Хербьёрг Вассму - Бегство от Франка

• Название: Бегство от Франка
• Автор: Хербьёрг Вассму
• Издательство: «Б.С.Г.-ПРЕСС»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-93381-201-3

Популярная норвежская писательница Хербьёрг Вассму — лауреат множества литературных премий. Ее книги изданы в двадцати странах, в том числе и у нас в России. Роман «Бегство от Франка» (2003) на русском языке издается впервые. Острая современная проблематика, отточенный стиль, обаяние главной героини, отважно сражающейся с собственными слабостями и с тяготами, посланными ей судьбой, наверняка никого не оставят равнодушными.

---

— Мне не нравится искусственное освещение. Впечатление лишается чего-то очень важного, становится беднее. Все кажется как будто более плоским…

— Я понимаю, что ты хочешь сказать. На выставках окна имеют для меня большое значение. Часто именно окна являются лучшими картинами, — сказал Франк со своей очаровательной улыбкой.

Теперь я стояла в музее Пикассо в Антибе и смотрела, как жена Франка ходит по залу. Она медленно переходила от картины к картине, склонив голову на бок и разглядывая их с достойным восхищения любопытством. Так или иначе эта Аннунген отняла у меня большую часть моих впечатлений. Вдобавок мне пришлось выслушать, пусть и тихую, лекцию Фриды.

— Может, не надо так много говорить в зале? — шепнула я ей.

— Пожалуйста, можешь ходить одна, а потом мы встретимся у входа, на солнце, — сказала Фрида, правда, так, чтобы Аннунген ее не слышала.

Я почувствовала физическую боль, какую испытывает оскорбленный ребенок, и никуда не ушла. Но испорченное настроение до такой степени помешало мне воспринимать искусство Пикассо, что я постаралась забыть все, что там видела. Как будто таким образом я могла наказать этих двоих. Наказать Франка. И самое себя вместе с Пикассо. Ни Пикассо, ни Франк сами не присутствовали на выставке и потому не были виноваты в моей иррациональной реакции. Не говоря уже о том, чтобы попасть в число тех, кому был вынесен мой приговор.

— Он был не очень хороший человек, — задумчиво сказала Аннунген после Фридиной лекции.

Я была большой поклонницей Пикассо, и меня мало заботило, каким человеком он был или как он обращался с близкими ему женщинами. Но мне захотелось поставить Фриду на место:

— Никогда не понимала желания слагать легенды о людях искусства, — сказала я.

— Мир нуждается в идеалах, чтобы смотреть на них снизу вверх, — сказала Аннунген.

— Вообще-то я не знаю никого, кто ошибался бы больше, чем ошибаются художники. Это часть их природы. Без опасного доверия к миру и почти глупой веры в собственные творческие силы заниматься искусством невозможно. Многие из них настолько поглощены режиссурой собственной жизни, что уже больше ничего не замечают, — сказала Фрида.

— У меня сложилось впечатление, что современные писатели чересчур увлекаются телевизором, — сказала Аннунген. — Некоторые даже выступают в передачах. Может, они даже читают светскую и спортивную хронику в газетах, а вот на международные вопросы их уже не хватает. Ведь им надо еще и есть и спать. Не подумай, будто я их за это упрекаю. Отнюдь нет! Я сама такая. — Аннунген дружески взяла меня за руку.

— Просто не надо обращать внимания на то, что многие художники позволяют своим неудачным, а порой и позорным биографиям душить свое искусство, — сказала Фрида, словно говорила обо мне.

Незащищенный диплом

«Хонда» летела мимо подстриженных, как овцы, виноградников, густых сосновых лесов и светло-желтых деревень с красными крышами. Ветер швырялся грязью, трейлеры пели. Мы были недалеко от границы с Испанией. Мне не хватало оливковых деревьев, которые напоминали зеленых призраков далеких времен. Теперь с ними на время было покончено. Вечнозеленые сосны крепко вцепились в почву. Эта странная плодородная скудость соответствовала моему настроению. В основном оно колебалось между подавленным и очень подавленным.

В последние дни у меня не было возможности посидеть за компьютером. С тех пор, как к нам приехала Аннунген, единственный мой «литературный» поступок ограничился покупкой в музее Пикассо в Антибе блокнота с изображением белого фавна с рожком и флейтой. Казалось, будто фавн сидит, стыдливо потупившись, и сосет свой тонкий фаллос. Солидный, толстый блокнот. Но пока что в нем не было записано ни одного слова.

Вскоре мы уже могли различить впереди покрытые снегом вершины Пиренеев. По обе стороны дороги согнутые ветром лежали кусты мимозы. Аннунген, любившая подремать в пути, устроила себе на заднем сиденье что-то вроде гнездышка. Там у нее была сложная система со всевозможными реквизитами. Красный чемоданчик для косметики, французский модный журнал, «Любовь порядочной женщины» Элис Манро[26], фотографии их с Франком дочек, вязаная кофта, плед, недоеденная французская булочка, оливки в баночке с завинчивающейся крышкой, французская ветчина и сыр, который, судя по запаху, хранился не слишком тщательно.

— Что теперь будет делать Франк? — без всякого вступления спросила Фрида.

— Что ты имеешь в виду? — Аннунген наклонилась к нам.

— Он попробует разыскать тебя. Испугается, что люди, которые охотятся за деньгами, найдут тебя раньше него, — сказала Фрида.

— Ты так думаешь? — В голосе Аннунген звучала надежда.

Мне было не по себе. Что-то подсказывало мне, что наша поездка будет еще менее предсказуема, чем все предыдущие.

— Кто знает, что ты уехала из Норвегии? — спросила Фрида.

— Никто, кроме мамы и сестры. Они не меньше меня боятся тех, кто мне угрожает. Мама сказала, что она пустит слух, будто Франк спрятал деньги у какой-то дамы в Холменколлене.

— Как же она это сделает? — спросила я.

— Мама — большая специалистка по распусканию слухов. Ты даже себе не представляешь!

— А Франк что-нибудь говорил о том, где он спрятал деньги? — осторожно спросила я.

— Франк не прячет деньги, он их тратит, — твердо сказала Аннунген.

— Ты ведь приехала сюда не только из-за этих денег, — заметила Фрида.

— Да, это связано… связано с его дамами, это уже ни для кого не новость. Честно говоря, так было всегда. Но раньше он никогда не жил ни у одной из них. Он всегда говорил, что не хочет жить ни с кем, кроме меня и детей. И вот теперь…

— И ты не выставила его за дверь? — удивилась Фрида.

— Конечно, я рассердилась, узнав, что он завел еще одну даму. Но ведь я сердилась и раньше, хотя он жил дома. И вот теперь! Когда эти страшные люди звонили днем и ночью и угрожали мне! Как раз в это время он уехал! Должна признаться, я была очень разочарована. Очень… — сказала Аннунген и громко высморкалась.

— Ты хочешь сказать, что знала… об эскападах Франка и тебя это не задевало? — спросила я, пытаясь, чтобы мой голос звучал как можно равнодушнее.

— Конечно, задевало! Но ты не знаешь Франка! Все это… все это ничего для него не значило. Все эти его дамы. В какой-то степени они входили в распорядок дня. Как и бега на ипподроме. Это помогало ему выдерживать старую рухлядь, которую ему приходилось вечно чинить, полировать и приводить в порядок. И еще платить за нее, а потом опять продавать! Не понимаю, как он мог все это терпеть? Видишь ли, он в известном смысле дитя природы. Его не переделаешь. Но должна признаться, что смириться с его последней дамой мне было труднее всего. Она даже звонила мне по телефону и спрашивала, где он. «Скажи своему мужу, что мне нужна его помощь, чтобы избавиться от хлама моей тети!» — передразнила Аннунген. — Она отвратительна. Считает, что распоряжается всем миром только потому, что живет в безобразной старой вилле на Холменколлене. Я съездила по оставленному ею адресу, чтобы увидеть все своими глазами, когда заподозрила, что ей нужен сам Франк, а не его помощь. Пусть не воображает, что заполучит Франка, чтобы он подстригал ее огромный газон! Он не из таких! Под каблуком у нее он никогда не окажется! Но, Господи, он такой добрый! Он единственный, кого я в жизни выбрала, — грустно сказала она.

— Ты знаешь всех его любовниц? — неосторожно спросила Фрида.

— Нет, конечно, не всех. Но, к примеру, ту медицинскую сестру из Мосса, которая как будто должна была сообщить о приеме врача, когда я ответила по мобильному телефону Франка! На такие крючки я никогда не попадаюсь. Он никогда не болеет. Кроме того, он мне обычно говорит о своих болезнях. Я знаю, даже если у него болит зуб, Франк не любит страдать в одиночку. Он считает, что болезни нужно переживать вместе. Однажды мы сидели с ним в «Арлекине», и я заметила, как незнакомая женщина разглядывает меня с улицы. Я была вне себя. Она стояла там и смотрела на меня, будто я у нее что-то украла! Но хуже всех была старая карга адвокатша из роскошной виллы в Скарпсну, которая делала вид, что должна помочь ему выйти из долгового кризиса. Но у Франка почти нет никаких деловых бумаг. Они повергают его в дрожь. И меня, между прочим, тоже. Мне они все кажутся фальшивыми. Я признаю только те, у которых есть переплет, — вздохнула Аннунген.

Фрида вела машину между линиями разметки, держа руль обеими руками. Я привыкла говорить с ней на любую тему в любое время. Теперь все изменилось. Я уже не могла поделиться с ней мыслью, что мне, например, кажется, будто Аннунген — это клон Тарзановой Джейн и Джейн Фонды и что она, безусловно, красивее и симпатичнее нас обеих. Ее философское отношение к изменам Франка превосходило все, что я могла себе представить. Когда неприятное чувство, вызванное рассказами о Франке, постепенно улеглось, я испытала облегчение, что Аннунген не узнала меня после того эпизода у окна «Арлекина».