Анатолий Домбровский - Черная башня

• Название: Черная башня
• Автор: Анатолий Домбровский
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1989

В результате катастрофы (ядерная война?) многонациональная группа археологов оказалась изолированной в древней башне в центре пустыни. Автор через своих героев поднимает извечный вопрос — для чего вообще живет человек, что он оставит после себя? Робинзонада нашего времени…

Журнал Радуга 1989 №№ 7 стр.15–59 № 8 стр.3-71

---

— А то, что день Страшного суда уже наступил, ваш Омар, конечно, не считает? — спросил Сенфорд.

— Не считает, — ответил Глебов. — Так что ответить нашему уважаемому Омару? — спросил он. — Будем ли мы выставлять в коридор пищу для аш-шайтана?

— Надо выставить отравленную пищу, — предложил Кузьмин, на что Глебов сразу же ответил:

— Если кто-то думает, что у меня есть яд, то он глубоко заблуждается.

— Вы бы не так сильно орали, когда говорите глупости, — заметила Кузьмину Жанна.

— Не хочешь ли ты этим сказать, что мы будем выставлять пищу для ч у ж о г о? — спросил ее Клинцов.

— А почему бы и нет, — ответила с вызовом Жанна. — Если это повышает наш шанс на выживание, мы обязаны им воспользоваться.

— Но не до такой же степени самоунижения: ч у ж о й убил наших товарищей, он загнал нас в эту келью, он будет жрать нашу пищу — и мы все это будем терпеть ради выживания? Я сам убью ч у ж о г о, — заявил решительно Клинцов. — Я пойду на него с ножом или с чем-нибудь другим, чем можно убить…

— Перестань, — попросила Жанна. — Ведь он подслушивает. Я уверена, что он нас подслушивает.

— В таком случае нам нужно, по-твоему, еще и замолчать?

— Не ссорьтесь, — сказал Клинцову и Жанне Глебов. — Вы подаете дурной пример нашей молодежи. Так что же ответить Омару? Он ждет.

Холланд предложил не выставлять пищу для ч у ж о г о, а, напротив, лишить доступа к пище, что в конце концов заставит его пойти на пули. Его поддержали Вальтер и Кузьмин.

— Я же считаю, что с ч у ж и м надо вступить в переговоры, — сказал Сенфорд. — Мне почему-то кажется, что он знает о катастрофе нечто такое, чего мы с вами не знаем. Заключим с ним перемирие, если у нас есть шанс выйти отсюда живыми, и, конечно же, поделимся с ним пищей. Перемирие — не унижение, а лишь временное прекращение войны. Сообщаю это для успокоения совести слишком тонких и чувствительных натур, — бросил он камешек в огород Клинцова. — Ставлю мое предложение на голосование.

— Подождите, — остановил Сенфорда Клинцов. — Есть одно обстоятельство, которое вы все не учли и которое разрушает все ваши благие намерения. Дело в том, что мы не можем находиться здесь безвылазно: снаружи — электростанция и водяная помпа, у самого входа из штольни — пульт управления электростанцией и помпой, там же кончается шланг, по которому поступает к нам вода. Все это, как вы понимаете, требует, чтобы мы передвигались по штольне и даже выходили наружу: для заправки станции горючим и устранения возможных неполадок. Для исследования внешней обстановки мы также вынуждены выходить из штольни. Словом, как я и сказал, мы не можем находиться здесь безвылазно. Это первое, что вы, надеюсь, уже усвоили. Второе: все эти передвижения связаны с риском нападения ч у ж о г о. Мы никак не можем заблокировать его. Он будет угрожать либо вышедшим в штольню, либо оставшимся здесь. Причем, преимущество — на его стороне, всегда на его стороне, даже в том случае, если он будет нападать на вооруженную часть нашей группы, потому что он — охотник, а мы — жертва. И вот вывод, друзья: охотниками должны стать мы. Это все, что мы можем. Таким образом, дело не в мести, дело не в белой башне, хотя и это не стоит сбрасывать со счетов. Дело в том, что мы не можем обеспечить свою безопасность, не убив ч у ж о г о. Возможно, что он убьет еще кого-то из нас, но не всех.

— Потрясающий выбор! — сказал Сенфорд. — Или выживание накануне ядерной смерти, или смерть прежде ядерной смерти. Что лучше, господа? Но это — философская реминисценция… Я по-прежнему настаиваю на переговорах с аш-шайтаном, как называет ч у ж о г о наш досточтимый повар Омар. Переговоры и только переговоры! Вот мое требование.

— На переговоры отправитесь, конечно же, вы? — спросил Клинцов.

Сенфорд не ожидал такого вопроса и растерялся.

— Надо обсудить, — замялся он, — у нас демократия… вернее, ограниченная тирания…

— Я пойду, — заявил молчавший все это время Ладонщиков. — Я провинился перед всеми вами, хочу искупить, как говорится, вину, и поэтому пойду…

— На переговоры с ч у ж и м должна пойти женщина, — отомстил Клинцову Сенфорд. — Даже звери проявляют благородство по отношению к особам другого пола. Аш-шайтан не посмеет обидеть женщину. Тем более такую красивую женщину, как миссис Клинцова.

— Заткнись, Мэттью! — сказал Сенфорду Холланд. — Иначе я проломлю твою дурную башку!

— Вот! — ткнул пальцем в сторону Холланда Сенфорд. — Еще один бандит! Вы должны знать, что он участвовал во вьетнамской кампании, ему ничего не стоит проломить голову человеку только за то, что человек этот думает иначе, чем он.

— Предлагаю поставить вопрос на голосование, — не придал значения словам Сенфорда Холланд: все давно знали о его участии во вьетнамской кампании с его собственных слов. — Итак, поступило два предложения, — продолжал он. — Первое: послать на переговоры с ч у ж и м мистера Сенфорда, второе: миссис Клинцову.

— Это было лишь третье предложение, — напомнил Вальтер. — Вторым предложил себя студент Толя. Надо голосовать именно в таком порядке.

— Вальтер прав…

— Не надо голосовать, не надо! — замахал руками Сенфорд. — И без голосования ясно, что на переговоры вы пошлете меня. Я пойду добровольно и, таким образом, сниму камень с вашей души. Следует лишь коллективно обдумать, что я предложу проклятому аш-шайтану.

— Скорее, надо обдумать, что этот аш-шайтан потребует от нас взамен на мир, и до какой степени мы можем уступить ему, — сказал Глебов и напомнил всем о том, что Омар ждет решения: выставлять пищу для аш-шайтана или не выставлять. — Он говорит, что мы слишком долго болтаем, а между тем аш-шайтану тоже хочется есть.

— Если мы проголосуем за переговоры с ч у ж и м, то можно проголосовать и за выставление для него пищи, — ответил Клинцов. — То, что мистер Сенфорд добровольно согласился отправиться на переговоры с ч у ж и м, вовсе не означает, что мы согласились на переговоры.

Клинцов от голосования воздержался. Все остальные проголосовали за переговоры с ч у ж и м. Сенфорд подтвердил свое решение встретиться с ч у ж и м.

— Боюсь, что таким образом вы подписали себе смертный приговор, мистер Сенфорд, — сказал Клинцов. — Поскольку я не голосовал за переговоры, то и в обсуждении вашего предполагаемого договора участвовать не стану. К тому же мне пора на вылазку. Прощайте, господа.

— Я пойду с тобой! — заявила Жанна.

— Нет! Ты останешься здесь, вместе со всеми, под охраной Кузьмина, — напирая на каждое слово, ответил Клинцов. — И вообще, прекрати вмешиваться в мои решения! Ты для меня — как все, не более! Занимайтесь обсуждением договора.

— Я с вами? — спросил Вальтер.

— Нет необходимости. Один или два — все равно без оружия. Два даже хуже: больше мишень.

Жанна отвернулась. На щеке, которая была видна Клинцову, блеснула слеза.

Клинцов встал и направился к выходу. Он чувствовал, что все смотрят ему вслед, но не оглянулся. Лишь сказал Кузьмину, когда проходил мимо него:

— Крепче держи пистолет, Коля.

Он обиделся на всех. Особенно на Жанну. Конечно, она опасается за его жизнь, боится, что он погибнет в поединке с ч у ж и м, но что оказалось в результате? — Он — один, без оружия, а ч у ж о й бродит рядом. Впрочем, дело, конечно же, не в этом. А в том, что она отрицает разумность его доводов, не поддерживает его предложения, соглашается с Сенфордом, и все это лишь ради того, чтобы спасти его, Клинцова, а между тем потакает неразумности и трусости Сенфорда и иже с ним. Они, конечно, образумятся, но чего это будет стоить? Как возвращается к людям потерянное мужество?

Он вышел из башни в штольню и, погасив фонарик, остановился, вслушиваясь в тишину. Ничего не ожидал услышать и не хотел, потому что всякий шум, всякий шорох мог означать только одно: то, что рядом бродит ч у ж о й. Стоял довольно долго и после того, как убедился, что в штольне мертвая тишина — абсолютное отсутствие кого-либо. Думал о чаше, которая не минет его, думал без молитвы, потому что ни в бога, ни в черта не верил, не верил и в воскресение. Есть короткая жизнь и вечная смерть, вечная разлука с образом человеческим. Он, Клинцов, перестанет быть человеком, потеряет образ человеческий. Хотя кто такой он, в сущности? Что болит, что страдает, что не хочет в нем умирать? Какая субстанция? Какая идея? Если вечна душа, то зачем ей, вечной, тревожиться? Стало быть, не вечная. Мышца умирает — это боль. Глаз умирает — это тьма. Мозг умирает — это беспамятство. Нерв умирает — это бесчувствие. Что же страшит? Неужели отсутствие? Отсутствие во всем, что происходит. Дана была воля, способность к действию и познанию — к улучшению мира, почти божественная способность, вернее, более, чем божественная, и вот — ты отсутствуешь во всем. У тебя был идеал мира, его истины и твой опыт — неповторимое соединение, осознанное как Я. Добытое страданиями, потому что и действие, и познание, и сама жизнь — страдание, то горькое, то сладкое, но неизбежное. Добытые истины и опять — суть память. А идеал — извлеченная, рожденная из памяти надежда. И вот: «оставь надежду всяк сюда входящий…» Смерть — это утрата надежды. Не надейся увидеть когда-либо дорогих тебе людей, не надейся прикоснуться к любимой, услышать шелест листвы, окунуться в прохладу реки, уловить аромат цветущего луга… И не то страшно, что тебя не будет в мире, а то страшно, что мира не будет в тебе. Что-то останется, конечно: молекулы праха, атомы. Но чем для них будет мир? Гравитацией, химической массой, электромагнитным воздействием — неким силовым влиянием, элементарным, жалким. А человеку он открыт во всем своем величии и блеске, в сути и форме, в пространстве и времени, во всех мыслимых и немыслимых измерениях, в высшей своей гармонии. И вот это — исчезнет. А еще большая утрата — исчезновение мира людей… Исчезновение и вечное отсутствие. Небытие. Не стать и не быть. Так что страдает, что страшится, что болит в тебе? Весь мир.