Елизавета Дворецкая - Чары колдуньи

• Название: Чары колдуньи
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2015
• ISBN: ISBN 978-966-14-9460-1 (fb2)

Древняя Русь. Над прекрасной Огнедевой сгущаются тучи — колдунья Незвана затаила злобу на Дивомилу и задумала погубить красавицу и ее мужа, князя Аскольда. Из-за темной ворожбы Аскольд возненавидел жену и отдал Дивомилу в заложницы древлянскому князю, своему извечному сопернику. Вызволить княгиню из плена может только князь Вольга, ее первая любовь…

---

И тут же засмеялась. Победы Огнедевы позади, теперь все будет по-другому. Все уже изменилось. Нерожденный ребенок пока защищает киевскую княгиню, но Незвана начала свою работу, ослабляя противницу в тех областях, которые сделались доступны ей.

И первой такой областью стал муж — князь Аскольд, после зачатия ребенка не нужный Ладу Всемирья. Незвана могла бы наслать на него губительную порчу, смертельную болезнь, но не стала делать этого сразу. Мужскую работу лучше предоставить мужчинам — и она лишь пообещала князю Мстиславу, что в случае войны он теперь легко одолеет Киев. А сама пошла в рощу и сломала на дубу ветку и бросила в воду.

— Пойду я во зелену рощу, сломлю на дубу ветку крепкую! — смеясь, творила она заговор, который отнимал мужскую силу князя Аскольда. — И как той ветке не стоять, не расти, так и ярая жила Аскольда сына Дира не восстанет, не воспрянет на женскую плоть, на белое тело! Созываю я сорок синцов, сорок игрецов, чтоб хранили мое слово сильное во веки веков!

И ворожба ее достигла слуха Матери Мертвых: мужская сила Аскольда больше не требовалась Ладу Всемирья. Но этого было недостаточно. Мало того что киевский князь не сможет больше любить свою жену, — он должен ее возненавидеть! И для этого Незвана знала множество способов. Наводить разлад между мужем и женой можно по-всякому: на шерсть с коровьего хвоста и бараньего хвоста, на траву «собачий зуб», на иглы сосновые и иглы еловые, на паутину. Подобрав два камня на перекрестке двух троп — черный и белый, — она принесла их в Круг Черного Огня, туда, где все бывшее живым уходит во власть Кощной Матери, положила на черный платок и окурила дымом горящих трав.

— Как сии камни на разных дорогах лежали, друг друга не знали, так и Дивомиле, Домагостевой дочери, с Аскольдом, Дировым сыном, в добре не жить, вместе не быть, — шептала она, отодвигая камни один от другого. — Пусть будет между ними сор да разор, ненависть да позор!

Осыпав камни пеплом сгоревших трав, она разрезала платок, завернула камни каждый в свою половину, а потом отправилась к Уже.

— Сорок синцов да сорок игрецов я призываю, им вашу судьбу злую вверяю! — провозглашала она, стоя на одном из далеко вдающихся в воду валунов, на грани стихий, и высыпая пепел трав в реку, которая должна была отнести проклятье по назначению. — Лад да покой — из дома долой, грызня да раздор — в дом! Как камни крепки, так мое слово крепко, а кто из реки всю воду вычерпает, тот мое слово своим превозможет!

И Ужа, принимая порчу, несла ее к Днепру, к порогу ненавистного дома. Лунные блики играли на поверхности воды, будто подмигивал Незване сам Князь-Уж, чье имя носила река деревлян.

Глава 3

На то, чтобы достать живого волка, у Званца ушло еще пять или шесть дней. Это не составило бы труда, поскольку он имел множество знакомых среди охотников, но случай требовал сохранения тайны, поэтому Званцу пришлось съездить куда-то чуть ли не к Переяславлю. А в то, что он там наплел, объясняя, для чего ему нужен живой волк — дескать, чтобы принести в жертву Яриле по особому тайному поводу, о котором он не может говорить, — Дивляна не вникала, полагаясь на его сообразительность. Тем временем приблизилось полнолуние, так что задержка оказалась даже кстати. Ведица плакала полдня, жалея о скорой разлуке с Бориславом и опасаясь, что их попытка провалится. У Аскольда, видевшего ее слезы, был мрачный вид, но его решимость непременно затеять войну с Мстиславом деревлянским оставалась крепче камня. Он даже послал людей в Ладогу, к родичам Дивляны, с предупреждением, что осенью или в начале зимы ему понадобится военная помощь. Дивляна была возмущена: ради своей вздорности он собирается отправить в битву ее родных братьев! Одно ее утешало: если ее братья во главе с Велемом будут здесь, возможно, все еще наладится. К Белотуру в Гомье Аскольд тоже послал с этой же просьбой, и Дивляна ожидала в скором времени приезда его самого. Это ожидание их подбадривало: если Белотур и не сумеет в очередной раз помирить Аскольда с Мстиславом, то во всяком случае поддержит двоюродного брата и поможет избежать большой беды.

Лучшие люди полянских родов, жившие в Киеве и поблизости, часто собирались в княжьей гриднице — так киевляне называли большую, шагов на сорок в длину, избу, которую выстроил еще старый князь Дир для дружины, пиров и совета; он называл ее словом «грид». И пленение Борислава, и даже злополучная рупинская дань были только поводом, как понимала Дивляна. Племена полян и деревлян состояли между собой в ближайшем родстве, в их образе жизни, обычаях и языке не было почти никаких различий. Среди деревлян бытовали предания о том, что прародители полян были деревлянского корня и ушли «в поля» из деревлянских лесов в поиске свободного места для жизни. В далекие прежние времена поляне платили дань деревлянам как старшему племени, пока не окрепли и не сбросили с себя зависимость, которую деревляне потом неоднократно пытались вновь на них возложить. В последнее время Киев от защиты перешел к нападению и стремился подчинить себе обширную область, где жило много пахарей и охотников. А заодно и навсегда покончить с угрозой. В те годы, когда киевскими княгинями были дочери уличского князя, деревляне притихли. Теперь же Аскольд, подкрепленный родством с ильмерскими словенами и радимичами, чувствовал себя в силах покончить с вечным противником. Многие знатные полянские роды´, рассчитывая на полон и добычу успешного похода, поддерживали его в этом. Другие сомневались: у деревлян ведь тоже имелись союзники, да и сами они — племя многочисленное и воинственное. Все понимали одно: разгром купцов и пленение младшего сына Мстислав деревлянский им не простит. Одни лишь стремились к тому, чтобы с этим заложником на руках напасть на Мстислава, пока он не смеет сделать этого сам, а другие надеялись ценой освобождения Борислава расширить пределы подвластных Киеву земель.

— Да ведь если мы теперь им Мстиславича живым отдадим, то на другой год Мстислав опять войной пойдет и все, что на сей раз уступит, назад отобьет, да еще и наше прихватит! — убеждал миролюбивых соплеменников воевода Хорт. — Коли повадится волк в овчарню, так не уймется, а деревлянские волки уже сколько веков полянам известны!

А Киев, несмотря на все эти тревожные ожидания, жил обычной жизнью. В теплое летнее время постоянно прибывали обозы из разных земель: от кривичей, радимичей, саваров, дреговичей и волынян, от уличей и тиверцев, от чехов, ляхов и еще каких-то западных племен, которые Дивляна до сих пор не научилась различать. Появлялись козары, даже греки. Нередко купцы являлись к ней на поклон, приносили подарки, прося о покровительстве. Многие хотели знать побольше о войне с деревлянами, слухи о которой уже разнеслись по свету. Но Дивляна ничего определенного сказать не могла. От самих деревлян никто не появлялся, а ведь князь Мстислав не мог не знать о судьбе своего сына. И эта тишина была недобрым знаком. Сейчас — весной, летом и осенью, — когда все силы брошены на полевые работы, воевать, конечно, никто не станет. Но раз Мстислав не прислал никакого посольства и не попытался решить дело миром, это означало только одно: после дня Рожаниц, как только снопы будут свезены в овины и обмолочены, он прикажет собирать войско и поведет его на Киев.

Нередко Дивляна сомневалась, правильно ли поступает, пытаясь вырвать из рук Аскольда его главное оружие. В юности она ради своей любви пошла наперекор собственному роду, теперь нарушает волю мужа, но уже ради любви чужой. Перечить и противиться мужу — большой проступок. Тем более для княгини, обязанной хранить лад и родовой закон не только в своей семье, но и в племени.

— Если Борислав сбежит, что изменится? — шепотом говорила она старой воеводше Елини, пытаясь разобраться. — И до него еще князь воевать хотел. И с ним, и без него будет рать. Воевода Хорт правду говорит: если на этот год князь за Борислава какие-то уступки купит, то на следующий год Мстислав все назад отобьет. А не отдадут княжича, погубят его или будут у себя держать — Мстислав придет за ним. Все равно рати не избежать! А так хоть парень жив останется. И Ведицу жалко, вон как девка убивается. Я тоже так убивалась… — Она опустила глаза. — Только мне не помог никто… Сделала я все как надо, вышла за того, кого отец указал, родовой закон исполнила… Да только Ладе не поглянулось, нет в моей семье согласия, и сколько я ни билась, не получается ничего. Пусть хоть у нее получится. Без бед никому не прожить, но с милым и беды переносить легче, чем как я…

— Не падай духом, горлинка! — Елинь Святославна ласково потрепала ее по плечу. — Может, еще взглянет на тебя Лада приветливо. Согласие тоже, бывает, дело наживное.

— Да где уж тут…

Дивляна все яснее понимала, что счастья в жизни ей не видать, и от этого делалось так страшно, что смотреть в будущее не хотелось. Аскольд обращался с ней все холоднее, делался все более равнодушным и чужим. Да и она, как ни старалась, не смогла вызвать в душе даже четверти тех ярких и горячих чувств, которые когда-то возникли сами собой, стоило ей лишь встретить Вольгу. Тогда любовь расцвела в душе, как весенний цветок, вспыхнула, как огонь, вопреки всем обстоятельствам, а теперь… Дивляна вспоминала предсвадебные приметы, не обещавшие счастья в семье, и понимала, что они оправдываются. Никак не получалось смириться с мыслью, что она должна прожить жизнь в несчастье. Она — Дивомила Домагостева дочь, красавица, которую дома, в Ладоге, все так любили… Неужели ее ждет участь нелюбимой, а то и заброшенной жены? Она не верила, не хотела верить, что это возможно. Вот родится у нее сын, и тогда Аскольд если не полюбит ее снова, то хотя бы будет вынужден больше считаться с матерью своего единственного настоящего наследника. К тому же Аскольд разгневал богов, напав на того, кто пришел к нему как гость. И исправив причиненное зло, она хоть частично искупит вину своего мужа.