Борис Расин - Подбельский

• Название: Подбельский
• Автор: Борис Расин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1963

В энциклопедиях можно прочесть о Вадиме Подбельском всего лишь десяток скупых строк. Между тем короткая, но прекрасная жизнь Подбельского, профессионального революционера-ленинца, — это подвиг во славу революции. «Он хотел так жить и работать, чтобы рвались мускулы и скрипели кости», — сказал о нем А. В. Луначарский.

Книга Б. И. Расина — первая попытка показать жизнь этого выдающегося человека, талантливого журналиста, народного комиссара почт и телеграфов в первые годы советской власти.

---

В своем письме московским и питерским большевикам накануне Октябрьского переворота Ленин указывал, что «Московский совет, взяв власть, банки, фабрики, «Русское слово», получает гигантскую базу и силу…». Он считал необходимым закрыть эту газету.

Газета «Русское слово», начавшая антисоветскую кампанию, не выходила по решению Военно-революционного комитета с 26 октября по 7 ноября (по старому стилю).

С 8 ноября Военно-революционный комитет при Московском Совете рабочих и солдатских депутатов разрешил издание всех органов печати без различия направлений. При этом ВРК предложил, чтобы все рабочие и служащие, которые не работали, пока не выходили газеты, получили за это время полную компенсацию. Военно-революционный комитет, восстанавливая свободу политической печати, предупредил издателей: если они станут призывать к свержению Советов, газеты будут немедленно конфискованы, а издатели и редакторы привлечены к суду Революционного трибунала.

Это предупреждение, очевидно, не возымело действия на «Русское слово». Как только был возобновлен выход газеты, она с первых же своих номеров превратилась в одну из наиболее оголтелых клеветнических газет. Каждый день преднамеренно на самых видных местах в ней помещались антисоветские материалы. Казалось, что «столпы журналистики» соревновались в злопыхательстве. Сегодня они спрашивали, что же дадут большевики обманутому им народу, на следующий день пытались доказать, что большевистская власть разваливается. Кугель назвал новый социальный порядок «умиранием России», а Яблоновский, перекликаясь с ним, с сарказмом говорил о «райском житье» в революционной России. Пользуясь богатой информацией благодаря своей разветвленной корреспондентской сети, газета, как бы нарочно, подбирала такие сообщения из провинции, которые дискредитировали советскую власть.

3

Отправляясь к Сытину, Подбельский не на шутку волновался. Как говорить с этим добродушным стариком Иваном Дмитриевичем, как передать ему решение советской власти о закрытии газеты? Как. встретят его сотрудники редакции, со многими из которых он бок о бок работал? «Держись, Вадим! — говорил он себе. — И Сытин и редактор газеты Благов знают, что ты большевик».

Вадим Николаевич помнил, как еще совсем недавно — в 1916 году — вся культурная Россия отмечала пятидесятилетний юбилей издательской деятельности Сытина. За пятьдесят лет сытинское книгоиздательское товарищество стало самым мощным в стране. Оно выпускало более пятнадцати процентов всей книжной продукции России.

Умный, деловой и предприимчивый хозяин, Иван Дмитриевич Сытин взял курс на издание такой литературы, которая находила наибольший спрос у широкого круга читателей. Сытин печатал популярные издания по сельскому хозяйству, издавал журнал «Свобода воспитания», несколько детских журналов, детскую энциклопедию. Более двадцати пяти лет с сытинским издательством был связан Лев Николаевич Толстой. Конечно, Иван Дмитриевич Сытин был крупным капиталистом. Одна только чистая прибыль от его изданий в 1916 году составляла более двух с половиной миллионов рублей.

Маститый издатель, оставшийся простым в общении с людьми, не успевал тогда в день юбилея отвечать на приветствия и пожелания. Подбельский помнил, как стоял Иван Дмитриевич среди друзей, сотрудников, почитателей — большой, коренастый и подтянутый, в сером в полосочку костюме, с зачесанными назад волосами и аккуратно подстриженной бородой — и щурил немного припухшие умные глаза…

Теперь Вадим Николаевич с особой ясностью ощутил, что два года работы у Сытина не прошли для него даром. Ему, комиссару по делам печати, сейчас очень пригодились наблюдения за большой организаторской деятельностью старого издателя, за обычаями и законами буржуазной прессы.

Не могло быть никаких сомнений, что именно в таких больших издателях нуждалась советская власть. Правда, политик Иван Дмитриевич неважный, иначе не дал бы волю злобным писакам на страницах своей газеты. Для закрытия «Русского слова» достаточно оснований, но советская власть не зачеркивает полезную деятельность Сытина, не хочет оттолкнуть его.

По правде говоря, Вадиму Николаевичу не обязательно было самому объявлять издателю решение Исполнительного Комитета Московского Совета. Достаточно дать письменное распоряжение или послать в издательство кого-либо из сотрудников комиссариата. Но Вадим Николаевич, человек прямой и откровенный, решил идти сам. Во-первых, личный приход комиссара подчеркивает важность этого акта советской власти. Во-вторых, и это второе было для комиссара по делам печати, как представителя советской власти, главным — Сытин может быть полезен новому строю; он ценный специалист, и с ним впоследствии можно будет сотрудничать.

Сытину доложили о приходе народного комиссара по делам печати.

Грузный, уже чуть согбенный, Иван Дмитриевич поднялся навстречу комиссару.

— Чем обязан такому высокому гостю?

Потом, как бы невзначай, со свойственным ему лукавством, добавил:

— Батенька, говорите все как на духу, мы, кажется, с вами старые знакомые. Слышал, слышал, что вы теперь комиссар.

Во всем облике Сытина, в его немного нескладной фигуре, в его манере говорить чувствовалась незаурядная сила.

— Иван Дмитриевич, — начал комиссар, решив сразу же изложить существо дела, — я пришел объявить вам решение советской власти закрыть «Русское слово»…

Иван Дмитриевич нахмурился, в его обычно добрых глазах сверкнул злой огонек. Он повернул голову в сторону висевшего на стене большого портрета Антона Павловича Чехова. Это движение как бы говорило: «Знаете ли вы, молодой человек, что это великий Чехов надоумил меня купить «Русское слово», знаете ли вы, что это он привел в мою газету многих выдающихся писателей? А вы хотите закрыть газету…»

Молчание затянулось. Наконец Сытин круто повернулся к Подбельскому и со злостью сказал:

— Я буду жаловаться в правительство, поеду к Ленину!

— Не горячитесь, Иван Дмитриевич, — комиссар старался успокоить старого издателя. — Вы, Иван Дмитриевич, человек деловой. Делаете вы большие дела — я бы сказал, государственные. Так давайте и поговорим с вами по-государственному.

Сытин поерзал на стуле; собеседнику передавалось его волнение. Комиссар продолжал:

— Знаю, вы сейчас думаете: что это, мол, он ко мне пристал, какой, мол, деловой разговор может состояться между большевиком, который выступает против частной собственности, и крупнейшим в России капиталистом — владельцем целого концерна издательств и типографий? Думаете ведь? Верно я говорю, Иван Дмитриевич?

— Предположим, что думаю. Вам разве легче от этого?

— Представьте — легче. Дело в том, что нам нужны вы — у вас большой опыт, авторитет. Почему бы вам в самом деле не сотрудничать с нами?

Лицо Сытина выражало недоумение.

— Интересно, интересно, повторите-ка, повторите…

— Короче говоря, помогите новой, советской власти расширить издательское дело, еще больше печатать нужных нашему народу книг и газет. Вы спросите, Иван Дмитриевич, а как же ваши типографии, ваши вложения, ваши бумажные склады?

— Вот именно. Все отдать вам? Собственно, что я говорю — «отдать», сами ведь возьмете.

— Тяжело, конечно, расстаться со своим добром. Знаю: вы сейчас колеблетесь…

Подбельский поднялся, попросил разрешения закурить. Курил очень редко и обычно тогда, когда волновался. Затянувшись и пустив кольца дыма, он подошел к Сытину и как бы невзначай заметил:

— А в сущности говоря, Иван Дмитриевич, вы большое дело делаете. Подумайте: не стоит ли вам заняться издательским делом в еще большем масштабе, чем до сих пор, но по нашим указаниям. А государство вас хорошо обеспечит.

Иван Дмитриевич слушал, сосредоточенно уставив взгляд в неизвестно для чего выдвинутый средний ящик большого резного письменного стола, в котором лежали аккуратно сложенные бумаги.

Подбельский сказал, что они еще вернутся к этому разговору, а пока — с завтрашнего дня — «Русское слово» не должно выходить.

Сытин ничего не ответил. Прощаясь с комиссаром, он вяло протянул руку. Когда дверь за гостем закрылась, Сытин все еще продолжал сидеть за столом.

В таком глубоком раздумье его застал Федор Иванович Благов.

— Долго вы, Иван Дмитриевич, с комиссаром-то беседовали, — начал Благов, желая поскорее узнать подробности разговора.

— Напротив, мало, очень мало. Мне бы надо много о чем порасспрошать, да вот поди-ка, Сытин растерялся.

Только сейчас редактор «Русского слова» обратил внимание на расстроенный вид издателя.

— Вы ведь знаете этого человека?

— Молодчика этого? Знаю, — сказал Благов.

— Не рекомендую вам так называть достойных людей, — посоветовал, чуть возвысив голос, Сытин.