Фрэнсис Бэкон - Великое восстановление наук, Разделение наук

• Название: Великое восстановление наук, Разделение наук
• Автор: Фрэнсис Бэкон
• Жанр: Философия

---

Целью сочинения такого типа (а этот тип сочинений освещен примером самого Аристотеля) менее всего будет удовлетворение пустого любопытства, к чему стремятся чудотворцы и фокусники. Наоборот, такое произведение поставит перед собой прежде всего две важные и серьезные задачи: первая из них -исправить ошибочность некоторых аксиом, которые в большинстве своем основываются на избитых и широко известных примерах; вторая -- найти более удобный и легкий переход от чудес природы к чудесам искусства. Самое важное в этом деле -- зорко следить за природой, когда она внезапно отклоняется от естественного хода своего развития, чтобы в результате таких наблюдений можно было в любой момент восстановить по своей воле упомянутый ход развития и заставить природу подчиниться. И я не собираюсь советовать полностью исключить из этой истории чудесных явлений все суеверные рассказы о колдовстве, ворожбе, чарах, сновидениях, предсказаниях и тому подобном, если совершенно точно известно, что соответствующее событие действительно произошло. Ведь еще неизвестно, в каких случаях и до какой степени то, что приписывается суеверию, может быть объяснено естественными причинами. И поэтому мы хотя и считаем, что занятия такого рода деятельностью, безусловно, заслуживают осуждения, однако уверены, что в результате внимательного наблюдения и тщательного изучения этих вещей получим отнюдь не бесполезные знания о них, и не только для того, чтобы должным образом разобраться в преступлениях людей, обвиняемых в подобного рода деятельности, но и для того, чтобы глубже проникнуть в тайны самой природы. Следовательно, нужно без колебания вступать и проникать во все такого рода тайники и пещеры, если только перед нами стоит одна цель -- исследование истины. Вы, Ваше Величество, подтвердили правильность этого собственным примером, ибо обоими прекраснейшими и ясновидящими глазами, глазом религии и глазом естественной философии, столь мудро и прозорливо проникли в кромешный мрак и доказали, что нет никого более похожего на солнце, которое, освещая даже клоаки, остается незапятнанным ^. Однако я хотел бы напомнить о том, что эти рассказы вместе со всеми суевериями следует излагать отдельно и не смешивать с рассказом о подлинных и ясных явлениях природы. Что же касается религиозных рассказов о знамениях и чудесах, то они либо не во всем истинны, либо вообще не имеют никакого отношения к явлениям природы, а потому не должны рассматриваться в естественной истории.

Остановимся теперь на истории покоренной и преобразованной природы, которую мы называем обычно историей искусств. Здесь мне, правда, известны некоторые работы о земледелии и даже о многих механических искусствах, но что в этой области самое плохое -- это то, что постоянно остаются без внимания и игнорируются наиболее известные и распространенные опыты в тех или иных практических дисциплинах, хотя они дают для познания природы столько же, если не больше, чем вещи менее распространенные. Ведь считается, что наука будет чуть ли не осквернена и унижена, если ученые обратятся к наблюдениям и исследованиям вопросов, относящихся к механике, если только это не какие-то тайны искусства или же вещи, слывущие весьма редкими и утонченными. Над этой пустой и высокомерной заносчивостью с полным основанием смеялся Платон, выведя хвастливого софиста Гиппия, беседующего с Сократом, честным и глубоким исследователем истины. Когда разговор зашел о красоте, Сократ в соответствии со своим непринужденным и свободным методом рассуждения воспользовался примером сначала прекрасной девушки, затем прекрасной лошади, наконец, прекрасной и великолепно выполненной глиняной вазы. Возмущенный этим последним примером, Гиппий сказал: "Я бы, конечно, с негодованием отказался спорить с любым, кто приводит столь низкие и грязные примеры, если бы меня не удерживали правила вежливости". На что Сократ с иронией заметил: "Ну конечно, как же ты можешь вынести их, если ты одет в такое великолепное платье и прекрасные сандалии" '^. Во всяком случае можно, пожалуй, утверждать наверняка, что великие примеры дают нам не самое лучшее и не самое надежное знание. Именно об этом не без остроумия говорится в известном рассказе о философе, который, созерцая звезды на небе, упал в воду; ведь если бы он посмотрел под ноги, то смог бы увидеть звезды в воде, но, глядя на небо, он не мог увидеть воды в звездах ^. Точно так же часто случается, что вещи мелкие и незначительные дают нам больше для познания великих вещей, чем великие -- для познания малых. Поэтому очень хорошо заметил Аристотель: "Природа любой вещи лучше всего обнаруживается в ее мельчайших частях" ". Поэтому природу государства он ищет прежде всего в семье и в простейших формах социальных связей (мужа и жены, родителей и детей, господина и раба), которые встречаются в любой хижине. Совершенно аналогично природу этого великого государства (т. е. Вселенной) и управление им следует искать как в любом первичном соединении, так и в мельчайших частях вещей. Пример этого мы видим в том, что известная тайна природы (считавшаяся величайший) -- способность железа под влиянием магнита направляться к полюсам -- раскрылась не в больших железных брусках, а всего лишь в иголках.

Для меня же, если только мое мнение имеет какой-то вес, совершенно ясно, что история искусств имеет для естественной философии в высшей степени важное и основополагающее значение. Я имею в виду такую естественную философию, которая не стремится погрузиться в туман утонченных и возвышенных спекуляций, но действенно помогает людям в преодолении трудностей и невзгод их жизни. И она принесет не только непосредственную пользу в данный момент, соединяя наблюдения разных наук и используя наблюдения одной науки в интересах других и тем самым получая новые результаты, что неизбежно происходит тогда, когда наблюдения и выводы различных наук становятся предметом размышления и исследования одного человека, но и зажжет такой яркий факел, освещающий путь к дальнейшему исследованию причин сущего и открытию научных истин, какой еще никогда и нигде не загорался. Ведь подобно тому как характер какого-нибудь человека познается лучше всего лишь тогда, когда он приходит в раздражение, и Протей принимает обычно различные обличья лишь тогда, когда его крепко свяжут, так и природа, если ее раздражить и потревожить с помощью искусства, раскрывается яснее, чем когда ее предоставляют самой себе.

Прежде чем покончить с этой частью естественной истории, которую мы называем механической и экспериментальной историей, необходимо добавить следующее: нужно включить в изложение этой истории не только собственно механические, но и практическую часть свободных наук, а также и многообразные формы практической деятельности, чтобы ничто не было пропущено из того, что служит развитию человеческого разума. Таково первое разделение естественной истории.

Глава III

Второе разделение естественной истории в зависимости от ее применения и цели -- на повествовательную и индуктивную. Важнейшая цель естественной истории состоит в том, чтобы служить философии и давать материал для ее формирования; это и является предметом индуктивной истории. Разделение истории природных явлений на историю небесных явлений, историю метеоров, историю земного шара и моря, историю масс, или больших собраний, и историю видов, или меньших собраний

Естественная история по своему объекту делится, как мы уже сказали, на три вида, по практическому же применению -- на два. Ибо она используется либо для познания самих вещей, являющихся предметом истории, либо -- как первоначальный материал для философии. И этот первый вид истории, который либо доставляет удовольствие занимательностью изложения, либо приносит пользу своими экспериментами и который получил распространение именно благодаря такого рода удовольствию и пользе, должен быть признан значительно менее важным по сравнению с тем, который служит основой и материалом истинной и подлинной индукции и является первой кормилицей философии. Поэтому мы установим еще одно деление естественной истории -- на историю повествовательную и индуктивную. А эту последнюю отнесем к тем областям науки, которые требуют разработки. И пусть ни величие авторитета древних, ни огромные фолианты современных ученых не мешают никому острым умом проникать в неизведанное. Мы достаточно хорошо знаем, что естественная история весьма обширна по своему объему, занимательна благодаря разнообразию своего материала и нередко является результатом большого и тщательного труда. Но если исключить из нее небылицы, свидетельства древних, ссылки на авторов, пустые споры, наконец, словесные украшения и прикрасы -- все то, что годится скорее для застольных бесед и ночных пирушек ученых, чем для формирования философии, то она потеряет почти все свое значение. Конечно же, в таком виде она весьма далека от той истории, о которой мы мечтаем. Ведь прежде всего остаются неразработанными те две части естественной истории, о которых мы только что говорили, т. е. история исключительных явлений природы и история искусств, которым мы придаем очень большое значение. Далее, в остающейся третьей части нашего основного деления, т. е. в истории естественных явлений, достаточно удовлетворительно разработана лишь одна из пяти частей, со составляющих. Дело в том, что история естественных явлений складывается из пяти взаимосвязанных частей. Первая из них -- это история небесных явлений, которая охватывает только сами эти явления, как таковые, и совершенно не связана с теорией. Вторая часть -- это история метеоров (включая кометы) и того, что называют атмосферой, однако пока невозможно найти сколько-нибудь серьезное и ценное исследование природы комет, огненных метеоров, ветров, дождей, бурь и т. п. Третья часть -- это история земли и моря (насколько они являются едиными частями Вселенной), гор, рек, приливов и отливов, песков, лесов, островов, наконец, самих очертаний континентов и их протяженности; но во всех этих явлениях важно прежде всего наблюдать и исследовать их природу, а не ограничиваться их простым описанием. Четвертая часть посвящена истории общих масс материи (massae materiae communes), которые мы называем большими собраниями (collegia maiora) и которые обычно именуют элементами: ведь не существует описаний огня, воздуха, воды, земли, их природы, характера движения, действия, влияния на окружающее, которые бы могли составить их подлинную историю. Пятая и последняя часть посвящена истории особенных собраний материи (collectiones materiae exquisitae), которые мы называем меньшими собраниями (collegia minora) и которые обычно именуют видами (species). Только в этой последней части проявилась достаточно полно деятельность ученых, однако результатом ее было скорее изобилие ненужных сведений (например, всевозможные описания внешнего вида животных или растений), а не обогащение науки основательными и тщательными наблюдениями, которые одни только и должны составлять содержание естественной истории. Короче говоря, вся естественная история, которой мы располагаем в настоящее время, как по состоянию исследовательской работы, так и по тому материалу, который в ней имеется, ни в коей мере не соответствует той цели, которую мы перед ней поставили, -- служить основой для развития философии. Поэтому мы заявляем, что индуктивная история еще ждет своей разработки. Итак, об естественной истории сказано достаточно. Глава IV