Владимир Одоевский - История о петухе, кошке и лягушке

• Название: История о петухе, кошке и лягушке
• Автор: Владимир Одоевский
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2011

"Лекарь был в отчаянии. Он к Ивану Трофимовичу и с вертелом, и с ланцетом, и с щипцами: Иван Трофимович не дается. Наконец городничий рассердился, лекарь также; минута была решительная: от нее зависели и будущая слава Богдана Ивановича, и богатство, и Академия, и статьи в газетах, и завидная участь его ученого поприща…"

---

– Э! да какая у тебя товарка! – сказала Марфа Осиповна, – давно ли, батюшка, завелся?

– Да давно уж, матушка! лет восемь; с тех пор как мы с тобою не видались…

– Да где, батюшка, и видеться! Ведь восемьдесят верст не шутка! Ты человек служебный, а мне уж не подлета. Три дня, батюшка, к тебе тащилась: ведь на своих!.. Чуть было в грязи не утонула, а еще все большой дороги держалась; ты знаешь, у нас новую дорогу сделали! Кисанька! Кисанька!.. Экая славная!.. Ну, вижу я, ты, право, домком позавелся! Уж не жениться ли хочешь? На дворе я у тебя видела матерого петуха, а здесь кота заморского: а ведь по нашему, по бабьему реченью, кот да петух, что жена, милый друг!

– Ну уж, матушка Марфа Осиповна: что до петуха касается, то его хоть бы не было. Такой крикун – провал его возьми! – глаз свести не даст. Я, пожалуй, вам его хоть даром отдам…

– Благодарствую, батюшка Иван Трофимович. Да зачем это?

– И ничего, матушка! свои люди, сочтемся. А уж Васька-то мой! То уж подлинно сказать, Марфа Осиповна, что мой Васька милее иной жены. Кабы вы знали, какой затейник, какой забавник! Не только что на охоту ходит, да песни поет, да старую шею у меня греет, – нет, матушка: ведь от меня он крохи не получает, а сам со мною по городу бродит да с лавочников оброк берет!..

– Неужели в самом деле!

Невозможно описать всех рассказов Ивана Трофимовича и всех расспросов Марфы Осиповны, и я, подобно сочинителям чувствительных романов, когда дело доходит до страшной завязки, предоставляю читателям дополнить воображением все, что было сказано, недосказано и пересказано при этом свидании.

Прошло несколько дней. Однажды после обеда, сидя за чайным столиком, Марфа Осиповна сказала Ивану Трофимовичу:

– Смотрю я на тебя, батюшка!..

– Да! – отвечал Иван Трофимович. – Так что же?

– А то, что нехорошо!

– Что нехорошо?

– Да так! нехорошо…

– Да что оно такое нехорошо, матушка?

– А то, зачем ты позволяешь кошке себе на ухо шептать!

– На ухо шептать?

– Да, вон видишь: ты, батюшка, ее отогнал, а она тебе опять в ухо лезет.

– Признательно вам сказать, Марфа Осиповна, что же тут дурного? Оно тепло и приятно.

– Да то тут дурного, Иван Трофимович, что она тебе жабу в голове нашепчет.

– Как жабу нашепчет?

– Да так, что у тебя ни с того ни с сего жаба в голове заведется.

– Что ты, матушка, говоришь? Уж жаба в голове заведется!.. Да как она туда зайдет?

– Как хочешь, Иван Трофимович! верь или не верь: я тебе не свои слова говорю, а что от родителей слыхала. Ты помнишь батюшку-покойника: он, бывало, слова даром не проронит; а он частенько – царство ему небесное! – толковал, что если кому кошка на ухо шепчет, у того непременно в голове жаба заведется.

«Что эта баба мелет? – думал про себя Иван Трофимович, ложась в постелю и поглаживая Ваську. – Вишь, кошка жабу может нашептать! Чего эти бабы не выдумают!»

Однако ж у Ивана Трофимовича в голове и один и два. Вот кажется Ивану Трофимовичу, что его что-то в голову стукнуло, и будто голова у него заболела. И он думает: «Болит она аль нет? болит, точно болит!.. Нет, не болит, точно не болит!..»

Вставши поутру, Иван Трофимович, как человек благоразумный, рассудил, что в таких случаях лучше всего спросить человека знающего. Был у него задушевный приятель, Богдан Иванович, уездный лекарь. Давно они уже с ним не видались. «Дай-ка зайду к Богдаше, – сказал Иван Трофимович, – да спрошу: он человек искусный, и верно мне всю правду скажет». Сказано – сделано.

Не хотелось Ивану Трофимовичу признаться, что он поверил бабьим сплетням, но, как человек тонкий, завел речь стороною.

После обыкновенных приветствий Иван Трофимович сказал лекарю:

– Что это, батюшка, Богдан Иванович? У нас в городе все головой жалуются. Отчего бы это?

– Да не мудрено, Иван Трофимович! – отвечал лекарь. – Теперь пора осенняя, а в эту пору обыкновенно усиливается геморрой.

– А разве только что от геморроя и может болеть голова?

– Нет; она может болеть и от разных причин: от простуды, от угару, от несварения пищи.

– А от каких ни есть других причин может болеть голова?

– Да от каких же это?

– Ну, примером сказать, правда ли это, батюшка, что будто бы иногда у человека жаба заводится в голове?

– Мало ли чудес в теле человеческом! Бывали и такие примеры.

– Как! Бывали?

– Да, но, к счастию, очень редко.

– Какие чудеса на свете бывают! Да как же помочь в таком несчастном случае?

– Ну, тут уж надобно делать операцию!

– Операцию!

– Да! И очень трудную. Вскрывают голову.

– Вскрывают голову? Да как же это?

– Да вот, видишь: есть такой инструмент; он словно крышка с чайника, только кругом его острые зубчики, как у пилки.

– Ну?

– Вот на голове выбреют волосы, кожицу подрежут кругом, да и приймутся вертеть этот инструмент на черепе: он и выпилит из него кружочек.

– Ну?

– Ну, кружочек снимут: если лягушка или что другое на том месте, то…

– Как, если на том месте!.. А если на другом?

– Ну, так еще вертят череп.

Ноги оледенели у Ивана Трофимовича; однако ж он собрался с силами и выговорил:

– Как же это, батюшка! этак всю голову как тыкву изрежут!.. Да что ж с человеком-то в это время бывает?

– Чему быть с человеком? Он лежит без памяти.

– И живут еще после этакого мучения?

– Признательно сказать, Иван Трофимович, так почти всегда умирают.

В раздумье пошел Иван Трофимович от лекаря. «Не соврала баба! – сказал он дорогою, – не соврала! Экая беда какая!» И, пришедши домой, он увидел, что Марфа Осиповна уже собирается в путь.

– Куда спешишь, матушка?

– Да что, Иван Трофимович, время терять! Спасибо тебе, все дела мои покончила; какие хвосты остались, ты и без меня их заправишь. Благодарим за хлеб, за соль…

– Не на чем, матушка, не на чем!

Когда Марфа Осиповна собралась совсем уже садиться в кибитку, Иван Трофимович, скрепя сердце, сказал ей:

– Послушай, матушка: подарил я тебе петуха… возьми уж… и кошку!

Марфе Осиповне того только и хотелось.

– И! зачем это! – отвечала она. – Ведь у тебя Васька единое утешение…

– Нет, матушка! Я вот, видишь, человек холостой, прибирать в доме некому, а ведь кошка блудница; прыгнет неравно куда да заденет, разобьет… У тебя же в деревне простор большой.

– И подлинно так, Иван Трофимович! Давай, давай; а я тебе за то к великому посту пришлю медку к чаю да грибков сушеных… Ведь ты, чай, постничаешь?..

Почти слезы навернулись у Ивана Трофимовича, когда пришлось расставаться с Ваською; но делать было нечего. Петуха усадили в лукошко, Ваську в мешок, Марфу Осиповну в кибитку – и все тряхнулось и покатилось.

С тех пор жизнь опостылела Ивану Трофимовичу. Все ему грустно, все холодно вокруг шеи; даже чай ему казался горьким, сколько он ни прикусывал сахару. Войдет ли в комнату, – ему чудится, что Васька мурлычет; пойдет ли по городу – все оборачиваются полюбоваться на него: то схватится за холодную шею, – и нет Васьки!..

Однажды, когда Иван Трофимович сидел за чайным столиком и перед ним стыла налитая чашка, зашел к нему приятель.

– Здравствуй, батюшка Иван Трофимович! Подобру ли, поздорову поживаешь?..

– Нет, почтеннейший!.. нездоровится! Даже чай в горлышко не идет.

– Да что ж такое с вами, Иван Трофимович?

– Да Бог весть что!.. И голова побаливает, да и что-то грустно все; ни на что глядеть не хочется.

– И, батюшка, Иван Трофимович! Хотите, я вас лекарству научу?

– Удружи, почтеннейший!

– Прибавляйте кизлярской водочки к чаю, – так не то заговорите.

– Что ты, почтеннейший! Я сроду хмельного в рот не брал и вкусу в нем не знаю.

– Попробуйте. Ведь вам уж пьяницею не сделаться!.. А кизлярская водка с чаем, скажу вам, лучшее лекарство от всех болезней. Лекаря обыкновенно ее отсоветывают оттого, что это лекарство отнимает у них барыши, а его действительность я сам на себе испытал. Вот, онамнясь, у бугорья мост у меня под кибиткою провалился: кучер еще как-то удержался, а меня отбросило в промоину. – по уши в воду, батюшка! Нитки сухой не осталось! Приехал домой, – день-то был морозный, – такая меня проняла трясавица, что свету Божьего невзвидел: в голову бьет, зубы стучат, руки и ноги ходенем ходят. Что ж я? Жена! давай чаю, давай водки! Да как вытянул стаканчика два, на другой день как рукою сняло. Ведь это уж видимый опыт!.. Какое бы лекарство так скоро подействовало? Послушайтесь, Иван Трофимович, попробуйте: право, благодарить меня будете! Ведь есть у вас кизлярская?..

– Держу для приятелей.

– Ну, попробуйте! Ведь раз – ничего не стоит!

Иван Трофимович послушался, попробовал; сперва было поморщился, но потом он сказал: «Странное дело!.. Водка лучше вкус придает чаю! Посмотрим, какая-то будет польза».

После двух чашек в самом деле Ивану Трофимовичу сделалось гораздо веселее. Это наслаждение он повторил и на другой день, и на третий, и на четвертый, и так далее.