Амели Нотомб - Счастливая ностальгия. Петронилла (сборник)

• Название: Счастливая ностальгия. Петронилла (сборник)
• Автор: Амели Нотомб
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-389-10197-5

Впервые на русском – два новых романа Амели Нотомб.

Порой мы подолгу гадаем, откуда в нас та или иная черта, отчего мы поступаем так или иначе. Ключи к разгадке лежат в детстве, раннем детстве. Его события ложатся на дальние полки подсознания и оттуда тайно управляют нашими поступками. Знаменитая французская писательница Амели Нотомб провела свое детство и юность за морями-океанами, в далекой Японии, где ее отец находился на дипломатической службе, и именно эта страна для нее навсегда определила вкус счастья. Тема новой книги Амели Нотомб «Счастливая ностальгия» – это путешествие в страну детства в поисках ответа на вопросы сегодняшнего дня.

Писательство, как известно, дело одинокое, чреватое сомнениями и риском. Но когда удается одержать победу, то оказывается важным, с кем ты ее разделишь, ведь в одиночестве радостные пузырьки самых изысканных марок шампанского быстро испаряются. В новом романе Амели Нотомб «Петронилла» героиня для таких моментов находит странного спутника, точнее, спутницу, и бокал коллекционного шампанского в ее обществе становится делом опасным, порой смертельно опасным…

---

Амели Нотомб Счастливая ностальгия. Петронилла (сборник)

Amélie Nothomb

LA NOSTALGIE HEUREUSE

Copyright © Editions Albin Michel, S.A. – Paris 2013

PÉTRONILLE

Copyright © Editions Albin Michel, S.A. – Paris 2014

© М. Брусовани, перевод, 2015

© А. Смирнова, перевод, 2015

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015

* * *

Амели Нотомб – настоящая чародейка слова.

Р. Матиньон. Le Figaro littéraire

Ощущение, близкое к счастью, – вот что чувствует читатель, перевернув последнюю страницу нового романа Амели Нотомб «Счастливая ностальгия».

Le Soir

Повествование, написанное без единой фальшивой ноты, где сорокачетырехлетняя женщина смотрит на пятилетнюю девочку и юную девушку, которой она была когда-то. Удивительная, трогательная, мудрая Амели Нотомб «средствами языка» создала великолепную книгу о счастливой ностальгии.

Chatelaine

Счастливая ностальгия[1]

Все, что мы любим, становится вымыслом.

Для меня первым из них стала Япония. Меня вырвали из нее в пятилетнем возрасте, и я принялась рассказывать себе о ней. Очень скоро меня начали смущать пробелы в моем повествовании. Что я могла поведать о стране, которую, как мне казалось, знаю и которая год за годом уходила из моего тела и моих мыслей?

Мне никогда не приходило в голову выдумать ее. Это произошло само. Никогда и мысли не было ни ввернуть ложь в правду, ни приукрасить ее фальшивыми драгоценностями. Пережитое оставляет в душе музыку – именно ее я и силюсь уловить в воспоминании. Смысл в том, чтобы записать ее звучание с помощью слов. Это предполагает перекраивание и подгонку. Мы отбрасываем лишнее, чтобы показать охватившее нас волнение.

* * *

Понадобилось связаться с Ринри, женихом, отвергнутым мною в двадцать лет. Я потеряла все его координаты, но не следует усматривать в этом злой умысел. Вот почему из своего парижского рабочего кабинета я позвонила в международную справочную:

– Здравствуйте. Мне нужен номер телефона в Токио, но я знаю только имя и фамилию.

– Назовите, – произнес человек, похоже не осознающий всей грандиозности моего вопроса: Токио с пригородами насчитывает двадцать шесть миллионов жителей.

– Фамилия Мицуно, имя Ринри.

Я диктую по буквам – неприятный момент, потому что я никогда не придерживалась классических образцов, вот я и говорю что-то вроде «М – как Македонский, Р – как Росинант» и ощущаю, что на том конце провода на меня сердятся.

– Минуточку, я поищу.

Я жду. Бешено колотится сердце. Быть может, через сорок секунд я буду говорить с Ринри, наверное, самым симпатичным парнем из тех, кого я знала.

– В Токио нет никого с такой фамилией, – снова включается голос в трубке.

– Простите, как? Вы хотите сказать, Ринри Мицуно нет?

– Нет. В Токио вообще нет Мицуно.

Мой собеседник не осознавал, но сказать такое было равносильно тому, чтобы утверждать, что в Париже вообще нет людей по фамилии Дюран. Редкое имя Ринри, вроде нашего Атаназа, компенсирует банальность фамилии.

– Как мне поступить?

– Подождите, я тут нашел номер, думаю, это японское справочное бюро.

Он продиктовал мне четырнадцать цифр. Я поблагодарила, разъединилась и набрала номер японской справочной службы.

– Моси, моси,[2] – сказал мне приятный женский голос.

Вот уже шестнадцать лет я не говорю на этом чудесном языке. И все же мне удалось спросить, не могла бы она найти мне телефон Мицуно Ринри. Она громко повторила имя. В ее голосе звучало вежливое удовольствие человека, впервые произносящего редчайшее слово. И попросила меня немного подождать.

– Мицуно Ринри нет, – наконец сообщила она.

– Но есть другие Мицуно? – настаивала я.

– Нет. Извините.

– В Токио нет Мицуно?! – воскликнула я.

– В Токио есть. Но в ежегодном телефонном справочнике общины Такамацу, куда вы любезно позвонили, нет.

– Простите.

Отныне в тайнах вселенной появилась еще одна: почему служащий французского отделения международного справочного бюро, у которого я попросила телефон японской справочной службы, подсунул мне номер никому не известного ежегодника общины Такамацу, где оказалась любезная телефонистка?

Я опять позвонила в международную справочную и попала на другого служащего. В голову мне пришла блестящая мысль:

– Будьте любезны, я бы хотела получить телефон посольства Бельгии в Токио.

– Минуточку.

Он переключил меня на такой убогий мотивчик, что я не только не разозлилась, но даже как-то умилилась.

– Такого не существует.

– Простите, что?

Я уже не понимала, о чем мы говорим.

– В Токио нет посольства Бельгии, – сообщил он мне как нечто очевидное.

Таким же тоном он мог объявить, что в Монако нет консульства Азербайджана. Я поняла, насколько бесполезно говорить, что мой отец долгое время был послом Бельгии в Токио и что с тех пор прошло не слишком много времени. Я поблагодарила и повесила трубку.

Почему я пошла таким сложным путем, хотя все так просто? Я позвонила отцу, и он по памяти продиктовал мне телефон посольства Бельгии в Токио.

Я набрала номер и попросила соединить меня с мадемуазель Дат, мысленно подсчитав, что теперь ей должно быть лет пятьдесят. Для начала мы обменялись несколькими вежливыми фразами. Мадемуазель Дат – дочь бывшего посла Японии в Бельгии, в некотором роде мой негатив. В конце концов я рискнула расколоться:

– Помните ли вы, Дат-сан, того мальчика, который двадцать лет назад был моим, так сказать, женихом?

– Да, – насмешливым тоном ответила она, словно давая понять, что невозможно позабыть столь безнравственную выходку с моей стороны.

– Быть может, в картотеке посольства сохранились его координаты?

– Подождите минуточку, я поищу.

Я оценила, что она не сострила по поводу полной утраты мною его координат. Спустя пять минут Дат-сан сказала:

– В картотеке его уже нет. Но я вспомнила, что отец Ринри – глава ювелирного дома, и нашла их сайт в Интернете. Запишите телефон. Ваш… ваш друг стал его вице-президентом.

Я горячо поблагодарила и повесила трубку. Теперь мне понадобится мужество. Я решила не тянуть резину, а позвонить сразу.

Трубку сняла телефонистка. Я попросила соединить меня с Ринри Мицуно. Она вежливо возмутилась, словно я хотела поговорить с английской королевой.

– Понимаете, я звоню из Парижа, – промямлила я, не зная, каким богам молиться.

Сжалившись, она вздохнула и поинтересовалась, как меня представить.

– Амели, – сказала я.

Фирма Мицуно одарила меня чем-то вроде «Времен года»: можно было подумать, это протяжная японская песня для свадебного путешествия где-нибудь годов семидесятых.

Спустя пять минут знакомый голос уже восклицал на том конце провода.

– Не может быть! – произнес Ринри на безупречном французском.

– Какое счастье слышать тебя! – глупо вскрикнула я.

Именно это я и ощущала. Вот уже шестнадцать лет, как мы совсем не общались. Ринри был тот невероятно добрый мальчик, которого я повстречала двадцать три года назад; мои чувства к нему никогда не менялись: не любовь и не дружба, что-то вроде братской близости, чего я никогда не испытала бы, если бы не познакомилась с ним.

– Ты как? – горячо поинтересовался он.

– Отлично. А ты?

Никто еще с таким восторгом не обменивался банальностями. Я осознала, что боялась его реакции: пять лет назад я опубликовала роман «Токийская невеста»,[3] где рассказала о наших отношениях. Разумеется, в книге был выведен очаровательный мальчик, каким он и был. И все же он мог на меня сердиться. «А может, он не в курсе», – подумала я. Это мне свойственно: когда я убеждаюсь, что кто-нибудь на меня не сердится, я тут же выдумываю какое-нибудь объяснение – столь глубинно мое чувство вины.

Можно подумать, Ринри читает мои мысли, потому что он сказал:

– Я прочел все твои книги!

– Правда?

– Да. И смотрю на «Ютубе» все твои телевизионные выступления!

Он выкрикивал свои признания с радостной горячностью, выдававшей его мнение: ясно, что мои книжонки и телевизионная болтовня представляются ему забавными. Уф, я легко отделалась. Ринри вроде моих родителей: он относится к той категории людей, которые смеются, стоит мне раскрыть рот. Я никогда не понимала подобного поведения, однако в нем что-то есть.

– Ринри, в конце марта я буду в Токио. Мы сможем повидаться?

– С удовольствием.

– Как я рада!

– Твой номер не определяется. Можешь дать мне его?

Я продиктовала ему свой телефон и предложила звонить так часто, как он захочет.

– Крепко целую тебя.

– Я тебя тоже.

Взволнованная, я повесила трубку. Я не ожидала, что все пройдет так хорошо.

Не теряя времени, я решила тут же позвонить Нисиё-сан, своей любимой воспитательнице; последний раз я разговаривала с ней семнадцать лет назад, на следующий день после землетрясения в Кобе. Задача казалась мне более простой: Нисиё-сан была моей няней, между нами никогда не возникало двусмысленных ситуаций. Правда, говорила она только по-японски, а я не использовала этот язык шестнадцать лет, но ведь только что я выкрутилась с милой девушкой из общины Такамацу, а также с секретаршей в фирме Мицуно.