Герберт Уэллс - Борьба миров (без указания переводчика)

• Название: Борьба миров (без указания переводчика)
• Автор: Герберт Уэллс
• Издательство: Государственное издательство детской литературы Наркомпроса РСФСР
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1945

К концу 19 века большинство астрономов всей Земли склонялись к мнению, что на Марсе могут существовать не более чем примитивные формы жизни. Но, однажды, на Марсе стали происходить яркие вспышки и к Земле устремились потоки огня, которые были не чем иным, как космическими капсулами, нацеленными на территорию Британии. Теперь землянам предстоит на собственной шкуре убедиться в уровне развития марсиан. А Земля может получить незавидный статус колонизированной планеты.

Примечание:

Переводы дореволюционные и советского времени выполнены с большими сокращениями.

Наиболее выверенный и адекватный перевод принадлежит В.Т.Бабенко.

Обложка и форзац Н. Полозова. В издании так же использованы старые иллюстрации бельгийского художника Альвэм-Коррэа.

---

Если память мне не изменяет, я видел, как убили человека, на третий день нашего заключения. То был единственный случай, когда я имел возможность воочию наблюдать, чем питаются марсиане. После этого я больше не приближался к щели в дневные часы.

Я отправился в судомойню, затворил дверь и несколько часов подряд тихонько рыл землю топором. Но когда я прокопал отверстие фута в два глубиной, рыхлая земля с шумом обвалилась, и я не решился копать дальше. Я замер и долго лежал на полу, боясь пошевелиться. После этого я оставил всякую мысль о подкопе.

Марсиане произвели на меня такое сильное впечатление, что я уже почти не надеялся на помощь со стороны людей. Но на четвертую или пятую ночь я услыхал звуки, напоминавшие выстрелы из тяжелых орудий.

Была глубокая ночь, и луна ярко сияла. Марсиане убрали свой экскаватор и куда-то скрылись. Только вдалеке стоял боевой треножник, да на одном из углов ямы многорукая машина продолжала работать как раз под той щелью, сквозь которую я смотрел. В яме было совсем темно, если не считать тех мест, куда падал лунный свет и отблески многорукой машины, которая одна нарушала тишину своим лязганьем.

Ночь была ясная, светлая; луна, единственная из планет, царила на небе. Я услыхал собачий вой, и этот знакомый звук заставил меня насторожиться. Потом я отчетливо различил гул канонады. Я насчитал шесть выстрелов и после долгого перерыва — еще шесть. И это было все.

IV Смерть викария

Это случилось на шестой день нашего заключения. Я смотрел в щель и вдруг почувствовал, что я один. Вместо того, чтобы стоять рядом и отталкивать меня от щели, викарий почему-то ушел в судомойню. Мне показалось это подозрительным. Проворно, но беззвучно ступая, я вернулся в судомойню. В темноте я услыхал, что викарий пьет. Я протянул руку в темноту, и мои пальцы нащупали бутылку бургонского.

Несколько минут мы боролись. Бутылка упала и разбилась. Я выпустил викария и выпрямился. Мы стояли, тяжело дыша, готовые к новой схватке. Наконец я встал между ним и запасом провизии и сказал, что решил установить дисциплину. Я разделил весь оставшийся запас на части с таким расчетом, чтобы хватило на десять дней. На другой день викарий сделал попытку снова подобраться к пище. Я дремал, но сразу встрепенулся. Весь день и всю ночь мы просидели друг против друга; я сильно утомился, но не уступал, викарий плакал и жаловался на голод. Я знаю, что мы провели так одну ночь и один день, но мне казалось тогда, — кажется и теперь, — что прошла целая вечность.

Несходство наших характеров привело наконец к открытому столкновению. В течение двух долгих дней мы перебранивались вполголоса, спорили, обвиняли друг друга. Иногда я терял самообладание и колотил его; иногда пытался действовать лаской и убеждением; однажды я даже попробовал соблазнить его последней бутылкой бургонского: в кухне стоял насос для откачивания дождевой воды, при помощи которого я мог утолять жажду. Но ни уговоры, ни угрозы не привели ни к чему: видимо, викарий совсем потерял рассудок. Он не прекращал попыток захватить провизию и разговаривал вслух сам с собой. Он держался очень неосторожно, — каждую минуту нас могли обнаружить. Скоро я понял, что он помешался, что моим единственным товарищем в этом тесном заточении был сумасшедший. Теперь я склонен думать, что и сам я в то время был отчасти не в своем уме. Меня мучили нелепые, безобразные кошмары. Но, как это ни странно, быть может, сумасшествие викария послужило мне предостережением: я взял себя в руки и потому сохранил рассудок.

На восьмой день викарий начал говорить громко, и я никак не мог удержать поток его красноречия.

— Праведен гнев твой, о господи! — повторял он поминутно, — праведен. Наложи кару твою на меня и на всех, кто со мною. Согрешили мы и впали в нечестие. Нищета была всюду и скорбь, бедняка попирали во прахе, а я потакал этому. Я проповедывал безумие, боже мой, безумие века сего, когда я должен был восстать, хотя бы и смерть мне грозила, и призвать их к покаянию. К покаянию угнетателей бедного и нищего.

Потом он снова вспоминал о провизии, к которой я не допускал его, надоедал мне клянчил, плакал, угрожал. Наконец он начал повышать голос; я умолял его замолчать; тогда он понял, что может держать меня в руках, и стал грозить, что поднимет крик и привлечет внимание марсиан. На первых порах это испугало меня. Но моя уступчивость уменьшила бы наши шансы на спасенье. Я не слишком верил его застращиваниям, хотя и считал его способным на самую безумную выходку. В тот день, по крайней мере, он не привел в исполнение своей угрозы. Но он продолжал разглагольствовать, постепенно повышая голос, в течение восьмого и девятого дней — это были проклятия и мольбы, перемешанные с покаянными возгласами о недостойном служении богу. Мне стало жаль его. Но, отоспавшись немного, он снова начал говорить так громко, что я вынужден был принять какие-нибудь меры.

— Молчите, молчите, — заклинал я.

Он стал на колени; до тех пор он сидел на корточках в темноте возле медной посуды.

— Я слишком долго молчал! — крикнул он так громко, что его, казалось, не могли не услышать в яме. — Но теперь я должен свидетельствовать. Горе этому нечестивому граду! Горе! Горе! Горе! Горе обитателям Земли, ибо уже прозвучала труба!..

— Тише, — прошептал я, вскакивая на ноги и холодея от ужаса при мысли, что марсиане услышат нас. — Ради бога.

— Нет! — заорал во все горло викарий, тоже поднявшись и простирая руки. — Слово господне на устах моих!

В три прыжка он был у двери в кухню.

— Я должен свидетельствовать. Я иду. Я и так уже слишком долго медлил.

Я протянул руку и нащупал сечку для мяса, висевшую на стене. В один миг я настиг его. Я рассвирепел от страха. Я нагнал его прежде, чем он успел добежать до середины кухни. Уступая последнему порыву человеколюбия, я обернул острие кверху и ударил его тупой стороной. Он ничком упал на пол. Я споткнулся о его тело и остановился, тяжело дыша. Он лежал неподвижно.

Вдруг я услышал снаружи возню и стук осыпающейся штукатурки; треугольное отверстие в стене потемнело. Я взглянул вверх и увидел, что нижняя часть многорукой машины медленно входит в пролом стены. Одно из сокращавшихся щупальцев извивалось среди обломков. Показалось второе щупальце, скользившее по рухнувшим балкам. Я оцепенел от ужаса. Потом у края отверстия, позади особого рода стеклянной пластинки, я увидел, с позволения сказать, лицо и большие темные глаза марсианина. Щупальце, как длинная металлическая змея, медленно вползало в дыру.

Я отскочил, споткнулся о тело викария и остановился у двери судомойни. Щупальце просунулось на два метра в кухню, извиваясь и поворачиваясь. Несколько секунд я стоял, как зачарованный, глядя на его медленное порывистое продвижение. Потом, тихо вскрикнув от страха, я пробежал через судомойню. Я весь дрожал и едва мог держаться на ногах. Я открыл дверь в угольный чулан и стоял

Щупальце поволокло к отверстию тяжелое тело.

там в темноте, глядя через щель двери в кухню и прислушиваясь. Заметил ли меня марсианин? Что он там делает?

В кухне что-то двигалось, задевало о стены с легким металлическим побрякиванием, точно связка ключей на кольце. Какое-то тяжелое тело — я слишком хорошо знал, какое именно, — проволокли по полу в отверстие. Уступая непобедимому соблазну, я подошел к двери и выглянул. В треугольном освещенном солнцем отверстии я увидел марсианина на многорукой машине; он внимательно рассматривал голову викария. Я сразу же подумал, что марсианин догадается о моем присутствии по рубцу от удара, который я нанес.

Я вполз обратно в угольный чулан, затворил дверь и в темноте стал по возможности бесшумно зарываться в дрова и в уголь. То и дело я замирал на месте без движения, прислушиваясь, не ввел ли снова марсианин свое щупальце в отверстие.

Вдруг легкое металлическое побрякивание возобновилось. Щупальце медленно двигалось по кухне. Все ближе и ближе. Вот оно уже в судомойне. Я надеялся, что щупальце не дотянется до меня. Щупальце царапнуло по двери чулана. Наступила целая вечность почти нестерпимого ожидания; я услышал, как стукнула щеколда. Он отыскал дверь. Марсианин понимает, что такое дверь.

Щупальце провозилось со щеколдой около минуты; потом дверь отворилась.

В темноте я мог разглядеть это металлическое щупальце, несколько напоминавшее слоновый хобот. Оно приближалось ко мне, трогало и ощупывало стену, куски угля, дрова и потолок. Это был какой-то темный червяк, поворачивавший свою слепую голову туда и сюда.

Щупальце коснулось моего каблука. Я чуть не закричал, но сдержался, укусив себя за руку. С минуту все было тихо, я уже начинал думать, что оно удалилось. Вдруг, неожиданно щелкнув, оно схватило что-то — мне почудилось, что меня, — и как будто стало выползать из погреба. Я не был вполне в этом уверен. Очевидно, оно захватило кусок угля.