Сергей Свидерский - Тайна казачьего обоза

• Название: Тайна казачьего обоза
• Автор: Сергей Свидерский
• Жанр: Научная Фантастика

Нечто историко-фантастическое. В 1914 году, в Якутии, нашли некий артефакт, за которым охотятся китайцы…

---

Хрустя квашеной капустой, Витя спросил:

— Не водку кушать же ты меня позвал? — и наполнил рюмки, — понадобились, значит, мои скромные услуги.

— Не услуги. Работа.

Челюсти Вити, перемалывавшие язык с хреном, остановились на полпути; наклонившись, он переспросил:

— Работа?! Такие, как я не работают.

Федя выпил.

— Знаю, — взглядом указал на рюмку в руке, — пей лекарство. Доктор приписал. — Дождался, пока друг выпьет и добавил, что он тоже не работает, но работу выполняют работники.

Витя к рюмке не притронулся. Проглотил пластик языка, вытер губы наружной стороной кисти.

— Темнишь, Федя, — он прищурил глаза, хрустнул пальцами рук. — Мутки всякие не люблю.

— А золото любишь? — спросил громким шёпотом Федя, резко наклоняясь вперёд, галстук проехался по закускам и, почти коснувшись лба друга, повторил: — Золото … любишь!..

Тщетно напрягая извилины, Витя Рябой силился вспомнить, кто его уже пытался за прошедшие сутки соблазнить рыжьём. Помассировал ладонями лицо, соединил их перед собой, будто собираясь молиться.

— Сколько?

Фёдор Витальевич любил держать в напряге конкурентов и друзей, задавая в лоб неприятные вопросы или говоря пикантные вещи. С другом этот вариант не пройдёт. И, поменяв тактику, завёл речь, не касаясь конкретно поднятой самим темы, вскользь упоминая что-то, давно забытое. Всё время вставлял в путаную речь беседы, разбавляя монотонность, яркое «ты мне друг или куриная ляжка», радужное «мы друзья или заячьи хвостики», кумачовую строгость слов «я так понимаю, дружба дружбой — табачок врозь» и одиозно-оранжевое «пуд соли не съели, но половину-то точно!», будто запутывал следы зверь, уходящий от погони.

И ходил, ходил словесными кругами, поднимая буквенную пыль вокруг темы; приложив руку к сердцу, утверждал, для этого необходимо напрячь все силы.

В итоге Витя потерял нить Ариадны в вербальном лабиринте арабески-монолога друга, устав слушать пустой трёп, поставил лекарственный затор на пути словесной диареи.

— Короче, — сдерживая кипение души, оборвал друга Витя. — Безусловно, понадобится, если, напрячься можно, дуться, мучиться и пучиться. Согласен. Ради чего? — развёл руки, — ради эфемерного золота? Ты знаешь, я пацан конкретный, и мне нужна конкретность. Иначе, к чему напрасные муки?

— Durch uberwuchsen der Qualen zu Quelle der Genusse[13], — улыбнулся приветливо Федя. — Али забыл?

— Али забыл, — передразнил Витя и сухо щёлкнул пальцами, — ты вот … это, блин … никак не можешь без своего пангерманизма, что ли!

— А что вдруг такое? — воскликнул Федя. — А?

— А то, — отгрызнулся Витя, — твой филологический мусор захламляет уши. Будь человеком, базарь по-пацански.

Не сводя глаз с друга, хозяин кабинета покачал головой.

— Нет, — протянул он. — Базару ты от своей шпаны наслушаешься. Я буду — говорить!

Федя повторил рюмочное водочное половодье.

— Знаешь причины нервных срывов? — спросил друга и, не дожидаясь, ответил, — вовремя не выпито, когда налито.

Золото, закусив, сказал Федя, твоя цель; царское, приблизительно пять-шесть пудов. (Витя снова попытался вспомнить, кто именно заикался ему о рыжье, вес назван другом почти такой же.) откуда знаю, сорока на хвосте принесла. Где оно, надеюсь скоро узнать. Мой интерес — одна вещица, она находится вместе с золотом. Тебе рыжьё; мне — вещь (снова Витю это насторожило). Думаю, справедливо. Согласен? Витя поразмыслив, совершая обходной маневр, спросил, он единственный, к кому Федя обращался с такой просьбой (в такие вещи, как совпадения Витя не верил). Федя постучал пальцем по лбу, мол, не к ментам же идти или у тебя в городе появились конкуренты. Витя напрягся; конкуренты были да сплыли, кто крепко спит, кто кормит рыб. Федя улыбнулся, видишь, без вариантов. Пять пудов говоришь, спросил Витя, Федя кивнул, пять-шесть; даже пять — это сильно. Какова цена твоего интереса, коли ты его смело на золото поменял; безделушка отмахнулся Федя (в голове у Вити снова шевельнулась мысль, кто-то тоже говорил про безделушку), ой ли, так уж и безделица. Блажь у меня такая, заверил друга Федя, хочешь, верь, хочешь не верь.

Опорожнив подряд два бокала пива, Витя вдруг встал, поднял лицо к потолку, прищурил глаза; некоторое время он так стоял, что-то подсчитывая и умножая в уме.

— По рукам! — согласился он и закинул удочку, — скажи, хоть как вещица-то твоя выглядит, чтобы с золотишком невзначай не перепутать…

Хатынг-юряхское шоссе, пригород Якутска. Дача Косиндо. 29 мая 2014 г.

Детство своё Эдуард Алексеевич Косиндо помнил смутно.

Из поздних разговоров с отцом узнал, когда ему исполнилось три года, семья Ко-Син-До вынуждена была тайком эмигрировать в советский Союз. Несмотря на маленький возраст, врезалось Эдику в память и осталось в ней навсегда, как они в спешке покидали дом. Зима в том году выдалась студёная, снежная, мели метели сутки напролёт; пурга заносила снегом ветхие хибарки по самые крыши.

С трудом отворяя дверь, вместе с морозом и колючим ветром в дом вошёл отец. У него было встревоженное лицо; он что-то крикнул матери; Эдик, тогда его звали У, не разобрал слов отца, чтобы как-то побороть голод, мать уложила маленького У спать, но судя по красивому побледневшему лицу мамы и искажённому страхом лицу отца, это было очень серьёзно.

Мама бросилась собирать нехитрый скарб, но отец её остановил:

— По, бери ценное и необходимое, документы, провизию. Одевай сына. Я скоро вернусь.

Мама не спросила отца, куда он отлучается. Никогда не интересовалась раньше, ни позже, когда перебрались через границу и добрались до Якутии.

Отец вернулся в сопровождении незнакомца и указал на него:

— Он нам поможет в пути.

В ночь, в метель, в снег, соединивший плотным белым покрывалом небо и землю, они вышли из дома, навсегда с ним попрощавшись.

Ветер крепкими руками рвал одежду, забирался под неё длинными ледяными пальцами; выкалывал глаза острыми лезвиями холодных поцелуев.

Их путь пролегал вдали от населённых пунктов. Питались беглецы скупо. Зато не было ограничения в воде, топили снег, и пили, забивая жидкостью чувство голода. Окольными путями подошли к границе.

Последний ночлег перед переходом провели в небольшой пещере. На скудном огне костра мать приготовила рис с остатками сушёных овощей. «Всё, — сказала она, ни к кому не обращаясь, — запасов больше нет». «Здесь они вам не понадобятся, — подал голос незнакомец, всегда говоривший шепотом исключительно с отцом. — Завтра вы будете дома: Советский Союз ваш новый дом».

Утром, бушевавшая всю ночь вьюга угомонилась. В пещеру вошли гости. Три крепких упитанных мужчины. Поздоровались, справились о здоровье. Отец повёл себя странно, он, будто раболепствуя, заговорил с ними. Согнал жену и сына от места возле костра, пригласил их сесть. Мужчины отказались, жестом приказали следовать за ними. Отсутствовал отец недолго, вернулся один. Сказал, собирайтесь, пора идти.

Снег родины слепил и резал глаза. Мама и маленький У прослезились; на лице отца отсутствовали эмоции, с закаменевшим лицом он, провёл взглядом по заснеженным горам и виднеющейся вдали равнине, прощаясь с Родиной молча.

В России их ждали. Выправили документы: отец носил новое имя — Косиндо Алексей Семёнович; мама — Татьяна Ивановна; сыну дали красивое имя Эдуард.

С тех пор у семьи Косиндо пошла совершенно другая жизнь. Отец выучился на киномеханика, работал в кинотеатре «Центральном»; мама работала учётчицей на овощной базе треста столовых и ресторанов; Эдик подрос и пошёл в школу: октябрёнок, пионер, активная жизнь внутри класса; комсомол, избрали комсоргом класса, затем — школы. Всё у них было, как и у всех. Жили одной жизнью огромной и прекрасной страны.

Срочную службу отслужил Эдик на Тихоокеанском флоте. Хотел учиться дальше, мечтал стать инженером-строителем.

Планы подкорректировал отец. Он поведал истинную историю бегства с родины, сказал, чем должен заниматься сын. В семействе Косиндо слова главы семьи оспаривать не принято. Эдик поступил в университет на исторический факультет; выучился и остался преподавать в родных стенах Alma Mater.

В девяностых занялся бизнесом. Платили преподавателям мало; чтобы как-то прокормить семью, научился торговать. Месяц спустя в дом ворвались рэкетиры. Требовали денег. Угрожали расправиться с женой и сыновьями. Требуемой бандитами суммы не оказалось, Эдик попросил отсрочки, её собрать.

Вот тут-то и свела Судьба Эдуарда Косиндо, преподавателя истории, с Виктором Рябцевым, с состоявшимся главарём местной ОПГ Витей Рябым. Он выручил горе-предпринимателя, отвёл грозы от его головы и стал надёжной «крышей». Впоследствии они даже подружились. К тому времени Эдик Косиндо вернулся к преподавательской деятельности. Завещанное отцом крепко вырезано на скрижалях памяти, а ослушаться отца, равносильно самоубийству. Все эти годы выполнял тайное поручение отца.