Александр Дюма - Кавказ

• Название: Кавказ
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Мерани
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1988

В 1858–59 годах А. Дюма путешествовал по России. Три месяца он провел на Кавказе. В апреле 1859 года в Париже вышли три тома его впечатлений от поездки на Кавказ. В 1861 году в сокращенном виде «Кавказ» был издан на русском языке.

Нынешнее издание, несмотря на незначительные купюры, — самое полное издание «Кавказа» в нашей стране.

Перевод с французского П. Н. Роборовского, литературная обработка, перевод недостающих частей, вступительная статья, послесловие, примечания и комментарии М. И. Буянова, редактор — доктор филологических наук, профессор Т. П. Буачидзе.

---

В Москве Дюма жил в Петровском парке, в особняке князя Д. П. Нарышкина, с коим был знаком по Парижу. Неподалеку ныне «4-ый Эльдорадовский переулок». Когда-то были здесь еще три Эльдорадовских переулка, где-то в одном из них помещался знаменитый в середине XIX столетия ресторан «Эльдорадо». «4-го же Эльдорадовского переулка» во времена Дюма не существовало, он назывался тогда Цыганским уголком: здесь жили цыгане, выступавшие в увеселительных заведениях Петровского парка, их было великое множество.

В ресторане «Эльдорадо» и в его саду был устроен прием в честь Дюма. В отчете о приеме полицейские грамотеи назвали его «Элдорадо», а князя Кугушева переиначили в Когушева. Б. С. Земенков («Памятные места Москвы. Страницы жизни деятелей науки и культуры». М., 1959, с. 165) считает, что «Эльдорадо» находилось на том участке Новослободской улицы, где сейчас возвышается дом 58. В Петровском парке находился Петровский дворец, в котором когда-то поселился Наполеон.

Обойти события 1812 года Дюма не мог. Однажды он отправился в Бородино. И как писателя, и как француза его влекло это место: еще бы, здесь закатилось солнце Наполеона! О чем думал Дюма на Бородинском поле?

В конце XIX столетия весьма популярен был Илья Александрович Салов (1835–1902) — автор драм, повестей, рассказов и пр. После его кончины были опубликованы его мемуары, в которых упоминается и знакомство с Дюма. Приведем эти воспоминания полностью (в той части, которая относится к французскому писателю):

«…я встретился с Дюма-отцом. Встреча эта произошла в Бородинском монастыре, у игуменьи…

В то время у игуменьи гостили две сестры Шуваловых… коль скоро они начали говорить, то перебивать их не было возможности. Дюма уж на что был великий говорун, но и тут спасовал перед ними… Дюма долго силился вставить от себя хоть единое слово, но все его усилия оказывались тщетными, и только за завтраком, сервированным на гранитных подножиях Бородинского памятника, мне удалось послушать Дюма… Дюма… заговорил о Бородинском сражении, о великом патриотизме москвичей, не задумавшихся даже ради спасения своего отечества зажечь Москву, о великой ошибке Наполеона, опьяненного победами и рискнувшего идти на Москву. — Но, — добавил он, — великие люди делают и великие ошибки.

Говорил он много, громко и несколько театрально, и театрально жестикулируя. Это был мужчина высокого роста, гигантского телосложения, с крупными чертами смугловатого лица и мелко вьющимися волосами, словно шапкой покрывавшими его большую голову.

По поводу сожжения Москвы говорил он много и красноречиво. Но сестры Шуваловы… начали доказывать, что Москву подожгли не русские, а французы; но Дюма на этот раз не выдержал, вскочил с места и, ударяя себя в грудь, принялся опровергать высказанное ими. Он чуть не кричал, доказывал, что Наполеон сумел бы остановить французов от такой грубой и пошлой ошибки, так как гением своего ума не мог не предвидеть, что под грудами сожженной Москвы неминуемо должна была погибнуть и его слава, и его победоносная великая армия.

— Наполеон, — кричал Дюма, — как великий человек мог делать великие ошибки, но как гений, не мог делать глупых».

Видно, эта тема больно трогала Дюма: о пожаре Москвы он вел беседы и с Е. Ростопчиной, о которой читатель узнает много ценного из книги Дюма.

Вернемся к воспоминаниям Салова.

Потом за Дюма приехали его поклонницы, «которые, по правде говоря, не давали ему ни прохода, ни проезда… Они чуть не все разом подхватили Дюма под руки и пошли гулять по Бородинскому полю. Дюма словно переродился: оживился, повеселел, и любезности одна другой щеголеватей и остроумнее посыпались из его уст» («Исторический вестник», 1906, № 6, с. 168–170).

В 1937 году опубликована ныне представляющая библиографическую редкость работа С. Н. Дурылина (1877–1954) о пребывании Дюма в России[3]. Автор использовал архивы III отделения и обнародовал множество прежде неизвестных фактов. До наших дней каждый, кто описывал жизнь Дюма в России, так или иначе отталкивался от работы Дурылина или просто пересказывал ее[4].

Большинство документов лишь приблизительно передают суть явлений и отражают психологию тех, кто их составлял, и психологию тех, кому они адресованы, и уж потом психологию того, о ком они повествуют. К тому же многие из них совершенно банальны: ясно, например, что любой иностранец, оказавшийся на территории Российской империи, непременно попадал под тайный надзор полиции — Дюма, естественно, тоже находился под надзором.

Но уж коль зашел разговор о полицейском надзоре над Дюма, то полностью приведем жандармское «Дело» А. Дюма, многие материалы которого ввел в научный оборот С. Н. Дурылин в своей статье.

В Москве на Большой Пироговской улице размещается Центральный государственный архив Октябрьской революции, высших органов государственной власти и органов государственного управления СССР (ЦГАОР СССР). В нем хранится множество документов, в том числе и все секретные сведения из святая святых царской жандармерии.

Хранится и «Дело» Дюма. На каждом из десяти документов, составлявших «Дело», выведено: «Секретно» или «Весьма секретно», на полях некоторых стояло: «Доложено Его Величеству», на обложке же категорически начертано: «Хранить навсегда». И дата — 18 июля 1858 г. (ф. 3-й экс; № 1858, ед. хр. 125).

1-й документ

Г. начальнику 2-го округа корпуса жандармов.

Известный французский писатель Александр Дюма (отец), прибыв в недавнем времени из Парижа в С.-Петербург, намерен посетить и внутренние губернии России, для каковой цели собирается ехать в Москву.

Уведомляя о сем Ваше превосходительство, предлагаю Вам во время пребывания Александра Дюма в Москве приказать учредить за действиями его секретное наблюдение и о том, что замечено будет, донести мне в свое время.

Генерал-адъютант князь Долгорукий[5],

18 июля 1858 г.

2-й документ

Г. наместнику кавказскому.

Известный французский писатель Александр Дюма (отец) прибыв в недавнем времени туристом из Парижа в С.-Петербург, отправляется ныне вовнутрь России с намерением быть также в Тифлисе.

Сообщая о сем Вашему Сиятельству, с тем не изволите ли Вы, милостивый государь, признать нужным учредить за Александром Дюма во время его пребывания в Тифлисе секретное наблюдение, покорнейше прошу о последующем почтить меня Вашим отзывом.

Генерал-адъютант князь Долгорукий,

19 июля 1858 г.

3-й документ

(отослан из Тифлиса 20 августа, получен в С.-Петербурге 4 сентября 1858 г.).

Вследствие отношения ко мне Вашего Сиятельства от 19 июля настоящего года за № 676 по предмету надзора за г. Дюма, честь имею сообщить Вам, милостивый государь, что по приезде г. Дюма в Тифлис мною будет назначен для нахождения при нем в качестве переводчика и путеводителя благонадежный чиновник, которому вместе с тем будет поручено и наблюдать за ним.

Этою мерой я полагаю совершенно удовлетворительно заменить полицейский надзор.

Генерал-адъютант князь Барятинский.

4-й документ

(от 18 сентября 1858 г, получен 25 сентября).

От начальника 2-го округа корпуса жандармов, № 67,

Москва.

Во исполнение секретного предписания Вашего Сиятельства от 18 июля сего года за № 658 я имею честь донести, что французский писатель Дюма (отец) с приезда своего в Москву в июле месяце сего года жил у г.г. Нарышкиных — знакомых ему по жизни их в Париже; многие почитатели литературного таланта Дюма и литераторы здешние искали его знакомства и были представлены ему 25 июля на публичном гулянье в саду Элдорадо литератором князем Когушёвым, князем Владимиром Голицыным и Лихаревым, которые постоянно находились при Дюма в тот вечер; 27 же июля в означенном саду в честь Дюма устроен был праздник, названный НОЧЬ ГРАФА МОНТЕ КРИСТО. Сад был прекрасно иллюминован, и транспарантный вензель А.Д. украшен был гирляндами и лавровым венком.

В тот день в честь Дюма князь Голицын давал обед, и оттуда прямо Дюма приехал на праздник в Элдорадо; в тот вечер с ним были двое Нарышкиных, живописец Моне и мадам Вильне, сестра бывшего в Москве французского актера, которая, как говорят, постоянно путешествует в месте с Дюма.

В Москве Дюма посещал все достопримечательности и ездил в предместья Москвы; в начале августа с сыновьями генерала Арженевского он ездил в имение отца их, находящееся близ села Бородина, где осматривал памятник и бывшие в 1812 году батареи, был в Спасо-Бородинской пустыне, в Колоцком монастыре и в Бородинском дворце, который в то время отделывался в ожидании Высочайшего приезда Императорской фамилии.

В семействе Нарышкиных, где жил Дюма, его очень хвалят, как человека уживчивого, без претензий и приятного собеседника. Он имеет страсть приготовлять сам на кухне кушанья и, говорят, мастер этого дела (последнюю фразу кто-то из читателей донесения подчеркнул: возможно, и сам царь — М.Б.). Многие, признавая в нем литературные достоинства, понимают его за человека пустого и потому избегали или сдерживались при разговорах с ним, опасаясь, что он выставит их в записках и будет передавать слышанное от них вопреки истине.