Тимоти Снайдер - Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным

• Название: Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным
• Автор: Тимоти Снайдер
• Издательство: Дуліби
• Жанр: История
• Год: 2015

С 1933-го по 1945 год в Восточной Европе было уничтожено 14 миллионов человек. Книга профессора Йельского университета (США), блестящего историка и искусного рассказчика Тимоти Снайдера, «Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным» посвящена трагическим страницам в истории Восточной Европы. Украинский Голодомор, сталинские массовые экзекуции, Холокост, расстрелы немцами гражданского населения в ходе антипартизанских операций, преднамеренное морение голодом советских военнопленных, послевоенные этнические чистки… Две тоталитарные системы совершали одинаковые преступления в одно и то же время, в одних и тех же местах, содействуя друг другу и подстрекая друг друга.

Книга Тимоти Снайдера мгновенно стала мировым бестселлером, пережила 29 изданий на 26 языках мира. На русском языке публикуется впервые.

---

Сталин все еще находился в советской столице и занимался организацией празднования собственной победы. Он никогда не покидал город – ни во время начального наступления Операции «Барбаросса» в июне 1941 года, ни во время вторичного наступления Операции «Тайфун» в октябре. Забальзамированный труп Ленина вывезли из Кремля на сохранение, но Сталин оставался и правил. Ленинград был осажден, Минск и Киев взяты, но Москва защищалась под сталинским упорным командованием. 6 ноября Сталин обратился с речью к советскому народу. Сказав, что немцы называют свою кампанию «войной на уничтожение», он пообещал им то же самое. Один-единственный раз он назвал немцев убийцами евреев. Называя нацистский режим империей, готовой организовывать «погромы», он, однако, не сказал всей правды о происходившем массовом уничтожении. Минских евреев, которых забрали в Тучинку в советский праздник 7 ноября, расстреляли 9 ноября (в праздник национал-социалистов). Еще пять тысяч были расстреляны 20 ноября. Традиционные империи никогда ничего подобного с евреями не делали. За любой день второй половины 1941 года немцы расстреливали больше евреев, чем было убито во время погромов за всю историю Российской империи[458].

То, что немцы убивали евреев, никогда не должно было играть большой роли в советской версии войны. Со сталинской точки зрения, значение имело не уничтожение евреев, а возможности его политической интерпретации. То, что немцы идентифицировали евреев с коммунизмом, было не просто убеждением нацистов и предлогом для массового уничтожения, – это было пропагандистским оружием против Советского Союза. Если Советский Союз был всего лишь еврейской империей, то, конечно же, как говорили нацисты, у подавляющего большинства советских граждан не было причин ее защищать. Таким образом, в ноябре 1941 года Сталин готовил идеологическую и военную защиту Советского Союза. СССР не был государством евреев, как утверждали нацисты, – он был государством советских людей, первыми среди которых были русские. 7 ноября, когда евреи шли через Минск навстречу своей смерти, Сталин принимал военный парад в Москве. Чтобы поднять дух советских людей и показать немцам свою уверенность, он отозвал дивизии Красной армии с защитных позиций на западе от Москвы и заставил их маршировать по проспектам столицы. В своем обращении в тот день он призвал советских людей следовать примеру их «великих предков», упомянув шесть дореволюционных военных героев – все они были русскими. В час отчаяния советский лидер взывал к русскому национализму[459].

Сталин и себя, и свой народ связывал с бывшей Российской империей, которую только днем ранее упомянул в связи с погромами евреев. Взывая к героям дореволюционной российской истории, генеральному секретарю Коммунистической партии Советского Союза довелось совершить сделку с их духами. Поместив русских в центр истории, он имплицитно редуцировал роль остальных советских народов, в том числе тех, кто пострадал от немецкой оккупации больше россиян. Если это была «Великая Отечественная война», как сказал близкий соратник Сталина, Вячеслав Молотов, в день вторжения Германии, то что же было отечеством? Россия или же Советский Союз? Если это была война по обороне России, то что делать с массовым уничтожением евреев немцами?

Гитлеровский публичный антисемитизм поставил Сталина (и остальных лидеров Альянса) перед глубокой дилеммой. Гитлер говорил, что члены Альянса сражаются за евреев, а следовательно, членам Альянса из страха, что их народы могут с этим согласиться, пришлось настаивать на том, что они борются за освобождение угнетенных народов (но не именно евреев). Сталинский ответ на гитлеровскую пропаганду сформировал историю Советского Союза на все время ее существования: все жертвы немецкой политики уничтожения были «советскими гражданами», но самой великой из советских наций были русские. Один из главных пропагандистов, Александр Щербаков, прояснил эту линию в январе 1942 года: «Русский народ – первый среди равных в семье советских народов – несет главный груз борьбы с немецкими оккупантами». К тому времени, как Щербаков произнес эти слова, немцы уничтожили миллион евреев на восток от линии Молотова-Риббентропа, в том числе сто девяносто тысяч в Беларуси[460].

Когда в минское гетто, где не было ни электричества, ни отопления, пришли холода, евреи назвали свой дом «мертвым городом». Зимой 1941–1942 года в Минске размещалось самое большое гетто на территории довоенного Советского Союза, где находилось приблизительно семьдесят тысяч евреев. Согласно последней советской переписи населения 1939 года, среди двухсот тридцати девяти тысяч жителей города насчитывалось около семидесяти одной тысячи евреев. Некоторые из евреев-минчан бежали до прихода немцев в город в июне 1941 года, а тысячи других были расстреляны летом и осенью; с другой стороны, еврейское население города поглотило евреев, которые ранее прибыли как беженцы из Польши. Эти польские евреи сбежали от немецкого вторжения в Польшу в 1939 году, но уже не стали убегать дальше после того, как их догнали немецкие войска в 1941 году. Дорога для возможности бежать на восток была теперь закрыта. Раз советская власть исчезла с этих земель, больше не могло быть советских депортаций, которые, несмотря на всю свою смертоносность, сохранили польских евреев от немецких пуль. Больше не могло быть операций по спасению, организованных японским шпионом Сугихарой в Литве в 1940 году[461].

Минск был провинциальной столицей Генерального комиссариата Белой Рутении (так немцы называли Беларусь). Генеральный комиссариат составлял около четверти Советской Беларуси: восточная часть советской республики оставалась под военной администрацией, южная часть была добавлена к Рейхскомиссариату Украины, а Белосток аннексирован Рейхом. Вместе с тремя оккупированными странами Балтии Генеральный комиссариат Белой Рутении составлял Рейхскомиссариат Остланда. Беларусские евреи, независимо от того, подчинялись ли они этой гражданской оккупационной власти либо находились в военной оккупационной зоне на востоке, были в тылу операции «Тайфун». Когда Вермахт продвигался вперед, их убивали; когда он останавливался, некоторым из них на какое-то время продлевали жизнь. Неспособность немцев взять Москву в конце 1941 года спасла остававшихся в Минске евреев, по крайней мере, на какое-то время. Когда дивизии Красной армии, подкрепленной с Дальнего Востока, защищали советскую столицу, батальоны немецкой полиции порядка были отправлены на фронт. Это были те самые полицейские, которым иначе поручили бы расстрел евреев. Когда немецкое наступление остановилось в конце ноября, армия поняла, что сапог и шинелей, снятых с мертвых или пленных советских солдат, недостаточно, чтобы пережить приближающуюся холодную зиму. Еврейские рабочие в Минске должны были изготавливать их для армии, а значит, им нужно было сохранить жизнь до конца зимы[462].

Поскольку Москва держалась, немцам пришлось отказаться от начальных планов на Минск: нельзя было заморить его голодом, его прилегающие территории нельзя было очистить от крестьян; некоторые евреи какое-то время должны пожить. Немцы укрепили свое доминирование в Минске, прогоняя колонны военнопленных через гетто и через город. В конце 1941 года, когда военнопленные должны были умереть от голода, некоторые из них спаслись бегством... в минское гетто. Гетто было более безопасным местом, чем лагеря военнопленных. За несколько последних месяцев 1941 года в близлежащих дулагах и шталагах умерло больше людей, чем в минском гетто. Огромный шталаг-352, наверное, самый смертоносный из лагерей для военнопленных, был комплексом загонов в Минске и вокруг него. В лагере на улице Широкой в центре города содержались и военнопленные, и евреи. Бывшее заведение НКВД в Тучинке теперь было немецкой тюрьмой и местом экзекуций[463].

Немецкая политика в оккупированном Минске воплощалась в дикий и непредсказуемый террор. Карнавализированный парад смерти 7 ноября 1941 года был только одним из серии убийственных инцидентов, внушавших евреям ужас и растерянность по поводу своей судьбы. Особым унижениям подвергались евреи, которые до войны были известными и уважаемыми людьми. Известного ученого заставляли стоять на коленях на Юбилейной площади в центре гетто, держа на спине футбольный мяч. Потом его застрелили. Немцы брали евреев как личных рабов для уборки в доме и стирки. Немецкий (австрийский) доктор Ирмфрид Эберль после командировки, во время которой травил газом инвалидов в Германии, написал своей жене, что ему не нужны были деньги в этом «раю». Когда Гиммлер посетил Минск, для него организовали показательную экзекуцию евреев, которую снимали на кинокамеру. Он, видимо, позже смотрел на экране на себя и на массовое уничтожение[464].

Особенно страдали еврейские женщины. Невзирая на законы против «расового загрязнения», некоторые немцы быстро пристрастились к изнасилованиям как прелюдии к убийству. По крайней мере, один из немцев проводил «конкурсы красоты» среди еврейских женщин, приводя их на кладбище, заставлял из раздеваться догола, а затем убивал. В гетто немецкие солдаты вынуждали еврейских девушек танцевать ночью голыми; утром оставались только их мертвые тела. Перла Агинская вспоминала о том, что увидела однажды осенним вечером 1941 года в темной квартире в минском гетто: «Маленькая комната, стол, кровать. Кровь текла по телу девушки из глубоких чернеющих ран на груди. Было ясно, что девушку изнасиловали и убили. Вокруг ее гениталий зияли пулевые ранения»[465].