Вадим Полуян - Ослепительный нож

• Название: Ослепительный нож
• Автор: Вадим Полуян
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-024232-8, 5-271-09289-5

О бурных событиях последней княжеской усобицы на Руси - борьбе за московский престол между Василием II и сыновьями галицко-звенигородского князя Юрия Дмитриевича (Василия Юрьевича Косого и Дмитрия Юрьевича Шемяки) в первой половине XV в. - рассказывает роман современного писателя-историка В. Полуяна.

---

Боярышня вышла размять затёкшие от долгого сидения члены. Бонедя выскочила за ней.

Первый майский день не радовал ни теплом, ни солнцем. С пятого апреля, со дня мученика Федула, которого Полагья называла «ветреником», этот Федул как, по её выражению, «губы надул», так и дует, и дует. А со стороны Москвы по наезженному пути движутся хмурые, как непогожий день, всадники и тянут на смычках пеших людей в ошейниках. Кто одного, двоих, а кто и десятерых.

- Наши едут, своих ведут, - мрачно хмыкнул Кумганец.

Она догадалась, что возвращаются воины Юрия Дмитрича, отпущенные после клязьминской битвы с полоном из московлян.

- Куда же им столько пленников? - спросила отца боярышня. - Возьмут себе в рабство?

- Вряд ли прокормят, - покачал головой Иван Дмитрич. - Скорее всего, продадут татарам.

- И не стыдно продавать своих? - возмутилась Евфимия.

- Вятчане! - одним словом пояснил Всеволож. - У вятчан стыда нет. Ещё покойный владыка Фотий их за многожёнство корил, за сожительство без венца, запрещал замужество ранее двенадцати лет, вино до обеда, брань именем матери. А что толку? До шести жён набрать или христианина иноверцу продать - для вятчанина всё едино.

Бонедя, спрятав руку под занавескою сарафана, взирала на жуткую картину спокойно.

- Сбруя в порядке, господин. Едем? - подал голос Кумганец.

Один из пленных, заглядевшись на карету, упал. Всадник не придержал коня. Упавший волоком тащился по земле, пока товарищи по верёвке не подняли его.

- Ой! - заломила руки Евфимия. И на всё серое, голое, безрадостное пространство раскатился её истошный крик: - Кари-о-о-он!

Поднятый вперил в боярышню запавшие очи, широко открыл рот… Изо рта ни слова не вырвалось, только хрип.

- Батюшка, вызволи его. Он же мой спаситель! - взмолилась перед отцом Евфимия. - Это же Карион Бунко, начальник кремлёвской стражи. Он мне Боровицкие врата открыл, когда бежала от Анастасии Юрьевны. Он… до дому проводил… он… - Боярышня, спохватясь, запнулась.

- Как его вызволить? - нахмурился Иван Дмитрич, не знавший, что этот же Карион помог дочке бежать из дома.

- Выкупи, батюшка! - умоляла Евфимия.

- Эй! - крикнул боярин всаднику-вятчанину. - Продай одного из них, - кивнул он на пленных.

- Непродажные, - отозвался тот. - Самому нужны.

И пришпорил коня, натянув верёвочное ужище. Пленные побежали. Бунко, замыкая цепь, размахивал руками, старался не упасть, оглядывался…

- Ка-ри-о-о-он! - Евфимия рванулась вслед ему.

- Стой!.. Образумься! - прокричал боярин.

Тут Бонедя выпростала руку из-под занавески сарафана. На мгновенье мелькнул длинный стальной ствол с отвислой рукоятью, грянул гром, и всё закрылось дымом от выстрела.

Конь под всадником помчался. Пленные попадали, с общим воплем поволоклись по земле. Один Бунко, последний в цепочке, стоял, шатаясь, разглядывал обрывок отстрелянного ужища.

- До нас! До нас! - махала рукой Бонедя. Освобождённый не промедлил. Евфимия упрятала его в карету, прикрыла дверцу. Взбешённый вятчанин и не подумал уступать, поворотил коня, стал приближаться.

- Отдай кощея, ведьма!

Бонедя подняла свой огненный снаряд, слегка поколдовав над ним: что-то опустила в дуло, подсыпала какой-то чёрной изгари.

- А, пшел до дьябла! - огрызнулась она.

- Чего ждёте? - закричал обиженный другим вятчанам, остановившимся после выстрела.

Один из них, ближайший, взял лук, наложил стрелу.

- Оле! - воскликнула Бонедя, поведя стальным стволом.

Прогремел второй выстрел… Раздался стон… Когда дым рассеялся, всех всадников с пленными будто кто языком слизнул.

Со стороны Переславля виделся пыльный хвост. Испуганные вятчане удирали с места происшествия, уволакивали пленных, из коих немногие выживут после такой бешеной проволочки по земле. Боярин же Всеволож глядел в сторону Москвы. Там невдалеке кучились люди, о чём-то споря, жалобно ржала лошадь.

- Кумганец, - позвал боярин, - поезжай со товарищи, погляди…

Верный слуга с двумя охранышами поскакал выполнять повеление. Между тем Бунко вышел из кареты, ошалело осматриваясь, не веря в своё спасение. Бонедя подула в стальной ствол невиданного оружия, протёрла его подолом передника. Боярин сошёл с коня, подошёл к шляхтянке.

- Прошэ, - взял он из её рук огненный снаряд и сказал: - Пищалейка краткая типа «вепрь», ядро в осьмушку гривенки… Где взяла?

- Где нигде, - поджала губы Бонедя, вытягивая из рук Всеволожа отвислую рукоять со стволом.

- Такая малица и так стреляет! Ошибся я в тебе, птаха, - бормотал Иван Дмитрич.

- Спасибо, Евфимия Ивановна, - подошёл Бунко. - И тебя спаси Бог, красавица, - метнул рязанский дворянин восхищенный взор на шляхтянку.

- Прошэ бардзо не ма за цо, - отчеканила та.

- Что она говорит, боярин? - спросил Бунко.

- Говорит: «Пожалуй, не за что», - перевёл Иван Дмитрич. И спросил: - Как в плен попал?

- А, - сокрушённо махнул рукой Карион. - Великий князь набрал второпях пьяных купцов да кузнецов. А они ещё мёду прихватили. На поле брани держали в руках не мечи, а фляги. Галичане ударили, наш сброд - врассыпную. Я стоял под великокняжеским стягом. Говорю Василью Васильичу: «Государь, кремлёвская стража не мясники да аршинники. Выдержим первый натиск, отойдём строем». Куда там! Он слушать не восхотел. «Беги, - крикнул, - всё пропало!» Я стоял, пока всех моих не перебили вокруг. А не стало окрепы со спины, кто-то палицей оглушил.

Подскакал Кумганец с охранышами.

- Господин! Конный вятчанин нашей девою наповал сражён. Мы извлекли его ноги из стремян, погребли грешного. Полонённых освободили от огорлий и ужица. Они разбежались. Коня я привёл. И одежда всадника, вот она. Мыслю, спасеннику нашему должна прийтись впору.

Карион ополоснулся в придорожной канаве, в карете переоделся и вышел героем, слегка спавшим с лица после перенесённых бед.

- Ну, - весело усмехнулся боярин. - Конь есть, сряда есть. Куда ж ты теперь?

Бунко молодцевато повёл плечами.

- В Москву! Предупрежу ваших. А далее… что ж? Служба новому государю.

Он поясно поклонился боярину, его дочери и с особенным усердьем Бонеде.

- Бардзо ми пшикро жэ муси пан юш исьць, - вымолвила шляхтянка.

- Что она сказала? - спросил Бунко Всеволожского.

- Сказала, очень жалеет, что ты должен от нас отбыть, - перевёл боярин.

- Я тоже очень жалею, - признался Карион. - Да ведь разведка - дело важнейшее. А мы ещё непременно встретимся, - широко улыбаясь, глянул он на Бонедю. - Как по-вашему, ляховицки, сказывают: «До видзення»!

- Поводзеня, - пожелала успеха освобождённому шляхтянка-разбойница. А когда он отъехал, тихо вымолвила: - Жэгнай!

- Что ты произнесла? Что такое «жэгнай»? - теребила спутницу боярышня Всеволожа, уже сидя в движущейся карете.

- То значы, - закатила глазки Бонедя. - То по-московлянски значы… пропинай, прош-чай!

10

Евфимия вышла в сад, полный запахов лопнувших почек и новорождённой листвы. Неделя Светлохри-стова Воскресения миновала, а веселья на Москве как не было, так и нет. Бояре Василиуса попрятались по своим подмосковным, купцы открывали лавки с таким видом, будто кто с палкой стоял за спиной. Радостно выглядели лишь те, что приехали с Юрием Дмитричем и его сыновьями. И боярин-батюшка торжествующе потирал ладони. Весело похвалился арабской книгой «Китаб аш-шифа» какого-то Абу-Али Ибн-Сины, великого лечца из песчаных стран. Вознамерился Иван Дмитрич преподать любомудрой дочке и арабскую грамоту в дополнение к прочим, да занятия получались коротки: всё было недосуг. Сызнова зачастили к нему замоскворецкие дворяне Колударов и Режский, соборуя час от часу долее. А вернувшаяся из Твери Устя ликовала, предвкушая скорую свадьбу.

Евфимия шла по саду и удивлялась: с чего на сердце кошки скребут? Ну, поменялась власть. На место мальчишки Василиуса воссел умудрённый опытом Юрий Дмитрич. А рожь стала дорожать. Полагья говорит: май холодный, год хлебородный, в мае дож, будет рожь. Дожди льют, почитай, ежедень. Солнце и в вёдро хоть светит, да мало греет. А соль - по гривне пуд. Люди как будто ждут нового Эдигея под Москвой. И доносчики-татары на Ордынском дворе притихли. Посланец Улан царской волей возложил на Василиуса золотую шапку, а галицкий Юрий снял её и водрузил на собственное чело. Поношение ордынскому царю, да и только. А им, татарам, будто бы всё равно. У них в Орде свои хлопоты: Улу-Махмета свергнул братец Кичи-Махмет. Свергнутый бежал на Русь в захваченный Литвою город Белев. Обоим братьям-царям нынче не до Василиуса.