Геннадий Ананьев - Андрей Старицкий. Поздний бунт

• Название: Андрей Старицкий. Поздний бунт
• Автор: Геннадий Ананьев
• Издательство: АСТ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-021342-5

Андрей, младший сын великого князя Ивана III, со своим старшим братом, великим князем Василием III, жил в полном согласии. Но после его смерти в 1533 году у Андрея начались недоразумения с правительницей Еленой Глинской: по причине малолетства будушего царя Ивана IV многие бояре видели в Старицком кандидата на престол.Постепенно недоразумения перешли в неповиновение, а затем и в открытый бунт…

---

- А если барон передаст просьбу отпустить Михаила Глинского из России?

- Нет и нет. Верну ему все прежние чины и прежние вотчины, на этом - довольно.

Помолчали. Василий Иванович, тяжело вздохнув, сообщил:

- Сегодня в ночь отсылаю Юрия из Москвы. Сомневался прежде, нужны ли столь строгие меры, но его выходка прилюдная перечеркнула все сомнения. Жаль его как брата, но я не вправе закрывать глаза на смутьянство, даже родного брата, ибо дурной пример заразителен.

Долго они еще беседовали с глазу на глаз и напоследок Василий Иванович повелел:

- Ты объединись с дьяком Посольского приказа, готовясь к встрече с бароном Герберштейном. Тебе стать во главе переговорщиков с ним от моего имени. Подбери себе в помощники нескольких думских бояр. Чтоб внушительно.

- Не дозволишь с князем Глинским повидаться? Он многое подскажет. Чтоб перед бароном не опростоволоситься.

- Разрешить не могу, но на тайную встречу закрою глаза.

- Спасибо, государь.

Андрей Старицкий не задержался с посещением Михаила Глинского. Дьяк Казенного двора поначалу было заартачился, но князь заговорщицки сообщил ему:

- Барона Герберштейна ждем. Не ударить бы в грязь лицом в переговорах с ним, лисой латынянской. А кто дела державные всей Европы знает лучше всех? Князь Глинский. Разговор с ним во многом пособит деликатному делу.

- Государь не дозволил с ним общения. Опалит меня.

- Загорожу, если что. Я все же ему брат, царю. Да и причина, ради чего иду на риск и тебя неволю на самовольство, внушительная.

Привыкший к неожиданностям в поступках государя дьяк Казенного двора понял, что речь идет не о простом самовольстве князя Андрея Ивановича, и милостиво согласился:

- Ладно. Сам провожу.

Михаил Глинский нисколько не удивился, увидев в своей опочивальне, как он именовал свой мрачный застенок, князя Андрея. Встал, звякнув цепями, и, поклонившись, приветствовал гостя:

- Здравствуй, князь любезный сердцу. С доброй ли вестью пожаловал в опочивальню мою?

- Здравствуй, Михаил Львович. Здравствуй, друг. Пришел за советом к тебе, - ответил Андрей Старицкий, словно не слышал вопросов Глинского.

Повисла небольшая пауза, и дьяк Казенного двора, поняв, что он здесь уже лишний, поклонившись, сказал:

- Я покидаю вас. Беседуйте.

Когда утихли его гулкие шаги, Андрей Старицкий заговорил:

- Что Василий Иванович тебя, князь, выпустит и вернет все прежнее: и чины, и города, мне доподлинно из его уст известно.

- Отчего же, отпустив многих по случаю свадьбы, оставил без внимания меня?

- Именно по этому поводу я и пришел к тебе. Якобы тайно. Василий Иванович был извещен незадолго до свадьбы, что к нам послан барон Сигизмунд Герберштейн от императора. Вначале он побывает у короля польского, оттуда - к нам. Наверняка станет просить за тебя. Как и прежде, когда он приезжал с письмом от папы, от императора и короля испанского Карла[138]. Теперь Карл считается первым наследником Максимилиана, а он, уверен, о тебе не забывает. Герберштейн обязательно попросит тебя освободить.

- Стало быть, я нужен как уступка, чтобы, значит, не совсем обидеть императора, если все его требования окажутся неприемлемыми.

- Да. Именно так, - подтвердил вывод Глинского князь. - Ты всегда зришь в корень.

- Да тут все ясней ясного. Но не ради одного этого ты уговорил брата своего пустить тебя ко мне? Тайно, - хмыкнул Глинский.

- Конечно. Мне предстоят переговоры с Герберштейном, а я не хочу оказаться задом в луже.

- Плохой я нынче советчик. Сколько лет взаперти без связи с миром, а в нем все бурлит, все меняется. Поотстал я основательно.

- На основе прошлого видится не только сегодняшнее, но и завтрашнее. Правильно я понимаю?

- Правильней не бывает. Что хочу сказать: следом за бароном Герберштейном можно ждать и посольство от Сигизмунда Казимировича. Я вполне уверен в этом. Предлагаю поступить так: подержать их в Москве, не принимая, ударить тем временем мощным кулаком по нескольким направлениям одновременно и неожиданно. Удача, думаю, не отвернется. Захватив несколько городов, можно звать послов Сигизмунда в тронный зал. Они - обозлены, вы - спокойны.

- Игра в кошки-мышки?

- Можно и так определить. Но слушай дальше. Король датский Христиан Второй[139], прозванный за свою свирепость Нероном Северным, на самом деле очень опасается Максимилиана, а еще сильнее - Карла, который, став императором, станет натравливать на Данию шведов. Вот и нужно бы Василию Ивановичу спешно посылать в Копенгаген сметливого и хитрого посла с предложением заключить договор со Швецией о совместной борьбе. Поверь мне, Христиан откликнется незамедлительно. И это уже хороший кукиш барону Герберштейну. Станешь его время от времени показывать на переговорах с ним.

- Спасибо. Великая подсказка.

- Не стоит благодарности словесной. Самая высшая благодарность - моя свобода.

- Расстараюсь. Все сделаю, от меня зависящее. И даже более того.

Теперь дальше. Посоветуй брату спешно обменяться посольствами с Орденом. Польша его теснит основательно. Еще Александр подминал рыцарей, пригребая к своим рукам города, им подвластные. Жмет во всю силу и Сигизмунд. Вот и протяните Ордену руку помощи.

- Но рыцари - враги наши, - прервал Глинского его гость. - Они точат зубы на многие наши земли, особенно на Псков.

- Любезный князь, никогда не бывает вечных друзей и вечных врагов. Есть обстоятельства. Есть интересы державные. Они главенствуют в выборе поступков. Обстоятельства - в отношении людей, интересы державные - в отношении государств. Изъявите добрую волю, и вы получите слабосильного, но имеющего поддержку многих королевских семей в Европе союзника.

- Очередной пример для меня державного мышления.

- Воспринимай как сочтешь нужным. И последнее. Запрятав во множество мелких вопросов, барон Герберштейн подсунет вам очень важный для императора, но вроде бы пустяшный для России вопрос: война с султаном турецким. Вот тут, князь, уши востро держи, не попадись на уловку хитрована. Я-то его хорошо знаю. Ты начни переговоры именно с этого. Ни в коем случае не верь разговору о том, что будто бы только начнет Россия войну, как ополчится следом вся Европа. По слову Герберштейна, она якобы встанет стеной против нашествия магометанского. Не попадись на крючок! Я говорил прежде Василию Ивановичу о стремлении Максимилиана ослабить Турцию, а заодно и Россию, втянув ее в долгую и кровавую войну. Уверен: ничего не изменилось и сегодня. Что тебе противопоставить? Постарайся убедить, что Россия уже давно воюет с мусульманами. И не только словесно. Попроси Разрядный приказ перечислить набеги и походы крымцев и ордынцев, к примеру, лет за пятнадцать, а Посольский приказ пусть подготовит отчет, с приложением свидетельств письменных, о том, как Польша и Литва подкупают крымцев, чтобы они разоряли русские земли. Вот тогда ты окажешься в выгодном положении, сможешь отмести все многочисленные доводы барона.

Поговорив еще какое-то время о поведении Андрея Старицкого на переговорах с Герберштейном, они перешли на дела житейские, и, как увиделось Андрею Ивановичу, князь Глинский знал если не все, то очень многое и о жизни государева двора, о делах Думы, о жизни своих братьев и даже о жизни своего племянника, особенно же - племянницы, ставшей так неожиданно великой княгиней и царицей великой державы. Михаил Глинский даже знал о ее поездке в Верею.

- Не мог я ей ничего обещать, - оправдывался теперь Андрей Старицкий. - Я знал, насколько гневен Василий Иванович за крупное поражение его рати, виня во всем только тебя, а не скандалистов-воевод, поэтому не счел возможным обнадеживать ее. Исподволь же я стремился смягчить гнев брата-царя и кое в чем преуспел. Снова приблизит тебя, Михаил Львович, царь к себе.

Андрей Старицкий говорил сейчас о том, что мог бы сделать, что просто обязан был сделать, но не сделал, не ударив палец о палец, оберегая себя и своего сына от возможного охлаждения царя-брата. Однако, как можно проверить, выдает ли он возможное за действительное или на самом деле старался обелить князя Глинского.

Глухим эхом донеслись дальние шаги дьяка Казенного двора, значит, пора заканчивать разговоры. Князь Старицкий поднялся с лавки.

- Потерпи еще чуток, - еще раз заверил он Михаила Глинского, - все вернется на круги своя. Все будет в полном порядке.

- Надоело до помутнения сознания. Скорей бы.

Князь Андрей не стал дожидаться дьяка, сам пошел ему навстречу, и первым его словом была просьба:

- Нельзя ли переместить узника в более просторное и более светлое помещение?

- По воле царя Василия Ивановича?

- Считай, что так.

- Исполню.

Не мог князь Андрей даже предполагать, что это маленькое самовольство сыграет в свое время важную роль в его жизни.