Уильям Теккерей - Размышления по поводу истории разбойников

• Название: Размышления по поводу истории разбойников
• Автор: Уильям Теккерей
• Жанр: Проза

---

Теккерей Уильям Мейкпис Размышления по поводу истории разбойников

Уильям Мейкпис Теккерей

Размышления по поводу истории разбойников

{* Ч. Уайтхед, "Жизнь и приключения английских разбойников, грабителей и пиратов", Лондон, 1834, 2 тома.}

Век разбойников миновал, - наступил век жулья и плутов. Так сказал Эдмунд Берн, во всяком случае, нечто очень похожее, и то же самое с тоскою повторяем мы, апатичные сыны бездеятельной и прозаической эпохи. И в самом деле, где Ньюгетский Том, барон Брайдуэлла, виконт Нового Острога, граф Голборнхильский? Куда девался Джон Ренн - "шестнадцать удавок"? Где все эти уолтемекие арапы, чьи обряды и тайны почти не уступали масонским? Где Джек Шеппард? Где изящный кавалер Клод дю Валь с неизменной курантой и флажолетом? Э, да что тут толковать, а где сам Терпин? Все, все повешены на роковом Тайбернском древе и столь поспешно забыты соотечественниками, что последние, проглядев перечень их имен, едва ли обратятся мыслями (как то положено образованным англичанам) к своей "удивительной, богатой событиями истории".

Газета "Тайме" недавно поместила статью, в которой говорится, что наши современники столь преисполненны надежд на будущее, что у них нет ни времени, ни охоты изучать минувшее. Проставим вместо "надежд" - "страх" и, допустив эту незначительную поправку, позволим себе согласиться с мистером Барнсом; нам редко удается достичь соглашения с этим популярным автором на более легких условиях, чем замена белого черным. По совести же говоря, грядущее сулит нам столько печального и мрачного, что лиходейства (как говаривали наши, простаки-деды) разбойников минувшего столетия сейчас уж никого не могут ни поразить, ни напугать. Правда, в наше время вы можете спокойно пересечь всю Англию, не опасаясь, что дорожную скуку оживит хоть одно приключение. Пассажирам, пользующимся услугами почтенной Оксфордской конторы почтовых карет, теперь нет нужды задаривать какого-нибудь кавалериста, дабы он сопровождал карету по Тернхем-Грин и отпугивал грабителей, а на Дороге между Найтсбриджем и Парк-гейт нынче уж не увидишь, как двое шотландских стрелков или лейб-гвардейцев безучастно наблюдают за ограблением омнибуса, покуда кто-нибудь из пассажиров не догадается посулить им по кружке пива. Таинственные всадники больше не останавливают наемных карет в семь вечера на Пикадилли; и лондонский купец идет пешком из Холборна через Сент-Джайлз на свою загородную виллу в Бэйсуотер и не дрожит от страха, проходя по Тайберн-лейн; ибо, пока он совершает этот некогда опасный путь, тишину нарушают лишь крики, доносящиеся с изысканного кутежа на Хайд-парк-террасс. И если бы наши франты и нынче продолжали пользоваться портшезами, то какой-нибудь гуляка, отужинав у Бедфорда в Ковент-Гарден и вверив себя попечениям двух ирландцев-носильщиков и двух лакеев с факелами, мог бы отправиться к себе на Кондит-стрит, нисколько не опасаясь вооруженного нападения, между тем как сто лет назад он едва ли легкой душой отважился бы на подобный подвиг. Житель Темпля, добираясь пешком домой из клуба в Сент-Джеймс-сквер, проходит мимо "Савоя", не подвергаясь; никакому риску - разве что риску услышать нечто непечатное. Линкольн-Инн-Филдс уже не кишат опасностями, подобными тем, жоторые подстерегали путника на дороге между Иерусалимом и Иерихоном: в Иннз оф Корт перестали грабить в открытую. Стряпчие, проживающие в Темпле, нынче не лихоимствуют в непотребных домах на Шайр-лейн и не разбойничают на большой дороге в Хэунслоусской пустоши, хотя сто лет тому назад они отнюдь не брезговали этим промыслом.

Самое тяжкое испытание, которое ожидает вас в Хэнвей Ярде, нисколько не страшней того, которому вы подверглись в свое время из-за черных глазок маленькой миссис Мозес, подвигнувших вас на покупку шелковой шали, такой роскошной что до нее и дотронуться страшно, за что по возвращении домой вам пришлось выслушать от вашей кроткой супруги (вы так и не сказали ей, у кого куплена шаль) немало нареканий по поводу вашей расточительности. А помните, как в детстве вам рассказывал папаша, что находившийся у него в услужении привратник, малый дюжий и крепкий, посланный с поручением в тот же самый Хэнвей Ярд, был схвачен там и отправлен на плантации и даже не успел сообщить о своей участи друзьям и хозяевам. Вербовщики - наши торговцы живым товаром, - скупавшие для работы а колониях тех несчастных, которые вынуждены были продавать себя, действовали открыто и столь нагло, что нередко люди попадались к ним в сети против собственного желания или из малодушия, раскаявшись слишком поздно.

А можем ли мы хотя бы представить себе, что в нашем испорченном веке грабитель, в четверг бежавший из Ньюгетской тюрьмы, - в субботу вечером уже появится на Друри-лейн и Клер-Маркет в обществе своих старых приятелей, прохаживаясь, словно истый джентльмен: богатый черный костюм, пудреный парик с косичкой, гофрированная рубашка, шпага с серебряной рукояткой на боку, на пальце бриллиантовый перстень и золотые часы в кармане, в то время как ему отлично известно, что его разыскивают самым усердным образом; между тем именно так поступал когда-то Джек Шеппард, судя по свидетельству его современника, слова которого мы здесь процитировали.

Вспомним несчастных арестанток, которые в августе минувшего года погибли во время кораблекрушения неподалеку от Булони из-за позорной трусости и нерадивости французских моряков; мы можем смело утверждать, что ни одна из них не сумела бы нажить столько добра, чтобы нагрузить им целый фургон, и столько средств, чтобы зафрахтовать "Амфитриту", если бы, уже находясь в тюрьме, вздумала заняться там скупкой краденого. А знаменитая Дженни Дайвер, приговоренная в свое время к ссылке в Виргинию, прибыла в эти края именно с таким багажом, приобретенным в Ньюгетской тюрьме именно таким образом. Полюбовавшись американскими видами, она не задержалась в Новом Свете наняла судно и преспокойно отправилась на родину.

Люди из общества теперь уже не отводят воскресный день накануне казни посещению преступника в его камере, как бывало в дни Хореса Уолпола; последний рассказывает, что две тысячи знатных гостей (в том числе и леди и джентльмены) чуть было не задушили в Ньюгетской тюрьме разбойника Маклейна, который дважды падал в обморок, стиснутый со всех сторон своими почитателями. Маклейн был столь же хорошо известен на Сент-Джеймс-стрит, как какой-нибудь бездельник, весь день сидящий у окна кофейни Уайта; в тот же вечер, когда посетители разошлись, тетушка Маклейна, простодушная и добрая особа, которая осталась в камере, дабы побеседовать со своим многообещающим племянником и почитать ему, сказала (очевидно, для того, чтобы побудить его облегчить душу раскаянием): "Друг мой, что говорили тебе эти лорды? Ты прежде имел дело с кем-нибудь из них?" Скажем, к слову, что и сам Хорее Уолпол, столь забавно рассказывающий о Маклейне, повстречавшись с ним однажды на большой дороге, был ограблен им. Причем равнодушие - я чуть было не написал благодушие, - проявляемое в подобных случаях героем и жертвой, одна из любопытнейших черт той картины, которую рисуют нам рассказы об английских разбойниках.

В 1733 году Уильям Гордон был осужден за то, что в один из февральских вечеров (приблизительно в тот час, когда в 1833 году обедают) ограбил на дороге между Кенсингтоном и Найтсбриджем некоего джентльмена по имени Фрэнсис Питере, путешествовавшего в собственной, карете. Гордон постучал в окно кареты, и дочь мистера Питерса опустила стекло; затем последовало обычное требование, и в окно были переданы кошелек, кольца и часы. Старый джентльмен не проявлял недовольства, покуда Гордон, побуждаемый скорее прихотью, чем жадностью, не сорвал у него с головы парик и шляпу. "После чего, - заявил мистер Питерс (мы цитируем его показания на суде), - я укорил его за этот поступок. Сказал, что он не совместим с поведением людей его профессии и подвергает опасности мое здоровье, ибо погода стоит весьма холодная". Пока они вели этот спор, к ним подошел какой-то прохожий, держа в руке свечу в фонаре, и безучастно оглядел пострадавших: мистера Питерса с дочерью, лакея и кучера, - иными словами, там было уже четверо мужчин, которые могли бы схватить грабителя в то время, как леди криками призывала бы на помощь. Грабитель между тем отъехал прочь, не ускакал, а именно отъехал, не далее одного питейного заведения в Кенсингтоне, в кухне которого он появился, восседая в седле en cavalier {Лихо (франц.).}, и при этом, разумеется, нисколько не напоминая chevalier de la triste figure {Рыцаря печального образа (франц.).} - того офранцуженного Флорианом Дон-Кихота, который смотрит на нас с титульной страницы, - наоборот он весело смеялся и был в отменнейшем расположении духа, в то время как на голове у него красовалось целых две шляпы, из коих верхняя, принадлежавшая старому джентльмену, была обвязана крепом, что, возможно, придавало нашему весельчаку некоторое сходство с Листоном, оплакивающим преждевременную кончину Салли Стоке. Добавим к этому, что Гордон носил белый плащ и красный сюртук; и как только рука могла подняться, чтобы казнить такого молодца?