Вениамин Башлачев - Русское крестьянство в зеркале демографии

• Название: Русское крестьянство в зеркале демографии
• Автор: Вениамин Башлачев
• Издательство: Традиция
• Жанр: Публицистика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-905074-26-4

Эта книга — изложение исследования развития русского крестьянства по материалам переписей России и описаниям современников. В книге рассмотрены основные этапы развития русского крестьянства, большая часть которых отражена в зеркале демографических процессов. Показано, что в русском крестьянстве былых веков было две ветви: крепостные и вольные. Показана ложность утверждения: «Россию в былые века развивали царь и дворяне». Россию развивали вольные крестьяне. У них было две экономики: летняя — доходы от земли и зимняя — доходы от промысла. Результативность вольных крестьян обусловлена уникальностью Русской равнины и особенностями русского менталитета. В ХХ веке вольному крестьянству нанесены ДВА страшных удара: «раскулачивание» трехпоколенных семей и ликвидация «неперспективных деревень». Книга предназначена для самого широкого круга читателей.

---

   • Переговоры шли годами…

   • Отчего упадок, отчего процветание?..

   • Жизнь несла Россию к земельной реформе

   • Что дала России реформа Столыпина?..

   • Еще из речей Столыпина

   • 90 лет гения Столыпина выставляли злодеем

Отмена крепостного права решила первую главную проблему: сделала «вольными» вчерашних «крепостных» крестьян.

Но отмена крепостного права не решила второй главной проблемы — наделения крестьян землей.

Тугой узел земельной проблемы

На период отмены крепостного права общая площадь освоенной земли составляла 390 млн. десятин. В распоряжении крестьянских общин — и «вольных», и бывших «крепостных» — лишь 131 млн. десятин[43].

Численность крестьян удвоилась, а земель — нет.

Напомню, численность Русского мира по переписи 1897 года была около 88 млн. чел. Остальное население России — около 28 млн. Крестьяне к началу ХХ века составляли 80%. Семья русского крестьянина в среднем состояла из 6–7 человек. Так что число русских крестьянских семей в начале ХХ века было в пределах 10–11 млн.

Поэтому из 131 млн. десятин обработанных земель на ОДНУ русскую крестьянскую семью приходилось примерно 9–10 десятин освоенной земли.

Численность крестьян увеличивалась. А площадь земли крестьянской общины просто так не увеличится. Другой, удобной для крестьянского хозяйствования, земли на Русской равнине уже не было.

Поэтому крестьянский мир общины был вынужден нарезать семьям все более мелкие участки земли.

Ведь основные обработанные земли — по-прежнему остались во владении дворян. На 1905 год 70 млн. десятин земли принадлежали 30 тыс. дворян[44]..

Так что на ОДНОГО дворянина приходилось — более ДВУХ ТЫСЯЧ десятин обработанной земли.

Лишить дворян их помещичьей земли царь не решался. Ведь дворяне — это была вековая опора царского самодержавия. (Эту «опору» рассмотрим ниже).

В результате, к началу ХХ века царское правление оказалось перед земельным вопросом, завязанным в огромный очень тугой узел.

И этот узел надо было «развязывать».

Эту задачу царь поручил Столыпину.

Что важно отметить сразу.

Ту часть огромного «узла» земельного вопроса, которая относится к владениям дворян, Столыпин отложил в сторону и сосредоточился на «развязывании» проблем общинного землепользования.

Так что далее исследуем — именно, проблемы общинного землепользования.

Развитие русского крестьянства начала ХХ века и реформу Столыпина полезно рассмотреть с привлечением мнений и практики самих крестьян.

При этом важно понять:

— какие препоны в этом тугом узле земельного вопроса видели сами крестьяне?..

— какие взгляды были среди самих крестьян?..

Взгляды и препоны

Сначала почитаем как видел проблему общинного земледелия современник русских крестьян начала ХХ века, редактор сельскохозяйственного журнала, предназначенного для народных училищ, сельских библиотек, читален и отдельных хозяев:

«Крестьянин имеет право пользоваться своею землею только от посева до уборки. После уборки поле его переходит в общественное пользование для пастьбы скота. При таких условиях крестьянин лишен мало-мальски возможности подготовить пашню к посеву.

Земельная неволя связывает крестьянина по рукам и ногам. Он не пользуется даже простой свободой занятий и хозяйственного почина. Предприимчивый не может использовать свою землю, как ему кажется выгодным. Он должен использовать так, как не хочет, но как считает это нужным самые неспособные крестьяне в деревне. Все должны обрабатывать землю на один манер»[45].

Согласитесь, если «все должны обрабатывать землю на один манер» — в этом прямая нелепость такой формы землепользования.

Ведь наиболее «предприимчивые крестьяне не смогут использовать землю, как ему выгодно».

И такая нелепость землепользования в крестьянской общине средней и южной полосы Русской равнины, в отличие от северной, была.

«Опостылела жизнь в табуне…»

Из письма крестьянина Тульской губернии:

«Нас четыре брата и пятый отец, и все мы работники. Нам очень хотелось бы всем жить дома на своем хозяйстве.

А это невозможно потому, что при нынешней обработке земли с общиной и трехпольем, земля наша не прокормит нас. Поэтому 2–3 из нас живут на стороне и оплачивают оброк.

А ведь наша земля при лучшем возделывании в состоянии прокормить втрое большую семью против той, скольких кормит она теперь.

Мы это отлично понимаем.

Поправить землю?.. Но как?..

Поправлять землю неизбежно нужно начать с травосеяния, а тут община и трехполье, вот и начни поправлять ее?!..

Сельскохозяйственная литература нам доступна, но при таком порядке бесполезна. Хотя мы и засадили сад яблонями, но все это делается нами вяло, так как мы не уверены в глубине души, что это никогда от нас не отберут или не урежут…

Спасение крестьянского хозяйства будет состоять в том, что, освободившись от ненавистной общины, хотя бы небольшая часть более трезвых и развитых крестьян, которые еще уцелели, даст пример и образец земледельческого хозяйства.

Жизнь в табуне при общинном владении землей, при постоянном раздоре из‑за общественных дел, до того нам опостылела, что все только и думают, куда бы пристроиться на жалованье, куда бы убежать из своей деревни, с глаз долой.

Мы стыдимся своей нужды друг перед другом, стыдимся грехов своих и перед знающими нас и перед самим собой, а оттого и потребность бежать куда‑нибудь. всем хочется уйти куда‑то, где бы их никто не стеснял.

И если до сих пор еще остаются на своих местах крестьяне-общинники, сплошные нищие, то только потому, что места с жалованьем не может найтись для всех. Да к тому же и с землей в общине не скоро разделаешься. Многие крестьяне отдают свою душевую землю другим и согласны не только не брать аренды, но даже платят по 5–6 руб. с души тем, кто освободил их от этой земли, а сами уезжают.

От всего от этого и падает крестьянское хозяйство. Жить в деревне стало вместо Божеского наказанья.

Чтобы спасти крестьянское хозяйство, нужно дать ему новую форму, при которой была бы возможность кормиться на этом хозяйстве.

При подворном владении не будет места соблазну на все дурное, а главное, на водку. Еще большая выгода та, что люди не будут ненавидеть так друг друга, будут реже сходиться в кучи для пустых пересудов… При теперешнем житье в табуне мы до тошноты надоели друг другу…»[46].

Как видите, предприимчивый крестьянин понимает, чтобы увеличить урожаи — это надо «поправлять землю». Для этого нужно начинать с травосеяния». А при «общинном трехполье» — это сделать невозможно.

«Молодым крестьянам хочется развернуться»

О подобной проблеме свидетельствует письмо и другого крестьянина Тульской губернии:

«Большинство сильных крестьян готово сразу начать новую форму подворного владения землей.

И только более слабые, а их треть, твердят: «А как нам быть со скотиною? Кто ее сторожить будет? На какие средства нароем себе по колодцу»

Очень немногие протестуют против расселения дворов на отдельные участки земли. Большинство в один голос кричат, что тогда и человек человеку не надоест как собака, как теперь. Что и ссор от дальнего расстояния убавится намного. Что каждый, придя к дому к другому, будет считаться скорее гостем, чем надоедливым соседом. Да и страху от пожара не будет.

А главное, что всякий будет чувствовать под собою свою землю, свое хозяйство, никем и ничем не связанное с соседом. В особенности молодым крестьянам хочется развернуться на просторе с развязанными руками, на своей земле…»[47].

Как видите, письма полны стремления к свободе длительного хозяйствования на своей земле. Ведь любой настоящий крестьянин знает: хорошая земля за год не делается!

«Я — крестьянин из молодых…»

Вот еще мнение читателя журнала:

«Прихожу в неописуемый восторг, прочитавши статью о подворном владении землей. С умилением сердца благодарю Господа, что в наше время умные люди сознают и даже ратуют против железного кольца, которое обхватило крестьян и не дает им свободных действий, не дает им воли, не дает возможности воспрянуть, улучшить хозяйство и поднять урожай, который упал благодаря общинности.

Я крестьянин из молодых, и все современные крестьяне — не можем дождаться, когда придет час, когда отменят эту устарелую общинность. И хотел бы я улучшить свое хозяйство, да не могу. При таком порядке невозможно ничего сделать. Невозможно на словах передать всей этой ненужной, непременной общинности…