Флетчер Нибел - Исчезнувший

• Название: Исчезнувший
• Автор: Флетчер Нибел
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Политический детектив
• Год: 1973

Это политический детектив с элементами фантастики известного американского писателя. В нем рассказывается о том, как ученые и государственные руководители великих держав мира добиваются утверждения в ООН проекта соглашения о запрещении ядерного оружия на земле.

---

С другой стороны, я всегда считал, что во всех остальных вопросах, даже самых щекотливых, — как например, дело Грира, — меня обязаны держать в курсе, чтобы я мог в разумных пределах, но с достаточной полнотой информировать прессу.

— Господин президент, — сказал я, — чтобы отвечать корреспондентам о Грире, я должен знать, что происходит. — Я переждал минуту. — Разумеется, я не собираюсь сообщать им все подряд. В конце концов, у нас на носу избирательная кампания.

— Я все время об этом помню, Юджин, — сказал он. — Люди Стэнли Уолкотта могут доставить нам массу неприятностей, используя малейшую полуправду.

— Но нам уже наступают на пятки, господин президент! — Я имел в виду оставшиеся без ответа телефонные звонки. — Не могу же я делать вид, будто Стивена Грира вообще никогда не существовало.

— Надеюсь, мы сумеем вовремя все выяснить, — сказал он. — На основании точных фактов.

— А до этого, сэр, мне придется ходить по горячим углям, — возразил я, чувствуя, как у меня стучит в висках от злости и кровь приливает к щекам. — Я не в силах справиться с такими, как Полик, если не буду сам ясно представлять себе ситуацию.

— Напротив, вы можете честно отвечать, что ничего не знаете. Будь у вас хотя бы отрывочные сведения, вы могли бы поддаться соблазну.

— Но должен я, по крайней мере, знать, о чем докладывает ФБР! — настаивал я.

Это была наша первая настоящая стычка. И как ни странно, я не собирался уступать. Я чувствовал свою правоту.

— Сожалею, но пока это невозможно.

— Хорошенькое дело!

— Юджин, прошу вас!

Он пытался успокоить меня своей открытой улыбкой, но я не поддавался.

— Не нравится мне все это, господин президент, — я едва не назвал его Пол! — Скажу вам прямо, как я к этому отношусь. Вчера я был вашим пресс-секретарем, а сегодня вдруг оказался никчемным придворным евнухом.

Он быстро обогнул стол, обнял меня одной рукой за плечи и, легонько подталкивая, повел к двери.

— Пожалуйста, оставим это, на сегодня хватит, — сказал он. — Сделайте мне одолжение. Все выяснится в самое ближайшее время.

— Даже сегодня не будет слишком рано, — буркнул я на прощание.

Я резко закрыл за собой дверь, но лишь тогда, когда она с шумом захлопнулась, до меня дошло, что я наговорил и наделал. Я сам себе удивился.

Время от времени мне случалось выходить из себя, но, право же, я не из тех, кто способен наорать на президента Соединенных Штатов Америки.

Джилл догадалась о результатах нашего разговора по моему лицу.

— Неприятности? — спросила она.

— Да. Он хочет, чтобы в деле Грира я был глух, слеп и нем. А главное, он не желает мне ничего говорить, ни единого слова, и точка!

— Это из-за Уолкотта, — сказала она. — Президент боится, как бы они там, в Спрингфилде; чего-нибудь не пронюхали.

— Господи Иисусе, я все прекрасно понимаю, но это не повод, чтоб держать меня в неведении. Меня! — Я больше не мог сдерживаться. — Черт побери, да за кого он меня принимает? За паршивого репортеришку?

Она подошла ко мне и сжала мое лицо ладонями. Пальцы у нее были прохладные, и я почувствовал себя неловко. Добрая нянюшка успокаивает капризного ребенка!

— Он считает тебя лучшим журналистом Америки, — сказала она. — Я тоже иногда так считаю. Я считаю, что тебе нет равных.

Она быстро поцеловала меня. Я притянул ее к себе. Два телефона включились одновременно: на ее пульте замигала лампочка, а у меня на столе загудел зуммер. Эта чертова лавочка, как язва двенадцатиперстной кишки, требовала ежечасных жертв.

Остаток дня превратился в кошмарный бред. Если что-то и делалось по расписанию, я этого не уловил. Помощник Дрю Пирсона пытался выяснить у меня, правдиво ли сообщение, будто человека в темных очках, похожего на Грира, видели в Лиссабоне. Билл Уайт просил совета относительно статьи, в которой, по-видимому, собирался сообщить, что подозрительное поведение Роудбуша в деле Грира якобы знаменует отход его от позиции «прагматического центризма». Дик Уилсон хотел знать, как я отношусь к сообщению Галлаповского института о том, что акции Роудбуша упали на три пункта. Скотти Рестон пытался затащить меня в Метрополитен-клуб, но я к тому времени уже так издергался, что мой желудок отказывался принять даже сандвич с сосиской и какао из термоса, стоявшего в тумбочке моего стола. У Ивенса и Новака опять перехлестнулись линии. Ивенс дозвонился до меня из пресс-бюро сената и задал тот же самый вопрос, который до этого уже задавал Новак из Стокгольма: справедливо ли утверждение «Лондон экономиста», что Стивен Грир зарабатывал миллионы с тех пор, как Пол Роудбуш обосновался в Белом доме? Откуда, черт возьми, я мог это знать? Олсон угостил меня пятиминутной классической лекцией об основах журналистики. А Джилл все никак не могла добраться до Дэйва Поляка. Если он действительно отправился в Рио, то, наверное, поплыл на зафрахтованной подводной лодке.

Моя пресс-конференция в четыре часа напоминала прогон быков по улочкам португальской деревни. Я был старым, испуганным, больным быком, которого до смерти измотала вся эта заваруха. А они кололи и били меня, как улюлюкающие юнцы, зонтиками с каждой стены, с каждого порога и из каждой двери. Что сообщает ФБР? Почему нельзя взять интервью у миссис Грир? Что я скажу по поводу требования конгрессменов от Пенсильвании продлить сессию конгресса до тех пор, пока Грир не будет найден? Почему Мигель Лумис отменил свою полуденную встречу с репортерами в доме Грира в Кенвуде? Правда ли, что президент отказался познакомить меня с докладом ФБР? (Вот тут я дрогнул!) Если я в самом деле ничего не знаю, соглашусь ли я с требованием налогоплательщиков удержать мою зарплату? Что я могу сказать о слухах, будто в личном сейфе Грира оказалась значительная сумма наличными?

Завершилось все настоящим шабашем, когда репортер балтиморской «Сан» потребовал, чтобы я раздал копии стенограммы пресс-конференции. Он знал, что это в лучшем случае выставит меня дураком, а в худшем — заклятым врагом свободной прессы. Я твердо ответил, что не буду отступать от установленных правил. Стенограмма только для ознакомления, а не для цитирования в печати. Корреспондент «Коплей» проворчал, что ему наплевать, потому что он сам все застенографировал и теперь может процитировать каждое мое слово. Репортер чикагской «Сан-Таймс» тут же предложил ему пятьдесят долларов за копию стенограммы. Корреспондент нью-йоркской «Дейли ньюс» поднял цену до ста долларов. Все орали одновременно, и, когда представитель балтиморской «Сан» наконец прокричал: «Благодарим вас, мистер секретарь!», кто-то из задних рядов ехидно добавил: «За то, что вы ничего нам не сказали».

Когда Джилл закрыла дверь за последним из этих садистов, я понял, что чувствует старый бык, добежав наконец до своего хлева и оставив позади на опустевшей улице последнего победно вопящего юнца.

Меня всего трясло, и я просто мечтал о сигарете. Впервые в жизни мне захотелось подать в отставку.

— Джилл, — сказал я, — сегодня вечером ты придешь ко мне и мы наполним шейкер для мартини до самого горлышка.

Она грустно покачала головой, и волосы ее закачались в такт, как золотой сноп.

— Мне очень жаль, Джин, — сказала она, — я бы с радостью, но сегодня не могу. Вечером к нам с Баттер придут друзья, две женщины, — мы пригласили их на обед неделю назад.

— И наверное, — подхватил я, — Баттер будет разглагольствовать до ночи на такие космические темы, как «наш господь — сутенер…».

— И так далее.

— И так далее, — повторил я. — И тому подобное.

Все было ясно. Значит, сегодня я отправлюсь к себе и напьюсь в одиночку. Если наш господь и не сутенер, то Грир наверняка мерзавец, и одно имя его — оскорбление для всех честных людей. Я уже предчувствовал, как проснусь в три утра от дикой головной боли, и заранее ощущал во рту горький вкус таблеток аспирина.

7

Питер Дескович прошел через ярко освещенный служебный коридор ЦРУ и остановился перед пурпурной дверью.

Двери в Центральном разведывательном управлении были выкрашены в разные цвета, как в детском саду. Одни были желтые, другие красные, третьи оранжевые. Были также зеленые, серые, розовые и синие. Яркие краски как бы воспевали радости слежки и шпионажа. Разведка, убеждали они посетителя, не имеет ничего общего с грязными, темными делишками. Скорее она похожа на праздничную игру.

Разноцветные двери поднимали дух тех, кто работал в огромном здании. Когда какому-нибудь несчастному специалисту, угнетенному астмой и бородавчатой супругой, осточертевало часами подсчитывать на табуляторе тоннаж, скорость и прочие возможности советского танкерного флота, ему достаточно было перекрасить свою дверь в солнечно-алый цвет, чтобы жизнь сразу стала веселее. Один из тайных агентов после долгих лет работы в желто-серых пустынях Среднего Востока по возвращении выкрасил свою дверь в снежно-белый цвет. Он говорил, что она напоминает ему зимние каникулы в Вермонте.