Вадим Полуян - Ослепительный нож

• Название: Ослепительный нож
• Автор: Вадим Полуян
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-024232-8, 5-271-09289-5

О бурных событиях последней княжеской усобицы на Руси - борьбе за московский престол между Василием II и сыновьями галицко-звенигородского князя Юрия Дмитриевича (Василия Юрьевича Косого и Дмитрия Юрьевича Шемяки) в первой половине XV в. - рассказывает роман современного писателя-историка В. Полуяна.

---

- Обожду, пока калитку отворят и примут, - стоял он у Мамоновых ворот. - Не то тревога загрызёт.

- Куда же ты теперь? - спросила Всеволожа.

- Недалече. Есть тут одни боярские врата. Не деревянные, а из ожиганного кирпича.

- Как? - у Евфимии перехватило горло. - Из ожиганного кирпича?

Ответить Кожа не успел. Калитка отворилась. Всеволожа очутилась в крепких объятиях.

- Боярышня! Ох, ждали! Ох, терзались!

- Прощай, Фимванна. Бог тебя храни! - успокоился на её счёт и скрылся в темноте княж воин.

- Пошто, не спрашивая, отпираешь, Богумила? - целовала Всеволожа сестру лесную, невзрачную девку-чернавку.

- Я тебя допрежь увидела.

- Допрежь? Увидела?

- Вежды смежила, духом напряглась и вижу - ты! Они прошли широкой лестницей в хозяйский верх, и Богумила закричала:

- Ам-ма-а-а!

Прибежали Акилина свет Гавриловна, Полактия, Янина.

Восклицания, объятия, терзанья из рук в руки, поцелуи…

Потом с дороги переодевание, препровожденье в баню и - за стол. Вошла Полактия с рыбными блюдами по случаю среды: с красной икрою белорыбицы, вязигою под хреном. Янина внесла уху судачью, пироги-телесы. Явилась Богумила с другим горячим: разварным окунем в рассоле и оладьями к нему. Всё это на медных сковородах с крупитчатым свежайшим хлебом-папошником, с укругами пшеничными и калачами хамутинными.

- Ведь ты не потребляешь мясо-рыбной пищи, амма Гнева? - сощурила глаза Евфимия.

- А для тебя ж старались, - ответила Мамонша. - Янина ещё утром объявила: «Пожалует к нам дочка боярина Ивана Дмитрича!»

Хозяйка и её девицы кушали горячий взвар с заедками. Когда же трапеза окончилась, по чьему-то позову в столовую палату явился сам Мамон, а девы удалились.

- В дурное время ты попала на Москву, голубка, - пригорюнилась боярыня.

- Тебе бежать надо от нас, - вставил Андрей Дмитрия.

- Мне? От вас? - не понимала Всеволожа.

- Видишь ли, какое дело, - начал объяснять боярин. - Государь покойный, Юрий, если его можно государем величать, мучился болью в пояснице. В перехвате стана, между рёбрами и тазом, возмутились, по-латыни говоря, радикулы, то бишь корешки чулых жил…

- Ой, Андрей Дмитрич, ты попроще! - прервала боярыня.

- Я же говорю о беложилье, мозговых нитях в оболочке, что пронизывают тело, - упорно объяснял Мамон.

- Короче, с наше поживёшь, узнаешь поясницу, - упростила разговор его супруга. - Вот и маялся князь Юрий в шестьдесят-то лет. Немец Ерёменко, лечец кремлёвский Герман, не преуспел утихомирить его боль. Наш государь Иван Андреич прибыл из Можайска на Москву и тут же вызвал нас. Ведь матушку его, княгиню Аграфену Александровну от той же хвори излечили не кто, как мы. Ну, истолок и заварил Андрей Дмитрич поясничную траву горлянку…

- Не помогли припарки, - вздохнул Мамон. - Пришлось жилу бить.

- Как жилу бить? - вскинула брови Всеволожа.

- Кровь пускать, - вставила боярыня.

- Когда водырь Кузьма Кувыря выводил сторожевого зверя на двор опорожниться, - продолжил Андрей Дмитрич.

- Медведицу ручную? - уточнила боярышня.

- Как знаешь?

- Великокняж воин прибыл в Нижний, рассказал Василиусу.

- А к нам из Нижнего первый тамошний богач Тарас Петров приехал на постоянное житье, - вспомнила Акилина Гавриловна. - О твоей жизни через толстуху-мамку он знал многое. Обрадовал, что ты жива-здорова.

- Слыхала о Тарасе, - просветлела Всеволожа. - Он откупил своей казною у татар полону множество людей всяких чинов. Имел шесть сел за речкою Кудьмою. Да запустела от неверных его земля.

- Так вот, - вернул боярин речь на прежнюю стезю. - Когда медведицы в покое князя Юрия не было, мы с Акилиной приносили сокола. Он бил у правой руки жилу. Этим больной легчился.

Тут Акилина Гавриловна вытерла глаза.

- Мы теперь повинны в его смерти!

- Вы? - крикнула ошеломлённая Евфимия.

- Князь отдал Богу душу после нашего прихода, - вздохнул Мамон. - То бишь, когда взошёл Кузьма Кувыря с медведицей, Юрий был мёртв.

- Сокол заразил кровь? - страдальчески предположила Всеволожа. - Но так ли быстро помирают от зараженья крови?

- Князь был удавлен, - произнесла Мамонша охриплым голосом.

- Косой назвал себя великим князем и скрыл причину батюшкиной смерти, - поднялся Андрей Дмитрич. - По его воле немец Еремейко определил кончину от удара. Однако мы на подозрении. Василий Юрьич нудит выдать нас, а наш Иван Андреич просит дать исправу. Да что там! Пусть суд и учинят, спасёт ли он? Сейчас ищут доводчиков.

- Нашли уже, - встала следом за мужем боярыня. - Дворцовый челядинец Софрон Иев объявил, что видел, проходя, как ты душил, а я держала. Была, мол, дверь отворена чуть-чуть. На нас достаточно Иуд.

- Да чем же вы корыстовались, убив князя? - не могла от слабости в ногах подняться Всеволожа.

- Посулами от свергнутого, - дрожала Акилина Гавриловна всем своим дебелым телом. - Мы-де его тайные послужники.

Евфимия тяжело встала, одолела слабость.

- Вам надо бежать. Вот-вот явится шестник, возьмёт за приставы… Негоже, как мой батюшка, смиренно глядеть в пасть чудищу, ждать поглощенья.

- Нам не на что бежать, голубка, - вздохнула амма Гнева. - Лесные сёстры предлагали могучую заступу. Мы отказались. Долго ль продержатся против отряда кметей двенадцать дев, хотя они и ведьмы? Ради себя губить невинных? Упаси Господь! Василий Юрьич хитрый, жестокий юноша. На соглядатаев не понадеялся. Иными мерами отрезал путь. Пришли обыщики, изъяли в доме все монеты, колтки, цепочки, кольца. Дворский Иван Лихорь повёз из Нивн всю выручку от распродажи рухляди. В пути напали будто бы шиши. Приехал без полушки.

- Не нам, тебе надо бежать, милуша, - грустно улыбнулся Всеволоже Андрей Дмитрич. - Чуть обнаружит на Москве Василий Юрьич свою беглянку (нам же всё ведомо!), не поздоровится.

- Ох, от Васёныша не поздоровится! - невольно передёрнуло Евфимию.

- Есть малый рукавок подземный на задворках огорода, - истиха поведала боярыня, - из нашей погребуши в погребушу Владимира Григорьевича Ховрина. Он не противился. Ведь к обоюдной пользе проложили. Мало ли чего? Полактия тебя проводит в соседский двор, оттуда выйдете задами и - на Подол. Там у Водяных ворот живёт Полактиева сродница, десятая вода на киселе. Добрейшей души вдовушка! Она тебя укроет.

- А взять взаймы какую-никакую калиту позвонче не пытались? - спросила Всеволожа.

- Кто ж нам даст? - махнула обеими руками жена Мамона. - Про нас после поносной молвки шепчется весь кремник. Все берегутся, ждут конца правления Василия Юрьича. Зело жесток самообъявленный великий князь!

Боярин, размышляя не о займах, не о бегстве, не слушая жены, сказал своё:

- Полактия тебе сейчас надёжный проводник. Кто б ни напал, она как глянет, скуёт, словно железом.

Несвычно было Всеволоже искать чужих углов в Кремле московском. Не шли из мыслей слова Кожи о воротах из ожиганного кирпича. Покидая столовую палату, она спросила Акилину свет Гавриловну:

- Кто поселился в батюшкиных родовых хоромах?

- Когда тебя изгнали? - наморщила Мамонша переносицу. - Не ведаю. Витовтовна вселила кого-то из своих. Теперь же там живёт боярин Дмитрия Шемяки, отец нашей Фотиньи, Иван Котов.

Иван Котов? - остановилась Евфимия как вкопанная.

Тут подошла Полактия. Мамоны перекрестили боярышню, дали наказ её сопроводительнице, и обе девы пошли вниз.

«Стало быть, к Котову направился княж воин Кожа, Василиусов пролагатай на Москве? - сверлили подозрения Евфимию. - Зачем же к Котову? Кого-то из узилища извлечь иль чью-то голову - долой? А не у Котова ли Кожа был допрежь, когда проведал про медведицу и, возвратившись в Нижний, государю рассказал о ней? А ежели всё так, не с Котовым ли связана смерть князя Юрия? А значит, не Василиус ли тут всему заводчик, как тайный господин Ивана Котова?» От этих мыслей дочь боярина Иоанна содрогнулась и отринула их напрочь. Это слишком! Дашь волю подозреньям, домыслишься до полной черноты.

Молчаливая с восковым невыразительным лицом Полактия зажгла свечу в холодном погребе, и Всеволожа перестала ёжиться, будто большая теплота влилась в неё от маленького света. Рукавок подземный встретил сыростью и теснотой. Из деревянной обрешётки, чуть прикоснёшься, струились влажные песчинки, прилипавшие к одежде. Евфимия шла, сжавшись, ничего почти не видя за спиной Полактии. Ждала, скорей бы очутиться в погребе Ховриных.

Давно, ещё при Дмитрии Донском пришёл на Москву некий Стефан, богатый приморский гость из Сурожа, неведомого города на юге. С ним был Григорий, прозвищем Ховра, тоже купец. Дали они серебра и злата князю, он им дал двор в Кремле. Развернули дело сурожские гости. А умерли Стефан с Григорием, стал владеть делом сын последнего Владимир. Заложил и выстроил у своего двора церковь Воздвиженья. Кирпичная снаружи, белокаменная внутри. Так и зовут её - Владимирова церковь. Богач вхож во дворец великокняжий и к митрополиту. Однажды Всеволож при дочери обмолвился, будто князь Юрий должник Ховрина. Дал в заклад разными вещами одиннадцать фунтов серебра и девять фунтов золота. Никак не выделит четыреста рублей на выкуп. Большая денежная сила Владимир Ховрин со старшим сыном Иваном Головой! Боярин Всеволож вошёл с ними в немирье, когда, едучи в Орду с Василиусом, у Ховриных не одолжился, а предпочёл татарина Абипа, сарайского купца. Сама Евфимия ни разу не видала Ховриных вблизи, лишь у Пречистой, когда глядела сверху, с рундука Витовтовны. Каков их нрав? А, увидав, по лицам вряд ли что-нибудь прочла бы. Тут нужна русоволосая красавица Генефа со шрамом через лоб. Открыла б лицеведка, на что способны Ховрины.