Виктор Шевелов - Те, кого мы любим – живут

• Название: Те, кого мы любим – живут
• Автор: Виктор Шевелов
• Издательство: Картя Молдовеняскэ
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1967

Книга включает лучшее произведение автора — роман «Те, кого мы любим, — живут», написанный в последние годы жизни, а также ряд повестей, рассказы для детей и юношества.

---

— Скажите что-нибудь, — Каталина взяла меня под руку. — Глядите, река совсем неподвижная. О чем вы думаете?

— Думаю о вас. Ведь с того дня, как увез вас генерал Жолобов, много утекло воды. Чем вы занимались этот год? Почему вы сегодня солдат? Почему не разыскали мать, не остались с ней? Как оказались в нашей части? Вы, кажется, были в спецшколе? Видите, вопросов сколько!

Каталина заговорила не сразу.

— На них можно ответить одним словом и все понять, если захотеть. Когда-то я тоже засыпала вас вопросами, теснившими мне грудь. И ни на один из них вы не захотели ответить прямо. Вы правильно сделали, что поступили так. Никакие объяснения не помогут понять, что происходит сегодня. До этого надо дойти самому. И я постигла, что должна делать, поэтому я здесь, в армии.

— Почему вы покинули спецшколу?

— Разве вы всегда поступаете так, как хотите?

— Значит, это произошло помимо вашей воли?

— Не знаю.

— Вы не хотите ответить?

— Я вам сказала правду.

Чем дольше мы говорили, тем более непонятной для меня становилась Каталина. Она успокоилась. Лицо ее посуровело, в голосе не слышалось слез. Неоперившимся птенцом, капризным и наивным, и одновременно многоопытным человеком казалась она мне. С одной стороны, в ней жили непонятная жестокость и трезвость, с другой — глубокая нежность. Упади снежинка ей на душу и оцарапает ее. Кто она?

— Каталина, что у вас общего с Войтовым, почему я застал вас у этого старика? — спросил я. И будто ударил ее по лицу. Она резко высвободила руку из-под моего локтя.

— Вы всю вину валите на головы отцов и думаете, что правы? И эту ли истину надо искать — кто прав, кто виноват? Войтов оказался сердечнее вас, и не любить его в те минуты я не могла.

— Пойдемте домой, — сказал я, видя, что чем-то ожесточил Каталину.

У дома, где жила она с другими девушками-радистками, я пожелал ей покойной ночи. Поднявшись на крыльцо, она помахала рукой, сказала:

— Передайте лейтенанту Березину, чтобы на меня не злился. Когда-нибудь он все поймет правильно.

— Он — возможно, но я ничего не понимаю. Объясните, что все это значит?

Каталина ничего не ответила, улыбнулась и скрылась за дверью.

V

Минула неделя. Втянуться в мирную жизнь не составляло труда. Война еще жила в сердце, но была далеким событием, а что далеко, волнует постольку, поскольку требуют этого либо правила приличия, либо иные мотивы; человеку порой необходимо непосредственно соприкоснуться с бедами, чтобы он знал, что это такое, и не страдал забывчивостью. Это правило отлично усвоил Войтов. Он до отказа загрузил сутки боевой учебой бойцов и командиров, в его жестком регламенте передохнуть некогда. Но мы изворотливы, умудряемся найти время и для себя, будучи твердо убежденными, что там, где пройдет заяц, проберется гончая, где проберется гончая, там пройдет охотник, а где — охотник, там пройдет лошадь, где пройдет лошадь, там проедет повозка.

С Березиным у нас дружба — водой не разлить. Правда, он по-прежнему ревниво хранит в тайне свои сердечные дела. Но кое-что я заприметил и терпеливо жду, когда он раскроется. Каталину почти не вижу. День провожу в степи на занятиях с бойцами, а вечерами торчим на разборах у Войтова. Передаю ей приветы через Березина. Он свой взвод взвалил на меня; сам предпочитает дежурство по части, различные штабные поручения. Все эти ухищрения для того, чтобы чаще видеть Каталину. Он весь во власти мятущегося чувства, хотя вида не подает. У меня на душе иногда скребут кошки, просыпается что-то безотчетное, похожее на ревность, но я боюсь признаться в этом даже самому себе.

И вот как-то случай свел нас на пятачке. Каталина была озабочена. Березин что-то внушительно говорил ей. Заметив меня, он немедля переменил тему разговора, рассмеялся. Вышло у него это ненатурально. Он и сам почувствовал фальшь и покраснел до корней волос.

— У меня к вам разговор, Каталина, — сказал я. — Вы не очень заняты?

— Нет. А что?

Я покосился на Березина, недвусмысленно давая ему понять, что он мне помеха. Березин заколебался.

— Нет, останьтесь! — вдруг обратилась к нему Каталина. И повернулась ко мне. — Я слушаю.

— Здесь не совсем удобно, — замялся я.

Каталина спросила напрямик:

— Вы боитесь его? — кивнула на Березина и с издевкой улыбнулась. — Он же вам друг.

Я, да и, видимо, Березин поняли, что выглядим довольно-таки смешно.

— Не кажется, ли вам все это мальчишеством? — снисходительно сказал я Каталине.

— А вам не кажется, что пора, наконец, перестать опекать меня и принимать за девчонку, которая без мамы не может и шага ступить? — спросила Каталина. — Кстати, вы не оригинальны. — Она метнула взгляд на Березина. — Лейтенант тоже считает своим долгом опекать меня. Даже закатил сцену. Он, видите ли, огорчен и уверен, что мое пребывание в армии — чистая случайность. Его чутье подсказывает ему, что я сама раскаиваюсь, готова грызть локоть. Дескать, мое место в Москве, около мамы, я должна быть в институте. Войтов ко мне относится хорошо, не поздно исправить ошибку. Ну да что толочь воду в ступе, думайте, что хотите! Только избавьте меня от этой заботы. Я не беспомощный щенок. Никто не знает, что у меня тут, на сердце. — Руки Каталины взметнулись к груди. Мне по-настоящему стало стыдно от какой-то своей мелкоты. Березин пристально разглядывал свои сапоги. — А думать обо мне можете все, что вам угодно, — продолжала она. — У людей никто не отнимал права заблуждаться. Сегодня одна моя подружка даже сообщила мне, что я втюрилась по уши в лейтенанта Метелина. А я-то и не догадывалась об этом.

— Вы хотите сказать…

— Просто хочу предостеречь вас, лейтенант, от заблуждений.

Каталина! Из давней короткой встречи я вынес обрывочные представления об этом человеке. Но забыл, кажется, и то немногое. Думал — передо мною девочка восемнадцати лет. В возрасте не ошибся! Ошибся в главном. Забыл о времени, которое заставляет мужать не по годам, а часам. Я забыл о самом ценном в человеке — об одаренности его натуры и с одинаковой меркой, как ко всем, подходил к Каталине. Чего доброго, мог еще возомнить себя неотразимым и — этаким пошляком Дон-Жуаном — волочиться за нею, стараться кружить ей голову. В ней же все светло и чисто. Она полна силы, не доступной ни мне, ни Березину.

— М-да, поделом, — сказал я лейтенанту. — Каталина преподала нам превосходный урок. Что ж, пошли.

— Я останусь, — сказал Березин.

VI

Некоторое время я наблюдал Каталину издали. Я уже не мог оставаться равнодушным к этому человеку, повернувшемуся такой неожиданной стороной. Березин после нашего разговора втроем дулся на меня, свой взвод сам уводил на занятия. Вечерами тщательно чистился, мылся и уходил из палатки, не обмолвившись со мною ни словом. Я знал — его ждала Каталина. Но долго он не задерживался, возвращался то захлестнутый без меры счастьем, то подавленный и несчастный.

— Все ты виноват, — выпалил однажды он и тут же присмирел. — Послушай, Саша, давай поговорим как мужчина с мужчиной. Если ты любишь Каталину, так скажи, и я уступлю тебе дорогу.

Я усмехнулся.

— Не смейся! — возмутился он. — Я люблю. Не могу жить без нее! Все во мне перевернулось, не узнаю самого себя. Я глуп, я сумасшедший, я самый счастливый. Ради нее отказался от долго лелеемой мечты… — Он перевел дыхание. — Все началось еще в спецшколе. Из-за Каталины я тоже ушел оттуда. Для меня это могло кончиться очень худо, но поступить иначе было выше моих сил. Ради всего святого прошу тебя — пойми. У тебя тверже воля, ты сумеешь заставить себя. Я же бессилен, потому что люблю ее больше, безумнее. И поэтому не могу. Скажи себе — нет, и я, Саша, твой друг до гроба. Я сделаю все, чтобы сохранить Каталину. Ее место не здесь, не в армии, и тем более не на фронте. Я просил Войтова, и он обещал. Каталина должна вернуться в тыл, ее надо сберечь!

— Тебя никогда не будет любить Каталина, — сказал я.

Березин подскочил ко мне с кулаками, вытянутый, как струна. Но в его глазах стояли слезы.

— Научи!.. — процедил он сквозь слезы.

— Ты слишком для этого поглощен собой.

— Я люблю ее. Ты знаешь, что это такое? Люблю!

— Не знаю. — И я вышел из палатки.

Густели сумерки. Солдаты готовились к ужину. Березина я, казалось, знал до глубины, думал, он — воплощение добродетели, и вот — незнакомый, чужой и жалкий человек. Неужели Каталина видит только начищенную сторону в нем? Я рассердился. И понесло меня, как захлестнутую лошадь на обочину: какой только чуши не нагородил самому себе о Каталине и Березине!

После ужина Войтов пригласил командиров к себе. Длинная, большая комната едва вместила всех. Здесь оказалась и Каталина; вела себя непринужденно, словно была на положении хозяйки. Я недоумевал: офицеры собрались, чтобы подвести итоги боевой учебы в подразделениях, роль Кораблевой оставалась загадкой. Слуху, который дошел до меня, не верил, но столь частое посещение ею полковника, ее присутствие в его доме даже в часы, когда он вел деловой разговор с подчиненными, — все это было слишком откровенным вызовом. Березин, забившись в угол, не спускал глаз с Каталины. Войтов стоял у карты. Он был в отличном настроении. И скованность, которая обычно царила среди нас в его присутствии, как-то незаметно исчезла. Третьего дня полковник получил орден, со дня на день ждет повышения в звании; он стал мягче, с лица его не сходит добродушие. Вот и сегодня, разбирая учения, он по-отечески снисходителен к нашим промахам, хотя железную ноту в его голосе мы улавливаем даже за щедрой улыбкой и незлобивостью. Судя по докладам офицеров, репликам и замечаниям Войтова, дела идут превосходно. Часть формировалась, пополнялась новыми людьми, училась, готовилась к боям.