». Евфимия трепетно возвратила оружие.

- Проклятый сговор литвина с ханом! Проклятая мгла! - вспомнила она.

- Помыслим о будущем, - словно не слышал её Дмитрий. - Спустя седмицу будем в благозаконном браке. «Одно тело и одна плоть», как сказано в Писании. Духовник мой священноинок Осия с дьяконом Дементеем готовят венчание в церкви святого Левонтия. Певчие пропоют «Исайя, ликуй». Пекари испекут пироги росольные, пряжные, круглые. Повара изготовят лебедя, жаренного на шести блюдах, журавлей, цапель на вертелах, языки провесные, лапши с зайцем, дваста сковородок стерляжьих ух, дваста сковородок подлещиковых…

- Таково ли многолюдно будет за столом? - удивлялась Евфимия.

- Зело многолюдно, - утверждал Дмитрий. - Льщусь надеждой: Софья мужа уговорит. Обещала! Стало быть, брат с невесткой будут из Углича. А мои бояре? А лучшие люди? А твои приглашённые?

- Кто мои приглашённые? - поскучнела Евфимия. - Устю от ослеплённого не дозовёшься. Сёстры под клобуками, не в миру. Супруги Мамоновы оклеветаны пред тобою с братом. Некого мне позвать. Разве что Василиуса? - повысила голос Всеволожа с горькой усмешкой.

- О Василиусе - ни полсловечка! - замахал руками Дмитрий. - Зол на нас с братом великий князь за позор белёвский. И то сказать! Ратники от стыда тупились друг друга. Бледный вид незлобия принял государь, подписав с нами новые докончания. Оставил на прежних условиях мирно господствовать в отцовском уделе, пользоваться частью московских доходов. А в глумление приписал: «что буде взяли на Москве у меня и моей матери, и вам то отдати». А что осталось неотданного, скажи на милость! Доводчики донесли: теперь моей свадьбой мучается. Твоё замужество сердце ему занозит. Экое суевластие! Сам не ам и другим не дам…

- Будет уж о Василиусе, - потупилась Всеволожа. - Удумала я, кого в ближние себе позвать. Константина Дмитрича!

- Кого? - переспросил жених.

- Дядю твоего, изгоя, - громче ответила невеста. - С ним батюшка мой был дружен.

- Это к любости будет всем, - обрадовался Дмитрий. - Он - единственный из моих дядьёв. Ведь Пётр Дмитрия внедавне помер. Нынче же пошлю в Новгород Великий. Шестьсот вёрст позовник за три дня одолеет изгоном. На всех постояниях будет менять коней. То-то порадуется за нас старик, пока жив! Кстати вин заморских мои люди доставят от новгородских немцев. Слышно, подорожали вина. Беременная бочка романеи - тридцать рублёв, полубеременная ренского - двадцать.

- Не излишни ли будут траты? - приняла деловой вид невеста.

- Для торжеств ничего не жаль, - раскраснелся князь. - Нам ли, сиротам, ставить себе пределы? Сами сватаемся, сами женимся, сами торжествуем! Я уж купил семь блюд больших аглинского олова, каждое весом в пуд, три десятка блюд средних в три пуда, сотню ложек корельчатых с костьми, да ножей чугреев красных, с оправою медною, с финифтом…

- Ах, любый мой, - перебила Евфимия. - Что мне торжества! Не дождусь зреть тебя благозаконным супругом в тихом покое, наедине…

- Торжества, моё солнце, осветят нашу тишину, - возразил жених. - Представь жар свечей, сладкогласый храм. Нас будут поучать от Божественного Писания. Дружка поднесёт сыр и перепечь ко всем: и к новобрачному князю, и ко княгине, сиречь к тебе, и ко всему поезду. А пред столом он скажет: «Как голубь без голубки гнезда не вьёт, так новобрачный князь без княгини на место не садится!»

- Для пары сирот и сиротства нет, - тихо произнесла Евфимия.

- Что ты говоришь? - недослышал князь.

- С тобой я не сирота, - громко повторила боярышня.

Красный помолчал, потом произнёс:

- Странное нынче со мною нечто: громогласие звучит внятно, обычная же речь слуху недосягаема.

- Ужли уши застудил? - испугалась невеста.

- Не ведаю, что с ушами, - признался он. - И ещё удивительная напасть: ем блюда с приправами, а вкуса не чую. С чего бы? Не оттого ли, что нынче сон не пришёл ко мне?

- При отсутствии сна всяческая немогота случается, - поднялась из-за стола Всеволожа и подошла к жениху. - Пойдём, мой любимик, провожу до опочивальни.

Идя по переходам и через сени, крепко держа его руку, она ощутила тревожный холод в ней, едва приметную дрожь.

- Воспрянь духом, любезная Евфимия, всё это пустое, - утешал Дмитрий. - Взойдём в новый день, а хвори оставим в старом. - Он приголубил невесту у своего порога и пожелал: - Выспись, солнышко, осияй меня поутру!

К Евфимии сон пришествием не замедлил. Увидела себя на стене высокого кремника. Крутизна голая вилась вниз. Там чернели избы посада на берегу широкой реки. Тяжёлым богатырским мечом отливали её стальные воды. И небо провисло низко. И солнце снизилось к окоёму. Обок Евфимии на слабых ногах едва держался Раф Всеволожский, коего дочь привела сюда, напрягая силы. «Люблю слияние рек, - молвил он. - Сливаются реки дружные». Дочь не впервой доставляла отца на его любимое место. Недолгая жизнь за Камнем не оставляла надежды ссыльному вернуться на родину. «Не дожить!» - вздыхал он, чуть ли не ежедень вспоминая допросы в Тайном приказе, куда поступил о нём государев указ со страшными четырьмя словами: «всякими сысками накрепко сыскать». «Всякими», стало быть, - пытками. Сперва ставили возле дыбы, делали «стряску» - били кнутом, жгли огнём. После было такое, чему смертную казнь предпочтёшь. Отлитого водой до следующего раза берегли накрепко, чтобы над собой какого дурна не учинил. Семья привезла в Сибирь Рафа едва живым. Дочь ловит хотя бы малую улыбку на отцовском лице, себя считая виновницей его бед. Сейчас на стене сурового кремника он просиял улыбкой: «Гляжу на запад, как на родную даль. Восток за спиною чужд». - «Придёт час, поедем домой, на запад», - успокаивает Евфимия. Отец грустно поводит головой: «Не дожить»…

Как настойную ягоду из длинногорлого сосуда, тянула её из сна Раина, трепля по-нежному:

- Очнись, невеста, жениху плохо!

- Что? - села на одре Евфимия. - Что ты говоришь?

- Носом хлещет кровь. Причастие принять не мог. Дьякон Дементей и чёрный поп Осия ноздри князя бумажками затыкали.

- Зачем бумажками?

- Чтобы причастить.

Всеволожа наконец пришла в себя, опрянулась, собралась с мыслями.

- Срочно скачи к амме Гневе за Калисой. Лучшего скакуна возьмёшь. Набью рублями калиту. Коней будешь менять на каждом становище.

Тут Раина села на сундук, замотала головой.

- Вотще стараться! Что у князя порча, это вижу.