Марк Хелприн - Солдат великой войны

• Название: Солдат великой войны
• Автор: Марк Хелприн
• Жанр: О войне
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-80437-5

Впервые на русском языке – роман от автора «Зимней сказки» и «Рукописи, найденной в чемодане». «Солдата великой войны» сравнивают с книгами Ремарка, Хемингуэя, Пастернака. Казалось бы, о войне сказано очень много и очень многими, но каждая судьба, перекореженная колесом истории, интересна по-своему.

Герой романа Хелприна, Алессандро Джулиани, – профессор эстетики. Спустя полвека после Первой мировой войны он проходит некогда пройденный путь по дорогам, которые тогда, в 1914-м, были освещены таким же ярким солнцем, но все было совсем иначе, потому что шла война и солдаты, сбивавшие в кровь ноги на этих дорогах, могли в любой момент умереть.

«Я пообещал себе перечитывать эту книгу по крайней мере один раз в десять лет для проверки души», – пишет читатель. Мало книг, о которых можно так сказать.

---

– Мне приснился чудесный сон! – воскликнула она. – Ich traumte, ich tanzte mit einem Schwan! Er hatte die wunderbarsten flauschigen Polster an dem Fussen, und er war auf einem Mondstrahl in mein Zimmer gekommen… Мне снилось, что я танцую с лебедем! У него были такие удивительные белые пушистые подушечки на лапках, и он вплыл в мою комнату на луче лунного света.

– Боже мой, – выдохнула Патриция, вспомнив о привычке Лорны: когда той снилось что-нибудь удивительное, она залезала в постель к кузине, чтобы рассказать этот сон в мельчайших подробностях. – Лорна, дорогая моя, а нельзя ли рассказать этот сон утром? Завтра нам рано вставать, ведь мы спускаемся в Сейзер-Альм, и я так устала!

– Конечно же, нет! – Лорна проявила немыслимую бездушность. – Ты же знаешь, если я буду ждать до утра, то забуду подробности, а ты обожаешь именно их.

– Но Лорна…

– Такой худенький лебедь с оранжевым клювом, оранжевым, как в радуге, и он меня любил. Я спросила, как ему удается путешествовать на луче лунного света, и он ответил мне, спев золотистую песню… Подвинься. – Она приподняла одеяло и одним прыжком плюхнулась на кровать – всем своим немалым весом. «Шлернхаус» тряхнуло.

Патриция, которую, конечно же, звали не Патриция, встревожилась. Она потеряла Алессандро, который целиком оказался под Лорной. Мог ли он дышать? А если он закричит?..

– Золотистая песня ласкала слух. Однажды я слышала в поместье моего деда в Клагерфурте, как точно так же пела птица… Что это? Это твоя нога?

Словно давая отрицательный ответ, Алессандро, второй раз за ночь лишившись возможности двигаться и дышать, яростно укусил одну из необъятных ягодиц Лорны.

В сравнении с воем, сорвавшимся с губ толстой молодой женщины, золотистая песня воображаемого лебедя звучала так же буднично, как репертуар уличного певца. В нем чувствовалась сила и мощь паровозного гудка. И его наполнял такой ужас, что проснулся весь «Шлернхаус». Альпинисты, поварята, адвокат Джулиани, придворные все разом сели в кроватях, словно громом пораженные. Вскрикнула даже маленькая Патриция.

– Was ist es! Mach es tot! Mach es Tot![16] – проорала Лорна и вновь взвыла.

Никогда еще лампы «Шлернхауса» не зажигались одновременно и так быстро. Со стороны, из тумана могло показаться, что в доме сработала громадная вспышка фотографа или выстрелило орудие, так быстро озарились все окна. Четверо солдат в тяжелых сапогах, с примкнутыми штыками прибежали по коридору. От волнения им и в голову не пришло повернуть ручку. Они просто высадили дверь, которая упала на пол с грохотом взорвавшейся бомбы. Придворные, рожденные и воспитанные на страхе перед покушениями и убийствами, дружно застонали.

Алессандро свернулся в клубок под одеялом. Патриция плакала. Лорна, навалившись спиной на кроватную стойку, замолчала. Ее вытянутый палец указывал на выпуклость под одеялом.

– Что это? – спросил офицер гвардии, выхватывая саблю. – Какое-то животное?

– У него ужасные зубы! – прокричала Лорна.

Алессандро осторожно выглянул из-под одеяла. Солдаты на несколько мгновений замерли, наблюдая, как он откидывает одеяло, слезает с кровати и направляется к двери, с тем, чтобы вернуться в свою комнату. Впрочем, Алессандро сомневался, что ему позволят уйти.

И действительно, два сержанта схватили его за уши и потащили по коридору. Он понимал, что они унижены, поскольку он обманул их бдительность и сумел пробраться в святая святых, а еще ему мстят за то, что он итальянец. «Папа!.. Папа!.. Папа!..» – закричал он, испугавшись, что его убьют. Мир рухнул, по щекам медленно потекли слезы. Возлюбленный Патриции или сын Гарибальди исчезли, остался только главный преступник империи Габсбургов, убийца, животное с острыми зубами.

– Что вы делаете? – вскричал адвокат Джулиани вооруженным солдатам, хотя выскочил из своей комнаты в халате и ростом они превосходили его вдвое. – Отпустите его!

Алессандро видел в своем отце весь свет этого мира, но солдаты по-прежнему держали его.

– Вы с ума сошли? – спросил римский адвокат гвардейского офицера. – Так вы обращаетесь с детьми?

– Наши дети приличные, опрятные и хорошо воспитанные, – прорычал офицер с такой яростью и ненавистью, что старший Джулиани и его сын разом замолчали. Офицер принялся рассказывать собравшимся свою версию случившегося. Алессандро дрожал, пусть и понимал лишь отдельные слова.

Появилась принцесса, хмурая от злости, трясущаяся рука плясала на бедре.

– Этот ребенок пытался надругаться над моей внучкой, – объявила она. И, трясясь, добавила: – В другие времена я бы приказала его расстрелять.

Адвокат Джулиани побледнел. Испугавшись за жизнь Алессандро, взял инициативу на себя.

– Сандро, это правда? – спросил он.

Алессандро не понял обвинения, но уловил тон и знал, что лучше объятия Патриции в жизни ничего быть не может.

– Нет, – ответил он.

Однако отец поднял руку и отвесил Алессандро оплеуху. Звук разнесся по коридорам, а Алессандро упал на пол.

Потом адвокат Джулиани поднял сына.

– Мы уезжаем утром. – И унес мальчика в их комнату.

Там сразу уложил Алессандро в постель и укрыл одеялом. Говорили они шепотом.

– Все в порядке, – успокоил отца Алессандро.

– Это была не моя рука, – извинился его отец. – Я испугался того, что они могли с тобой сделать. Они не такие, как мы.

– Я знаю, – ответил Алессандро.

– Ты должен понять, – в голосе отца слышалась мольба. – Я никогда не бил тебя прежде и не буду бить в будущем. Солдаты были вооружены. С примкнутыми штыками. Эти люди сурово наказывают своих детей. Я не хотел тебя бить…

– Я знаю, – ответил Алессандро, прикоснувшись к лицу отца, как отец часто прикасался к его. И хотя он смотрел на адвоката Джулиани, перед его глазами в солнечном свете вращалось колесо – почти по собственной воле.

– Папа, когда мы завтра уедем, колесо будет вращаться, да?

– Какое колесо?

– Канатной дороги.

– Да, оно постоянно вращается.

– Даже если мы этого не видим? Даже если нас здесь нет?

– Разумеется. К нам оно не имеет никакого отношения.

– Даже если мы умрем?

– Да.

– Тогда, папа, я не боюсь смерти, – заявил Алессандро.

* * *

– С вами все в порядке? – спросил Николо. – Мы здесь уже не один час. Луна начала садиться. Может, нам лучше пойти, если только вы не хотите поспать.

– Помоги мне встать, – попросил старик, – и мы пойдем.

– О чем вы задумались? – спросил Николо, когда они спустились на дорогу. – Я видел, что вы не спите.

– Да, я не спал. Думал о том, что случилось давным-давно.

– О чем именно?

– О том, как история, география и политика влияют на любовь. И как она, в свою очередь, влияет на них.

– Звучит как-то расплывчато. Я хочу сказать, на эту тему есть не одна сотня историй, правда?

– Правда.

– И тут даже не надо ничего особо выдумывать, так?

Алессандро закрыл один глаз, наклонил голову почти как бык.

– Пожалуй, синьор Самбукка.

– А какова настоящая история? Я спрашиваю, о чем вы думали, а вы говорите мне про историю, географию, политику, любовь. Я же хочу знать, что случилось и с кем. Разве этого недостаточно?

– Достаточно, если тебе семнадцать и большая часть жизни впереди, а когда остается гораздо меньше, чем уже прожито, пытаешься докопаться до сути. Иногда удается, иногда – нет. Я думал о своем отце. Мне следовало больше и чаще его успокаивать. Однажды он ударил меня на глазах австрийских солдат и ужасно огорчился, не только тогда, но и до конца жизни. Он считал, что предал меня. Я так и не смог его переубедить.

– Они его заставили?

– В каком-то смысле.

– Вам следовало их убить.

– Я и убил. Только чуть позже.

– Как вы это сделали?

– Сделал что?

– Убили.

– Стрелял по ним из винтовки, а в ближнем бою пускал в ход штык.

– Господи! – У Николо округлились глаза. – Как-как вы это делали? Как вы их убивали?

– Боюсь, не смогу утолить твое любопытство.

– Почему? Вы же не единственный, кто воевал.

– Ты все говоришь правильно, но я выжил. И это ставит меня на более низкую ступеньку.

– Более низкую?

– Более низкую в сравнении с теми, кто погиб. Это была их война – не моя. Я сумел вернуться, оставить ее за спиной. Хотя Бог уберег меня, лучшие истории – их, но они оборваны. Настоящая история войны – совсем и не история: тьма, горе, молчание. Все эти истории о дружбе и доблести вызваны тем, что их-то и недоставало. В армии меня всегда окружали тысячи людей, и при этом я постоянно ощущал одиночество. Все мои друзья погибали. Если описывать увиденное на войне, ты узнаешь ее с точки зрения выживших, а это только малая часть правды. В полной мере правду оценили лишь те, кто не вернулся.

– Тогда расскажите хоть малую часть правды, – попросил Николо. – Иначе я не узнаю ничего.

– Времени, за которое мы дойдем до Сант-Анджело, не хватит даже на малюсенькую часть правды, – отрезал Алессандро.

Они спускались в вытянутую долину. Полная луна опустилась к самому горизонту, чуть ли не цеплялась за иззубренный горный гребень, светилась перламутром, отливающим голубизной, словно предвещая рассвет.