Фрэнсис Бэкон - Великое восстановление наук, Разделение наук

• Название: Великое восстановление наук, Разделение наук
• Автор: Фрэнсис Бэкон
• Жанр: Философия

---

Что же касается проявления себя, то это нечто совершенно отличное от той демонстрации своих достоинств, о которой мы сейчас говорили. Потому что в данном случае речь идет не о тех или иных человеческих достоинствах и недостатках, но о тех или иных действиях человека в жизни. И в этом отношении нет ничего разумнее, чем придерживаться некоей мудрой и здоровой середины в раскрытии или сокрытии своего отношения к тому или иному частному поступку или действию. Ведь хотя умение хранить глубокое молчание, скрывать свои замыслы и тот метод действий, который все предпочитает совершать потихоньку, незаметно и, как теперь говорят, "под сурдинку", -- вещь, несомненно, полезная и замечательная, однако нередко случается, что, как говорится, "обман рождает такие ошибки, в которых запутывается и сам обманщик". Во всяком случае мы знаем, что самые выдающиеся политические деятели не боялись свободно и открыто объявлять во всеуслышание те цели, к которым стремились. Так Луций Сулла открыто заявил, что он хочет сделать всех людей или счастливыми, или несчастными в зависимости от того, друзья они ему или враги. Точно так же Цезарь, отправляясь впервые в Галлию, не побоялся заявить, что "он предпочитает быть первым в глухой деревне, чем вторым в Риме" ^. Тот же Цезарь, когда уже началась гражданская война, ни на минуту не скрывал своих намерений, если верить словам Цицерона о нем: ""Другой", -- говорит он, имея в виду Цезаря, -- не только не отказывается, но даже в какой-то мере требует, чтобы его называли тираном, каковым он и является" ^. Опять-таки из одного письма Цицерона к Аттику мы узнаем, как мало пытался скрывать свои замыслы Август Цезарь. Уже в самом начале своей карьеры, когда он еще пользовался благосклонностью и симпатиями сената, он тем не менее, обращаясь к народу на сходках, всегда клялся следующей формулой: "Пусть удастся мне достичь почестей родителя" ^. А это было, пожалуй, равносильно самой тирании. Правда, для того чтобы хоть немного смягчить зависть, он обычно протягивал в то же время руку к статуе Юлия Цезаря, стоявшей на рострах. Люди кругом смеялись, аплодировали, удивлялись и говорили друг другу: "Видали? Каков юноша!" Они, однако же, не предполагали никакого коварства в том, кто столь откровенно и честно говорит то, что думает. И все эти люди, которых мы здесь назвали, сумели благополучно достичь всех своих целей. Наоборот, Помпей, стремясь к тем же целям, шел более темными и тайными путями (как говорит о нем Тацит: "Он был более скрытен, но не более честен". И точно так же о нем отзывается Саллюстий: "На словах -- честен, в душе -- бесстыден") '°*. Он прилагал все усилия, использовал бесчисленные средства и приемы для того, чтобы как можно глубже запрятать свои страсти и свое честолюбие, а тем временем привести республику в состояние полной анархии и смуты, чтобы она была вынуждена броситься под его защиту и чтобы таким образом ему досталась вся полнота власти, которой он будто бы не хотел и от которой даже отказывался. Но когда он уже достиг этого, поскольку он был избран консулом без коллеги (а этого до сих пор не случалось еще ни с кем), он не смог пойти дальше, потому что даже те, кто, вне всякого сомнения, был готов помогать ему, не понимали, чего он хочет. В конце концов он вынужден был пойти по обычному, исхоженному пути и под предлогом защиты от Цезаря набрать себе войско. Вот насколько растянуты, подвержены случайностям и по большей части неудачны бывают те планы, которые готовятся в глубокой тайне. Тацит, по-видимому, разделяет это мнение, ставя искусство притворства как бы на более низкую ступеньку мудрости по сравнению с политическим искусством, приписывая первое Тиберию, а второе -- Августу Цезарю. Ведь упоминая о Ливии, он говорит, "что она в равной мере владела и искусством своего супруга, и притворством сына" ^.

Что же касается направления и формирования нашего душевного склада, то нужно всеми силами развивать в нашем духе способность приспособляться и подчиняться обстоятельствам и ни в коем случае не оставаться перед их лицом жестким и негибким. Ведь трудно представить себе большее препятствие в любом деле достижения удачи и счастья, чем то, что выражается словами: "Он оставался все тем же, но требовалось уже иное" ^, т. е. когда люди остаются теми же и следуют своим прежним наклонностям, хотя обстоятельства изменились. Так, Тит Ливий, изобразив Катона Старшего опытнейшим зодчим собственной судьбы, очень удачно замечает, что он обладал гибким умом ^". Именно поэтому люди, обладающие умом серьезным, строгим и неспособным менять свои убеждения, по большей части добиваются уважения, но не счастья и успеха. Этот недостаток у некоторых существует от природы, и такие люди уже в силу своего негибкого характера совершенно неспособны измениться. У других же он существует в силу привычки (а она -- вторая натура) или какого-то убеждения, которое легко овладевает умами людей, и они считают, что ни в коем случае не следует менять того метода действия, в достоинствах и удачных результатах которого они убедились еще раньше. Поэтому Макиавелли очень умно замечает о Фабии Максиме, что "тот настойчиво хотел сохранить свой старинный привычный метод медлительной и затяжной войны, хотя природа войны была иной и требовала более энергичных решений '^. В других же вообще этот порок появляется от недостатка ума, когда люди не умеют выбрать подходящего времени для действия и берутся за дело только тогда, когда благоприятный момент уже упущен. Нечто подобное ставит в вину афинянам Демосфен, говоря, что они похожи на крестьянских парней, которые, участвуя в состязаниях, всегда прикрываются щитом только после того, как их уже ударят, а не до этого "". У иных этот недостаток является результатом того, что им жалко тех усилий, которые пришлось потратить на ранее избранном пути, и они не умеют дать сигнал к отступлению, но чаще всего рассчитывают, что сумеют своим упорством преодолеть сложившиеся обстоятельства. Но эта негибкость и упрямство ума, из какого бы корня они в конце концов ни произрастали, приносят огромный ущерб делам и успехам людей, и нет ничего более умного, чем заставить колеса собственного ума вращаться вместе с колесом фортуны. Итак, о двух наставлениях общего характера, относящихся к искусству строить свое счастье, сказано достаточно. Частных же предписаний существует великое множество. Мы, однако, приведем здесь лишь очень немногие, только в качестве примера.

Первое предписание: человек -- мастер своей судьбы -- должен умело пользоваться своей линейкой и правильно прилагать ее, т. е. заставить свой ум определять значение и ценность всех вещей в зависимости от того, насколько они способствуют достижению им своих целей и своего счастья, заботясь об этом непрестанно, а не от случая к случаю. Удивительное дело, и тем не менее это неоспоримый факт, что существует очень много людей, у которых логическая часть ума (если можно так выразиться) действует хорошо, математическая же -- очень плохо, т. е. эти люди способны достаточно умно судить о тех последствиях, которые могут вытекать из того или иного поступка или действия, но они совершенно не знают цену вещам. Поэтому одни приходят в восторг, считая, что они достигли вершины счастья, если удостаиваются личных и интимных бесед с государями, другие -- если им удастся завоевать популярность среди народа, хотя и то и другое чаще всего рождает зависть и чревато немалой опасностью. Иные измеряют вещи по степени их трудности и по тем усилиям, которые они на них затрачивают, считая, что результат обязательно будет равняться затраченному труду; как иронически сказал Цезарь о Катоне Утическом, рассказывая о его невероятном трудолюбии, усердии и неутомимости, которые, однако, не всегда приносили должный результат: "Он все делал с огромной серьезностью" "°. А это часто приводит людей к самообману, и они приходят к убеждению, что все у них будет прекрасно, если они пользуются поддержкой какого-нибудь значительного и почтенного лица, тогда как истина состоит в том, что для успешного и быстрого исполнения какого-нибудь дела требуются самые подходящие, а не самые большие инструменты. С точки зрения истинного математического образования души прежде всего важно точно знать, что должно стоять на первом месте для достижения и приумножения счастья каждого, что на втором и т. д. На первое место я ставлю исправление нашей души, потому что, устраняя и сглаживая неровности и шероховатости характера, легче открыть путь к достижению счастья, чем пытаясь исправить недостатки нашего душевного склада и надеясь при этом на помощь самой фортуны. На второе место я ставлю материальные средства и деньги, которые многие вероятно поставили бы на первое место, поскольку они имеют столь большое значение буквально во всем. Но я не могу согласиться с этим мнением по той же самой причине, что и Макиавелли, хотя он говорит о другом, но весьма близком к нашему, предмете. Вопреки старой пословице: "Деньги -- это главная сила войны" -- он утверждал, что главная сила войны -- это сила храбрых воинов '". Точно так же с полным правом должно утверждать, что главным для счастья являются не деньги, а скорее душевные силы: талант, мужество, отвага, стойкость, скромность, трудолюбие и т. п. На третье место я ставлю общественное мнение и уважение, тем более что они знают свои приливы и отливы, в если не суметь правильно оценить их и правильно использовать, то будет нелегко восстановить положение. Ведь очень трудно вернуть назад убегающую славу. На последнее место я ставлю почести, ибо, конечно же, легче достичь их одним из трех вышеназванных путей, а еще лучше -- всеми тремя одновременно, чем, обладая почестями, надеяться добыть себе все остальное. Но подобно тому как весьма важно соблюдать определенный порядок в делах, так не менее важно и соблюдение порядка в последовательности действий; а ведь именно здесь особенно часто люди совершают ошибки: или торопятся скорее достичь конечного результата, тогда как прежде всего следует позаботиться о первых шагах к нему; или, сразу же обращаясь к самым большим и трудным проблемам, легкомысленно проходят мимо того, что подводит к ним. Действительно, очень верно требование: "Будем же делать то, что нужно делать сейчас" "^