Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

• Название: Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII
• Автор: Дмитрий Быстролётов
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-93675-193-6 (том VII)

Д.А. Быстролётов (граф Толстой) — моряк и путешественник, доктор права и медицины, художник и литератор, сотрудник ИНО ОГПУ — ГУГБ НКВД СССР, разведчик-нелегал-вербовщик, мастер перевоплощения.

В 1938 г. арестован, отбыл в заключении 16 лет, освобожден по болезни в 1954 г., в 1956 г. реабилитирован. Имя Быстролётова открыто внешней разведкой СССР в 1996 г.

«Пир бессмертных» относится к разделу мемуарной литературы. Это первое и полное издание книг «о трудном, жестоком и великолепном времени».

Рассказывать об авторе, или за автора, или о его произведении не имеет смысла. Автор сам расскажет о себе, о пережитом и о своем произведении. Авторский текст дан без изменений, редакторских правок и комментариев.

---

Оба завтракают, потом курят.

— На счет фальсификации надо сказать прямо: ее не может быть. На фальшивках далеко не уедешь, и Эмиля его сицилийские боссы быстро уберут, если он когда-нибудь осмелится мошенничать. Мсье Эмиль нужен всем разведкам вокруг Лиги Наций и нужен только как солидная фирма!

Дверь. Медная табличка с надписью: «Высшая школа русского языка».

К двери в темном костюме и в темных очках подходит и звонит Сергей. Дверь приоткрывается, кто-то сквозь узкую щель под цепочкой долго рассматривает Сергея, наконец, дребезжащий старушечий голос спрашивает по-русски:

— Кто там? Вы к кому?

Сергей отвечает по-русски с заметным акцентом, медленно подбирая слова:

— К генералу Иноходцеву, мадам.

— Не вы ли мистер Джеки?

— Да, мадам.

— Входите. Генерал вас ждет.

Сергей входит.

Сергей с весьма суровым видом сидит в кресле напротив маленького сухонького старичка с седыми усами, кончики которых закручены вверх. Старичок в штатском, но в осанке и в движениях хорошо проглядывается давнишняя военная выправка.

Иноходцев говорит вежливо и несколько угодливо: он едва скрывает улыбку радости, что заполучил такого перспективного клиента.

— Вот пепельница, мистер Джеки. Курите, пожалуйста, не стесняйтесь. Я весьма рад нашему знакомству.

Сергей делает легкий поклон.

— Мистер Джеки, я несколько разочарован, увидев перед собой европейца. Я думал, что ко мне явится японский офицер в штатском. Это упростило бы переговоры. Не скрою, мне давно хотелось установить контакт с японской разведкой. Очень хотелось. Наш общий друг, которого я ценю за связи с швейцарским Генштабом, поручился за вас.

Пауза. Вдруг Иноходцев хитровато улыбается.

— В том, что на первый раз появились вы, а не японский офицер, я вижу обычную восточную осторожность. Передайте вашим начальникам, что я это высоко ценю.

Генерал сидя делает легкий поклон. Потом продолжает солидно, с достоинством:

— Я являюсь владельцем «Высшей школы русского языка». Моей задачей, как руководителя и преподавателя, является не только передать моим курсантам знание русского разговорного языка, но и обучить их манере держаться в различных слоях советского общества: партийцев, хозяйственников, военных, интеллигентов, рабочих, комсомольцев. Курс обучения длится у меня не меньше года. За это время при самом интенсивном методе невозможно добиться, чтобы иностранец научился говорить без акцента и смог бы в Советском Союзе выдавать себя за русского. Несколько лет тому назад школа была центром обучения офицеров Добровольческой армии генералов Деникина, Врангеля и других для переброски их в Совдепию: ведь важно не только знать язык, но и усвоить манеры держаться в обществе. Теперь среди белой эмиграции боевой пыл несколько остыл — это прискорбное действие времени, мистер Джеки!

Сухой кивок Сергея.

— Но на помощь мне и иностранным курсантам приходит многонациональный состав населения этой страны. Курсант со светлой окраской волос, глаз и кожи станет жить и работать в Ленинграде, северных областях или в Москве, и я подгоняю его акцент под манеру говорить и акцент под уроженцев наших остзейских губерний: Эстляндской, Курлянс-кой, Лифляндской, Виленской, Ковенской и других. В определенных случаях они могут говорить как уроженцы Царства Польского. Вторая группа — это смуглокожие брюнеты, которых я готовлю так, что их русский язык не отличается от акцента жителей Закавказья. Третья группа, к которой принадлежали бы и курсанты-японцы, после окончания моих курсов может говорить так, как в России изъясняются среднеазиатские инородцы с монгольским типом лица. Их теперь большевики называют казахами. У них национальный характер сказывается не только в акценте, но и в жестах, привычках, манере говорить и прочих особенностях быта. Японец, выдающий себя за жителя Средней Азии, должен был бы учиться у меня дольше и больше, чем, скажем, швед, который потом будет выдавать себя за финна или латыша: азиатские манеры трудны для имитации.

Генерал с приятной улыбкой склонил голову на бок и покрутил усы. Сергей с неподвижным лицом молча смотрел на него в упор, совершенно не шевелясь. Вдруг спросил:

— Откуда вы можете знать столько акцентов, господин генерал?

— Из личного опыта. Я служил в Остзейском крае и в Туркестане. Моя жена — уроженка Риги.

Пауза. Генерал продолжает:

— Люди разных национальностей теперь в России одеваются более или менее одинаково. Мой бывший курсант, попав в Советский Союз, всегда должен носить что-то такое, что сигнализировало бы собеседнику его национальности — скажем, тюбетейку на голове или ременной поясок, если он японец и хочет, чтобы в нем сразу узнали уроженца Верного или других туркестанских городов.

— Господин генерал, как по-вашему, для чего едут ваши курсанты в Россию?

Иноходцев усмехнулся в усы и хитро прищурился:

— Это меня не интересует, мистер Джеки. Курс обучения у меня стоит недешево, я работаю добросовестно и со знанием дела, но курсант, покинув школу, может быть уверен, что я его забыл и в дальнейшем им и его работой не интересуюсь.

— Это похвально, господин генерал. Японцы не любят любопытства.

— Знаю, мистер Джеки. Японцев уважаю и ценю. Надеюсь заслужить их доверие.

Иноходцев встал и сделал широкий жест рукой.

— Пожалуйста, господин Джеки, осмотрите учебные пособия. Проходите сюда. В этой комнате помещается моя костюмерная.

Они в комнате, через которую протянута проволока, на ней висят плечики с небогатой одеждой разных типов и на разный рост и легкая материя для закручивания на голове тюрбана. Все вещи покрыты пылью и производят впечатление затхлой театральной костюмерной.

Иноходцев:

— Придя на урок начиная с первого, курсант обязан одеться в соответствующую одежду, чтобы привыкнуть к ней и потом более похоже копировать жесты, походку и специальную манеру вести себя — скажем, пить чай.

— Эта одежда сделана здесь?

— Что вы, мистер Джеки, как можно! Эта одежда — гордость моей школы, она показывает точность и добросовестность моего метода.

Иноходцев снимает с плечиков несколько пиджаков. Поднимается облачко пыли. Генерал показывает Сергею фирменные ярлыки на подкладке.

— Смотрите, мистер Джеки, — «Ленодежда», «Москва-швей» и прочее. Я не экономлю, моя агентура скупает эти вещи у матросов советских судов, а иногда, в части, касающейся азиатских предметов, закупает их на месте в советских среднеазиатских городах через иностранных специалистов, работающих в России. Стоит это много денег, но все же окупается.

Иноходцев ведет Сергея в другую комнату.

— Это классная комната. Здесь уже переодетые курсанты изучают русский язык. Взгляните, мистер Джеки, все учебники советские, видите место издания? Москва, Ленинград, Ташкент…

— Что означают эти увеличительные стекла на столах?

— Каждый день один час посвящается рассматриванию в лупу советских фотографий, вырезанных из газет и журналов, партийных или специальных. Я особенно люблю массовые сцены, где люди держатся обычно более естественно.

Генерал взял со стола две книги.

— Взгляните — вот фотографии первомайской демонстрации в Алма-Ате. А это — киргизские учителя на прогулке с детьми. Курсанты, рассматривая эти фотографии, рано или поздно подметят те особенности костюма, выражения лица и жесты, которые им придется позднее копировать.

— Умная постановка дела, господин генерал!

Иноходцев усмехнулся.

— А кое-какие руководства мне пришлось написать самому.

— Какие именно, господин генерал?

— Учебники ругательств. По-русски последние называются матом. Вот видите эти толстые тетради? В каждой из них свыше тысячи, заметьте, тысячи, ужасных ругательств.

— На всех языках?

— О, нет. Великий русский язык велик и в наборе ругательств. В России люди говорят на разных языках, но ругаются по-русски! Я усаживаю курсантов друг против друга, и они ровно час каждый день обкладывают друг друга, пока не приобретают ловкость, богатство фантазии и верность интонации голоса!

— Гм… Да, у вас дело поставлено научно, господин генерал. Ну а результаты?

Старичок развел руками.

— Перед отправкой в Россию все мои курсанты проверяются специалистами у себя на родине. Отзывы самые лестные: моя подготовка выше похвал! Затем подготовленные люди едут в Россию!

— Там их ловят?

Генерал перекрестился.

— Но не всех. Извольте взглянуть сюда. Я показываю этот журнал только вам и специально для пересказа нашего разговора японцам, жест исключительного доверия. Надеюсь, и ваша сторона ответит тем же!

Иноходцев в третьей комнате подошел к платяному шкафу и вынул из-под белья тонкую журнальную тетрадь, похожую на складской реестр.