Сергей Омбыш-Кузнецов - Повесть о партизане Громове

• Название: Повесть о партизане Громове
• Автор: Сергей Омбыш-Кузнецов
• Издательство: Алтайское книжное издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1960

Однажды, разбирая архивные документы о гражданской войне в Сибири, я натолкнулся на приказ Реввоенсовета 5-й Красной Армии № 1117 от 26 декабря 1919 г., изданный по случаю победы над Колчаком и объединения с сибирской партизанской армией Ефима Мефодьевича Мамонтова. В этом документе есть такие строчки: «Навстречу шедшей в Сибирь Красной Армии поднялись тысячи восставших крестьян, соединившихся в полки. Самоотверженная борьба почти безоруженых партизан навеки врежется в память поколений, и имена их будут с гордостью произноситься нашими детьми». Мне захотелось более подробно изучить партизанское движение в Сибири, которое так высоко оценивалось в приказе Реввоенсовета 5-й Армии. Я встретился с одним из организаторов партизанского движения, командиром корпуса И. Громовым (Мамоновым), проживающим в Новосибирске, и он рассказал всё, что сохранилось в памяти о тех героических временах. Встречался и с бывшими партизанами. В частности, много интересного рассказал партизан из отряда Громова А. Полушкин, проживающий ныне в Сузуне. Изучал я и воспоминания многих участников партизанского движения и сохранившиеся документы тех времён. Результатом такого изучения и явилась эта книга. Если разные источники по-разному обрисовывают один и тот же факт, одно и то же событие, я выбирал вариант, который поддерживало большее количество свидетелей.  

---

На площади — несмолкаемый шум: говор, смех, ржание лошадей, мычание коров.

Бойко выкрикивают торгующие:

— Семечки ядрёные, на жару калёные! Семечки…

— Овчины дублёные! Овчины… Налетай-покупай!..

— Кому петуха, кому петуха?

— Плис, чесуча! Плис, чесуча!.. Носи — не износишь!

— Лучку, огурчиков. Муромцы, муромцы!..

Пьяный мужик сидит прямо в пыли у телеги и, положив голову на оглоблю, хриплым голосом тянет на всю площадь:

Всё о-отд-а-ал бы за-а ласки-ки взоры,
Лишь ты-ы вла-адела мной од-одна…

И вдруг этот обычный базарный шум перекрыл звонкий голос:

— Товарищи крестьяне!..

Все обернулись на голос. В самой гуще торгующих, на телеге, стоял молодой парень со сбившимися на лоб смоляными волосами и размахивал кепкой. Односельчане узнали в нём учителя Аркадия Данилова. Толкаясь и наступая друг другу на ноги, люди двинулись вперёд, сплошной стеной обступили бричку, на которой стоял учитель. Данилов, рубя рукой воздух, выкрикивал:

— Довольно подчиняться белой погани. Сколько можно терпеть?.. Красная Армия идёт с боями в Сибирь нам на помощь. Зиминцы выступили, и другие деревни за ними поднялись против Колчака. Неужели мы будем подставлять свои спины под плети и нагайки? Не пора ли нам взяться за оружие?..

Крестьяне заволновались, задвигались, зашумели. Призыв Данилова расшевелил их.

— Хватит!..

— Нет сил больше терпеть!

— Долой белых бандитов!..

Данилов переждал, когда крики мало-помалу стихли, и продолжал:

— Всюду устанавливается народная советская власть. Надо и нам выбрать Совет, а для организации самообороны — военного комиссара. Предлагайте своих кандидатов.

И сразу же десятки голосов:

— Дочкина!

— Тищенко!

— Буравлева!

— Ларина!..

Председателем Совета избрали Дочкина, военным комиссаром — Буравлева.

На телегу вскочил командир отряда Ильин, крикнул:

— Объявляется запись добровольцев в отряд!

Вокруг партизана, ведущего запись, образовалась толкучка. Многие уже сбегали домой и возвращались назад с винтовками, берданами, дробовиками, топорами.

Желающих записаться в отряд оказалось много. Однако принимали в отряд не всех, по выбору. Рядом с секретарём стоял Ильинин определял:

— Этот годен. Записывай!

— Здоров, как бугай. Пиши!..

Из толпы протискивается щупленький, болезненного вида мужик.

— А ты, Гаврила, куда? — шумнул на него Ильин. — Не подходящий к службе.

— Куда, куда?! Добровольцем… — ощетинился мужик.

— Сказал, не подходишь и не мешай другим записываться, — рассердился Ильин. — Маломощный, с беляком не сладишь. Будешь в селе самооборону держать.

— Запиши, товарищ Ильин, — взмолился Гаврила. — Я снаружи такой, а нутро у меня крепкое.

Но на него зашикали другие мужики, спешившие записаться в отряд, и он, ругаясь, отступил.

Вперёд пробивается дед в рваном зипуне, с топором в руке.

— А ну, черкни меня.

— Не соответствуешь, папаша, — замечает Ильин. — В резерв!

Дед возмущённо вскидывает остренькую бородёнку.

— Это как так в лезерву? Сына моего записали, а меня в лезерву. Я без сына никуда. Пиши!

Ильин в раздумье чешет в затылке.

— Ну, что, командир? — торопит секретарь.

— А чёрт его дери, записывай.

Отряд был сформирован из пятисот человек, однако оружия оказалось меньше чем у половины. Данилов подзывает только что избранного председателя Совета Дочкина, говорит ему:

— Собери всех кузнецов, Петро, пусть день и ночь пики куют.

Через час в разных концах села, в кузницах, застучали молоты о наковальни. В старой завозне организовали оружейную мастерскую. Под руководством знающего толк в пиротехнике Тищенко здесь ремонтировали поломанное оружие, начиняли бомбы и заряжали патроны. Добровольцы, не имеющие винтовок, толпились тут же и, выхватывая из рук кузнецов ещё горячие пики, спешили на площадь, где раскинулся военный лагерь.

На площади всё бурлило. Ильин с Даниловым разбивали отряд на сотни и отделения, сами повстанцы выбирали командиров. За село выслали дозорных, отправили агитаторов в другие деревни. Группа молодых партизан двинулась на поимку колчаковских милиционеров и приспешников из кулаков. Но они успели бежать из Усть-Мосихи. Привели только одного — торговца Никулина. Устроили над ним суд.

— Как поступим с ним, мужики? — спросил председатель Совета Пётр Дочкин.

Партизаны дружно зашумели:

— Через него нам шкуры шомполами полосовали…

— Верой и правдой Колчаку служил!

— В расход его!..

— Повесить!

Дочкин посоветовался с Даниловым и Буравлезым, объявил:

— Именем советской власти враг народа, продажная шкура, колчаковец Никулин приговаривается к расстрелу.

Тут же на площади приговор приводится в исполнение.

К вечеру прибыли гонцы из соседних сёл Куликово и Макарово. Они привезли решения сходов о присоединении к восстанию, установлении советской власти и организации партизанских отрядов.

* * *

Восстания в Зимино, Усть-Мосихе и других деревнях не на шутку встревожили управляющего Алтайской губернией Строльмана. Он почти через каждый час вызывал к прямому проводу командующего войсками Барнаульского военного района генерал-майора Биснека и сначала просил, а затем стал настойчиво требовать отправки больших отрядов на усмирение бунта. И Биснек дал команду в Камень: "Выслать отряд, усиленный пулемётами, в район Усть-Мосихи, Куликово и Макарово. Окружить бунтовщиков и уничтожить".

О движении карательного отряда вскоре стало известно в Усть-Мосихе, и Данилов срочно собрал совет подпольщиков.

— Что будем делать? — спросил он у товарищей.

— Поднимать народ. Защищаться! — было единым мнением.

Данилов тотчас же выехал в Куликово. В деревне ударили в набат. Под тревожный, частый звон церковного колокола к сборне бежали с винтовками, дробовыми ружьями, топорами и вилами.

Данилов стоял на возвышении и горячо кидал слова в прибывающую с каждой минутой толпу:

— Белые банды собираются поставит нас на колени, уничтожить. Но нас много, мы — это весь народ. За народом сила. Все на защиту святой свободы! Вооружайтесь, кто чем может, становитесь под красное знамя борьбы!..

— Победить или погибнуть! — решили жители села Куликово.

Тут же разбились на сотни, выбрали командиров и двинулись на Усть-Мосиху. Прибыли туда к вечеру, когда на площади шёл митинг. Почти все жители села собрались вместе в этот решающий час.

Данилов поднялся на сооружённую из ящиков трибуну. Установилась мёртвая тишина. Было слышно, как перекликаются в деревне горластые петухи.

Люди с тревогой ждали, что скажет их вожак. А он стоял спокойно, без кепки, в бордовой косоворотке, заправленной в полосатые брюки, словно был не на митинге, когда над восставшими нависла смертельная опасность, а в своей школе и объяснял урок ученикам. Только две суровые складки пролегли на его высоком лбу.

— Настал первый решительный бой с врагом, — раздался его голос. — Каратели уже проследовали через Юдиху и скоро будут здесь. Встретим же беляков на нашей, политой потом, земле и разгромим их. Отступать нельзя — враги опустошат нашу деревню…

Снова установившуюся тишину всколыхнули десятки голосов:

— Все, как один, пойдём!..

— Смерть белякам!..

— Веди нас!..

И вдруг весь этот шум перекрыл чем-то мощный бас:

— Знамя давай. Без знамя нельзя!

— Зна-а-амя! — прокатилось по площади.

Данилов растерянно оглянулся по сторонам. "Знамя?

Где его взять? Даже лоскутка красной материи сейчас не найдёшь в селе. А знамя надо!" Рука скользнула по груди и уцепилась за подол рубахи. Рубаха-то бордовая!.. Аркадий рванул за ворот, разорвал пополам, отделил прямоугольный лоскут, прикрепил его на пику и высоко поднял над головой. Спрыгнул с импровизированной трибуны и пошёл вперёд. За ним лавиной двинулись люди. Сурово зазвучала песня:

Смело, товарищи, в ногу,
Духом окрепнем в борьбе.
В царство свободы дорогу
Грудью проложим себе….

Вышли за село, к кромке Кулундинского бора. У самого леса повстанцы, имеющие винтовки, дробовые ружья и гранаты, раскинулись на несколько вёрст в цепь. А позади, в сосняке, укрылись пикари.

Вскоре показалась передовая походная застава белогвардейцев, а дальше, саженях в двухстах, и весь отряд. Наблюдатели доложили о приближении противника, и Данилов передал по цепи:

— При-го-то-вить-ся!..

Беспокойно, напряжённо задвигались партизаны, самые нетерпеливые поползли вперёд. Из передовой белогвардейской заставы заметили широко раскинувшуюся крестьянскую цепь, повернули коней, смешались с остальным отрядом — и все ударились в паническое бегство.