Дмитрий Ерёмин - Юрий Долгорукий (Сборник)

• Название: Юрий Долгорукий (Сборник)
• Автор: Дмитрий Ерёмин
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-87994-055-1

Юрий Долгорукий известен потомкам как основатель Москвы. Этим он прославил себя. Но немногие знают, что прозвище «Долгорукий» получил князь за постоянные посягательства на чужие земли. Жестокость и пролитая кровь, корысть и жажда власти - вот что сопутствовало жизненному пути Юрия Долгорукого. Таким представляет его летопись. По-иному осмысливают личность основателя Москвы современные исторические писатели.

---

Отяжелев от добычи, обоз еле шёл по снежной дороге, а Ростислав лежал на возу в хмелю, пел дикие песни или приказывал заезжать в селенья, стоявшие по пути, как редкие кочки среди болота, и предавался гульбе.

Приход обоза в посёлок был очень кстати: людей выкашивал голод. Зима же день ото дня становилась только лютее. Казалось, она посылала в леса и на избы метели да злую стужу в отместку за мокрое лето. И люди хворали.

В посёлке и в станах «тёмных» волхвы опять предрекали скорую гибель. Они проклинали церковь, весь мир и князя. Ослабевший без пищи чернец Феофан напрасно во время крещенского водосвятья звал «тёмных» в прорубь креститься. Креститься никто не шёл. Только два давно окрещённых лихих мужика - Чечотка Худой да Донат с Горы, а с ними и хворая баба Мелашка полезли в воду. Мелашке от проруби легче не стало. Хворь доползла до «вздоха», и баба дня через два скончалась.

Волхвы и это сочли знамением своих богов, якобы не желающих лжи попа, а потому не дающих добра живущим в княжьем посёлке крещёным людям. Волхвы запретили «тёмным» давать крещёным еду и ходить в посёлок: пусть гибнет поповское стадо!..

Присланный князем обоз с едой на короткий срок поддержал людей. Он поддержал бы и дольше, но Ростиславов кощей Стратон был по-кощеевски жаден, берег излишки княжичу и себе. Ещё хорошо, что старик Симеон и Страшко по веленью князя большую часть обоза приняли от Ростислава в первый же день приезда и крепко замкнули в сараях. Иначе бы не сохранить зёрна до весны, до самого трудного часа!

На переломе зимы к весне в посёлке совсем подвело животы без пищи. Хоть солнце делалось с каждой неделей жарче, зима не сдавалась, а лишь лютела. Мир застывал от стужи. Метели выли, как волки. В иные ночи птицы падали с веток мёртвыми, будто камни.

- Афанасий да Кирилла хватают за рыла! - крякал Страшко, выскочив на минуту за мёрзлой охапкой дров, а Полусветье совал к семье на полати новорождённых ягнят, остывающих на холодном полу…

Из-за дождей ещё с осени мал был прикорм для скота, и к «полукормью»[31] скот ел уже те корма, которые были бы в добрый год не тронуты в феврале.

И люди ложились без сил: они съели первую часть своих скудных зимних запасов задолго до «полухлебного» дня. Каждая крошка хлеба и каши теперь была для них драгоценной.

Однако же ни морозы, ни мор людей - ничто не тревожило княжича Ростислава. Придя с обозом в посёлок, он часть из запасов не дал Страшко, а взял себе и целыми днями то пил медовуху в ночлежной избе отца, то ездил в усадьбу Кучки взглянуть на дочь его Пересвету.

Когда пьяный княжич, спрыгнув с седла и отдав коня услужливому Сычу, всходил на крыльцо усадьбы, боярин встречал его лаской:

- Входи, добрый княжич. Прошу: входи. Приход твой - в радость!

Но колкие маленькие глаза боярина были неласковы. Видевший это княжич насмешливо замечал:

- Та радость подобна лекарскому ножу: ковыряет, и кровь струится! Однако же я войду…

Боярин мыслей своих от княжича не таил: он знал о частых ссорах княжича с Долгоруким. Знал и о малых пределах его сыновнего долга. Видел разгульный характер княжича Ростислава, способного ради низких своих желаний пойти на всё. Используя это, Кучка надеялся, наконец, добиться собственных выгод и много раз, сидя с княжичем за большим дубовым столом, говорил открыто:

- Склони ко мне ухо, княжич. Думаю - не тебя, а Андрея, Иванку, Мстислава или кого другого захочет князь посадить в уделе, когда помрёт или уйдёт на Киев.

Пьяно покачиваясь, думая об удачливом, умном брате Андрее, княжич без зависти подтверждал:

- Не меня. То верно: Андрея…

- Однако ты более их достоин…

- Отец мой вон тоже больше других достоин. Однако не он, а доблестный Изяслав сел в Киеве князем…

- Пусть гонит отец Изяслава и сядет в Киеве сам… Ростислав безнадёжно махал рукой:

- Отец из Суздали не уйдёт. Он землю свою не бросит!

Боярин в открытую говорил:

- Однако придётся бросить. Ибо хоть он и сын Мономахов, а зря занёсся: будут суздальские бояре взамен его кликать нового князя. Я так хочу. А со мной в согласии многие из бояр…

- Ну, это ты врёшь: бояре отца не сгонят. Его хоть ругают, а любят. Уж это я знаю крепко!

- Однако если не все, то многие против него. Ты верь мне, княжич…

Хлебнув медовухи, княжич с усмешкой спрашивал Кучку:

- Почто меня не таишься? Вдруг да отцу я гонца пошлю: «Решил, мол, боярин тебя изгнать?»

- Чего мне тебя таиться?

Боярин лил в кубок мёд из медного жбана.

- С отцом ты в раздоре так же, как мы, бояре, какие крепче. Хлебни-ка вот, княжич… ещё кое-что скажу!

Он сам выпивал кипучую влагу и с треском ставил кубок на стол.

- Не только князь, но и княжич Андрей - мой ворог смертельный. Вместе с отцом он точит свой меч на боярскую голову…

Ростислав с одобрительной, вялой усмешкой взглядывал на склонённую седовласую голову Кучки:

- Такую они не снимут: ты сам у любого снимешь… Боярин кричал:

- Сниму!

И, не таясь, багровея от гнева, трясясь от боли, бешено добавлял:

- Сниму! Ибо люб тот Андрей Настасье! Она же млада, неразумна. Могу ли я то терпеть?

- Однако, - смеясь, говорил боярину княжич, - её винить не могу, ибо брат мой хорош и душой и телом. Да я и ему скажу: «Прекрасна младая Настасья! Ответь ей горячим взглядом». Сие, чай, будет ему не трудно. Ибо на столь прелестную, как она, любой поглядит с любовью…

Кучка яростно обрывал:

- Быть может, и ты?

- И я!

Заметив злое движение Кучки, княжич сразу же примирительно замечал:

- Однако мне дочь твоя Пересвета милей: статна, добролика и - как огонь…

Боярин сердито сплёвывал:

- Тьфу! Нелепые речи так и летят из рта, как стрелы!

- Однако то не язык мой твою Пересвету хвалит, а сердце моё! - всерьёз говорил Ростислав, трезвея. - Душа меня к ней влечёт.

Боярин нетерпеливо махал рукой:

- Не время болтать зазря. Ты лучше скажи мне прямо: любо ли будет сесть тебе в Суздале князем вместо отца?

Пыл Ростислава гас. Подавляя привычную, застарелую горечь, он с безнадёжной усмешкой тянулся к кубку рукой:

- Не растравляй моих ран, боярин. Ибо ведомо не только отцу, но и тебе, что стал я разгулен и слабодушен. Такого бояре князем не захотят…

Кучка отталкивал кубок прочь:

- Для умных бояр ты лучше, чем своевольный Андрейша или Мстислав: с тобой сговориться легче. И вот ответь: любо ли быть тебе нашим князем, если Юрий с Андреем уйдут на Киев?

- Ну, любо!

С пьяной логикой княжич настойчиво добавлял:

- Любо, если отдашь мне в жёны дочь свою Пересвету!

- Не до брехни мне, княжич. Я - с делом…

- И то немалое дело. Отдай!

Боярин сердито толкал Ростислава к окну:

- Ты лучше взгляни окрест: богаты московские земли! Недаром и сам я вотчину здесь лелею. Ты - тоже… начни пока с малого: попроси у отца московский посёлок и земли вокруг Потом куплю я их у тебя за многие блага. Будешь богат, наймёшь большую дружину и силой сядешь князем в Рязани аль Муроме… хорошо!

Поверив в возможность такой судьбы, Ростислав ударял по столу широкой, смуглой ладонью:

- Вот это сулишь добро!

И тут же, торгуясь, настойчиво повторял:

- Отдашь за меня Пересвету?

- Однако же ты женат…

- Жену ушлю в монастырь!

С задумчивой, тихой усмешкой, будто на миг представив жену, идущую в монастырь монашкой, он добавлял:

- Прощай навеки, Нерада. Пойдёшь ты вскоре в монашки…

Потом, тряхнув головой и этим как бы сбросив мысль о Нераде, жадно, настойчиво спрашивал:

- Что же, отдашь Пересвету? Боярин сердито лгал:

- Отдам.

- Ещё повтори: отдашь?

- Тьфу, леший! Сказал я тебе - отдам. Уж лучше тебе, чем Иванке…

- Смотри же!

Оскалив белые волчьи зубы, скуластый, довольный, сытый, княжич весело подставлял свой кубок:

- Дай выпить. Потом пойду к Пересвете, скажу ей про эти славные вести…

Кучка, морщась, перебивал:

- И дочь и боярыня нездоровы. Я сам ей про то скажу! - и лил в подставленный кубок пенную медовуху…

Глава XXII. ПУТЬ В ЗАТОЧЕНИЕ

Кому Белоозеро, а мне чернее смолы.

Моление Даниила Заточника

Все эти дни в усадьбе боярина было хмуро: после отъезда князя с Андреем Анастасия слегла и таяла, будто воск.

На мужа, когда он входил к ней в опочивальню, она глядела большими, внимательными глазами - без тени страха, но и без злобы, как смотрит в лицо тюремщика узник, привыкший к неволе и погрузившийся лишь в себя.