Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага

• Название: История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага
• Автор: Уильям Теккерей
• Жанр: Проза

---

А после этого что-то - скорее всего непоседливость маленького Фрэнка, или промахи маменьки, или запах сигары сэра Фрэнсиса - что-то обозлило мисс Бланш, и она позволила себе те выходки, о которых мы уже говорили и которые привели к описанной выше ссоре,

Глава XXV

Полон дом гостей

Размолвка между девушками длилась недолго. Лора быстро забывала обиды и ждала того же от других; а у мисс Бланш все чувства были одинаково преходящи, и отповедь подруги не рассердила ее. Обвинения в греховности никого не смущают - они не ранят настоящего тщеславия; негодование Лоры не рассердило ее, а скорее порадовало, ибо причина его была понятна им обеим, хотя ни та, ни другая о ней и не заикнулись.

Итак, Лора была вынуждена со вздохом признать, что романтическая пора ее первой дружбы миновала и предмет ее если и достоин расположения, то лишь самого прохладного.

Что до Бланш, то она не замедлила сочинить весьма трогательные стихи, в которых сетовала на непостоянство друзей. Так уж повелось, - писала она, за любовь платят холодностью, на верность отвечают пренебрежением; и, -воспользовавшись тем, что из Лондона приехало погостить знакомое семейство с тремя дочками, мисс Амори выбрала себе среди них самую лучшую подругу и поведала этой новой сестре свои горести и разочарования. Теперь длинные лакеи лишь редко носили Лоре записочки; и шарабан не часто присылали в Фэрокс в распоряжение тамошних дам. Когда Лора бывала у Бланш, та напускала на себя вид невинной мученицы, а Лора только смеялась на ее сентиментальные позы - весело, добродушно и непочтительно.

Но не одни лишь новые подруги утешали мисс Бланш в ее горестях: долг правдивого летописца добавить, что она находила утешение и среди знакомых мужского пола. Всякий раз, как эта бесхитростная девушка знакомилась с новым молодым человеком и имела случай десять минут побеседовать с ним на садовой дорожке, или в нише окна, или между двумя турами вальса, она ему, так сказать, доверялась: играла своими прекрасными глазами, голосом и тоном выражала нежный интерес и робкую мольбу, а потом покидала его и разыгрывала ту же комедию со следующим.

В первое время после приезда в Клеверинг-Парк у мисс Бланш почти не было публики, перед которой она могла бы лицедействовать; потому-то на долю Пена и доставались все ее взгляды, и излияния, и ниша окна, и садовая дорожка. В городке, как уже сказано, молодых людей не имелось; а в округе всего-то можно было найти двух-трех молодых священников либо помещичьего сынка с большими ногами и в мешковатом сюртуке. Драгун из полка, расквартированного в Чаттерисе, баронет не жаловал: на беду, он когда-то сам служил в этом полку и ушел, не поладив с офицерами, - произошла какая-то некрасивая история с продажей лошади... либо с карточным долгом... либо с дуэлью - кто знает? Не наше дело слишком дотошно копаться в истории наших героев, если только их прошедшее не имеет прямой связи с развитием настоящей повести.

Ближе к осени, с окончанием заседаний в парламенте и лондонского сезона, несколько знатных семейств приехали в свои поместья, маленький курорт Бэймут заполнился публикой, в Чаттерисе снова открылся Королевский театр нашего знакомого мистера Бингли, и начались обычные балы по случаю скачек и судебной сессии. Вначале лучшие семьи графства - Фоги из Драммингтона, Скверы из Дозли-Парка, Узлборы из Бэрроу и прочие сторонились Клеверинг-Парка. О тамошнем семействе ходили всевозможные слухи (кто решится обвинить жителей провинции в недостатке воображения, послушав, как они обсуждают новых соседей!). Про сэра Фрэнсиса и его супругу, про ее происхождение и родню, про мисс Амори, про капитана Стронга передавали без счета рассказов, которые нам незачем повторять; и первые три месяца никто из важных соседей к Клеверингам не заглядывал.

Но когда в конце сезона граф Трехок, наместник графства, приехал в замок Эр, а вдовствующая графиня Рокминстер, чей сын тоже играл не последнюю роль в графстве, сняла огромный дом на набережной в Бэймуте, эти знатные особы тотчас в полном параде нанесли визит семейству в Клеверинг-Парке; и по следам, которые их вельможные колеса оставили на песке подъездной аллеи, незамедлительно покатили экипажи прочей знати.

Вот тогда-то Мироболану представился случай показать, на что он способен, и в занятиях своим искусством позабыть о муках любви. Вот тогда-то длинным лакеям так прибавилось дела, что им уже некогда было носить записочки в Фэрокс и попивать там пиво в обществе смиренных служанок. Вот тогда-то у мисс Бланш нашлись новые подруги, кроме Лоры, и новые места для прогулок, кроме берега реки, где Пен удил рыбу. Он приходил туда день за днем и раз за разом закидывал удочку, но "рыбки, рыбки" оставались глухи, и пери не являлась. И сейчас будет, пожалуй, уместно сказать два слова - под большим секретом и с условием, что дальше это не пойдет, - об одном деликатном предмете, на который мы уже намекали. В одной из предыдущих глав упоминалось некое старое дерево, под которым Пен любил располагаться в дни своего увлечения мисс Фодерингэй и дупло которого он использовал не только для хранения своих крючков и наживки. А он, оказывается, устроил в этом дупле почтовую контору. Под подушечкой из мха и камнем он оставлял там стихи или столь же поэтичные письма, адресованные некой Ундине или Наяде, посещавшей эти места, и вместо них изредка находил квитанцию в виде цветка либо коротенькую расписку на английском или французском языке, выведенную изящным почерком на розовой надушенной бумаге. Что мисс Амори имела обыкновение прогуливаться у реки, нам известно; и верно, что почтовая бумага у ней была розовая. Но после того как Клеверинг-Парк наводнили знатные гости и семейная коляска стала чуть ли не каждый вечер увозить хозяев в другие поместья, никто уже не являлся на почту за письмами Пена; белые листки не обменивались на розовые, они спокойно лежали под мохом и камнем, а дерево безмятежно отражалось в быстрой Говорке. Письма, правда, не содержали ничего серьезного, а в розовых записочках и вовсе бывало лишь по нескольку слов, полушутливых, полуласковых, какие могла написать любая девица. Но глупый, глупый Пенденнис, если ты избрал именно эту, зачем ты ей не открылся? А может быть, для обоих это было шуткой. Может, ты только представлялся влюбленным, и шаловливая маленькая Ундина охотно участвовала в этой игре.

Между тем если мужчине в такой игре не повезет, он начинает злиться; и Пен, убедившись, что никто больше не приходит за его стихами, стал усматривать в них глубокий смысл. Он снова чувствовал себя трагическим героем - почти как в пору первого своего романа. Во всяком случае, он решил добиться объяснения. Однажды он явился в Клеверинг-Парк и застал полон дом гостей; в другой раз ему не удалось повидать мисс Амори: вечером ей предстояло ехать на бал, и она прилегла отдохнуть. Пен мысленно послал к черту балы, а заодно и свою бедность и безвестность, из-за которых его не приглашали на эти увеселения. В третий раз ему сказали, что мисс Амори в саду. Он побежал в сад; она прогуливалась там в обществе самого епископа Чаттерисского с супругой и их детей, и все они, когда он был им представлен, поджали губы и окинули его весьма неодобрительным взглядом. Его высокопреподобию уже доводилось слышать имя Пена, и случай в саду настоятеля тоже дошел до его ушей.

- Епископ говорит, что вы ужасный шалун, - шепнула ему добродушная леди Клеверинг. - Вам бы только бедокурить, а матери каково? Такая распрекрасная женщина! Как она, здорова ли? Хоть бы навестила меня. Мы ее сто лет не видели. Все разъезжаем по гостям, вот и некогда повидаться с соседями. Передайте ей поклон и Лоре тоже да приходите к нам все завтра обедать.

Миссис Пенденнис прихварывала и не выходила, а Лора с Пеном пришли, и опять было множество гостей, так что Пен только наспех перекинулся словом с мисс Амори.

- Вы теперь никогда не приходите к реке, - сказал он.

- Не могу - дом полон народу.

- Ундина покинула родные струи, - продолжал Пен языком высокой поэзии.

- Ей бы и не следовало там появляться, - отвечала мисс Амори. - Это было игрой. К тому же, у вас и дома есть утешение, - добавила она и, вскинув на него глаза, тут же снова потупилась.

Если он любил ее, то почему не объяснился? Она и сейчас еще могла бы ответить согласием. Но когда она упомянула об утешении, ему представилась Лора, такая чистая, милая, и мать, мечтающая о союзе между ним и ее приемной дочерью.

- Бланш! - заговорил он обиженным тоном. - Мисс Амори...

- Мистер Пенденнис, на нас смотрит Лора, - сказала она. - Мне нужно идти к гостям. - И она убежала, предоставив мистеру Пенденнису с досады кусать ногти и любоваться в окно на залитый лупою сад.

А Лора и правда смотрела на Пена. Она делала вид, будто слушала, что говорил ей мистер Пинсент, сын лорда Рокминстера и внук вдовствующей графини, которая в это время, сидя на почетном месте, невозмутимо пропускала мимо ушей грамматические ошибки леди Клеверинг и покровительственно улыбалась томно-рассеянному сэру Фрэнсису, рассчитывая заручиться его поддержкой для своего кандидата на выборах. Пинсент и Пен вместе учились в Оксбридже, где последний в дни своих удач и успехов затмевал молодого патриция и, пожалуй, даже смотрел на него свысока. Сегодня за обедом они встретились впервые после университета и приветствовали друг друга тем очень нахальным и, со стороны, очень смешным полукивком, который принят только в Англии, а в совершенстве усваивается только питомцами университетов, и смысл которого можно выразить словами: "А ты какого черта здесь делаешь?"