Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага

• Название: История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага
• Автор: Уильям Теккерей
• Жанр: Проза

---

Как только пастор Портмен ушел, Лора велела затопить камины в комнатах мистера Артура и проветрить его постель; к тому времени, как миссис Пенденнис дописала нежнейшее письмо сыну, распоряжения эти уже были выполнены, и девушка, с улыбкой взяв Элен за руку, повела ее в спальню Пена, где весело пылал огонь и где они долго просидели, разговаривая все о том же. Лора приписала к письму Элен несколько строк, в которых называла Пена милым и дорогим и просила его немедля приезжать домой, дважды подчеркнув это слово, к своей матушке и любящей сестре Лоре.

Среди ночи - спустя много времени после того как обе женщины, прилежно начитавшись Библии и еще раз заглянув в комнату Пена, прошли к себе в спальню, - среди ночи, повторяю, Лора, чья головка теперь нередко покоилась на той самой подушке, в которую некогда вдавливался ночной колпак Джона Пенденниса, вдруг громко спросила:

- Маменька, вы не спите?

Элен пошевелилась и отвечала:

- Не сплю.

Она и не засыпала еще, но, лежа неподвижно, часами глядела на ночник и думала о Пене.

Тогда мисс Лора (а она тоже лишь притворялась спящей и, занятая своими мыслями, лежала так же тихо, как брошка, в которой Элен хранила по прядке волос Пена и Лоры, лежала на белой с оборками подушечке на туалетном столе) принялась излагать миссис Пенденнис замечательный план, созревший в ее неугомонной головке и позволявший быстро и без ущерба для кого бы то ни было вызволить Пена из его затруднений.

- Вы же знаете, маменька, - сказала она, - я прожила у вас десять лет, и вы за это время даже не притронулись к моим деньгам, а растили меня так, словно я - приютская девочка. Мне это очень обидно, потому что я гордая и не люблю принимать одолжений. Если бы я училась в школе - только я не захотела, - это стоило бы не менее пятидесяти фунтов в год, значит, я должна вам десять раз по пятьдесят фунтов. Я знаю, вы положили их в банк в Чаттерисе на мое имя, но они вовсе не мои. Так вот, завтра мы поедем в Чаттерис и повидаем этого симпатичного мистера Рауди с седыми усами, и пусть он нам их отдаст - не усы, а пятьсот фунтов; и, наверное, он согласится дать нам взаймы еще двести, а мы их потом скопим и отдадим; и пошлем эти деньги Пену - пусть он заплатит свои долги, чтобы никто не остался в обиде, и все будет хорошо.

Что отвечала на это Элен - не стоит рассказывать, ибо ответ ее состоял из множества бессвязных восклицаний, поцелуев и прочей чепухи. Но после этой беседы обе крепко уснули, а когда ночник затрещал и погас, и солнце озарило лиловые холмы, и в голых деревьях и вечнозеленых кустах под окном весело защебетали птицы, Элен тоже проснулась, поглядела на милое лицо девушки, чьи губы улыбались во сне, щеки раскраснелись, а белоснежная грудь тихо вздымалась, словно над нею проносились счастливые сны, и почувствовала счастье и признательность, какие благочестивая женщина может выразить лишь в словах, обращенных к источнику всяческой любви и милосердия, в честь которого хвалебный хор неумолчно звучит во всем мире.

Стоял январь, и довольно холодный, но раскаяние мистера Пена было столь искренне, а намерение экономить столь твердо, что он взял место не внутри дилижанса, а на крыше, где знакомый проводник, помнивший его былую щедрость, предложил ему для утепления несколько шинелей. Когда он слезал на землю у ворот Фэрокса, колени у него дрожали - то ли от холода, то ли от предвкушения встречи с той, кого он так жестоко отблагодарил за ее любовь. Старый Джон ждал у ворот, чтобы забрать хозяйский багаж, но одет он был уже не в желтую с синим ливрею, а в бумазейную куртку.

- Я теперь и за садовника, и за конюха, и живу при воротах, - пояснил он, как бы стесняясь и приветствуя Пена беззубой улыбкой; но едва Пен свернул на дорожку, откуда уже не видна была карета, перед ним появилась Элен, и сияющее ее лицо излучало любовь и прощение, - ибо для таких женщин нет большего счастья, как прощать обиды.

Помня о своей заветной цели, вдова, конечно, уже успела написать Пену о милом, благородном, великодушном предложении Лоры и не поскупилась в письме на благословения обоим своим детям. Верно, потому, что Пен помнил об этой услуге, он густо покраснел при виде Лоры: она поджидала его в сенях и на сей раз, и только на сей раз, нарушила упомянутое нами соглашение, которого и она и Артур придерживались в последние годы; однако о поцелуях в этой главе и без того уже говорилось предостаточно.

Итак, блудный сын воротился домой, и для него закололи жирного тельца, и две бесхитростные женщины по мере своих сил старались скрасить ему жизнь.

В первое время не было ни разговоров о его неудаче в Оксбридже, ни расспросов о его планах на будущее. Но Пен много и тревожно думал об этих предметах наедине, у себя в комнате, где подолгу предавался размышлениям.

Спустя несколько дней по приезде он отправился в Чаттерис верхом, а воротился на империале дилижанса. Он сообщил матери, что лошадь оставил в городе на продажу, а когда эта сделка совершилась, вручил ей чек, что она (а возможно, и сам Пен) расценила как необыкновенное самопожертвование, а Лора - как поступок вполне правильный, но и только.

Он редко заводил речь о займе, который вдова, впрочем, приняла с известными оговорками; но два раза все же помянул о нем, мучительно запинаясь, и поблагодарил Лору. То, что он оказался в долгу у девушки-сироты, больно ранило его самолюбие. Он спал и видел, как бы расплатиться с нею.

Он отказался от вина и пил теперь виски с водой, притом очень умеренно. Отказался от сигар; правда, последние годы он с таким же, если не с большим удовольствием курил трубку, так что эта жертва была не так уж велика.

Он часто задремывал после обеда, сидя с матерью и Лорой в гостиной, и обычно был угрюм и печален. Он тоскливым взглядом провожал дилижансы, прилежно ходил в Клеверинг читать газеты, обедал у всех, кто его приглашал (вдова бывала рада, когда он мог немного развлечься), и подолгу играл в крибедж с капитаном Гландерсом.

Пастора Портмена он избегал, а тот, встречаясь с Пеном, очень строго поглядывал на него из-под своей черной шляпы. Но в церковь он ходил с матерью безотказно и по ее просьбе читал молитвы для всех домочадцев. Слуг в Фэроксе и всегда-то было немного, а теперь хозяйство стало еще скромнее: всю работу по дому делали две служанки; серебряные крышки для блюд вовсе не извлекались на свет. По воскресеньям Джон еще надевал ливрею, чтобы не уронить свое достоинство в церкви, но это никого не могло обмануть. Он был теперь и садовником и привратником. В кухне редко разводили огонь, и вечерами Джон и служанки пили там пиво при свете одной-единственной свечи. Все это было делом рук мистера Пена, и такое положение не прибавляло ему бодрости.

Поначалу Пен уверял, что никакая сила не заставит его снова попытать счастья в Оксбридже; но однажды Лора, краснея, сказала ему, что, на ее взгляд, ему следовало бы наказать себя за... за свою лень: съездить в университет и получить эту несчастную степень, если это в его силах; и мистер Пен поехал.

Невесело в университете человеку, провалившемуся на выпускных экзаменах: у него нет товарищей, никто не признает его своим. От дешевой славы, завоеванной Пеном в годы его успехов, не осталось и следа. Он почти не выходил из своего колледжа, каждое утро бывал в церкви, а вечерами запирался у себя в комнате, подальше от студенческих сходок и ужинов. Кредиторы уже не толпились у его двери - все их счета были оплачены, - и редко кто заходил в гости: его однокурсники давно разъехались; Со второго раза он сдал экзамен без труда и, только надев мантию бакалавра, почувствовал некоторое облегчение.

По пути домой он наведался в Лондоне к дядюшке, но тот принял его очень холодно, едва протянул два пальца. Он зашел еще раз и услышал от Моргана, что майора нет дома.

Пен воротился в Фэрокс, к своим книгам, и безделью, и одиночеству, и отчаянию. Он начал несколько трагедий, написал много стихов, сугубо мрачного свойства. Раз за разом намечал себе курс чтения и ни разу его не закончил. Он подумывал о вступлении в армию - об Испанском легионе - о какой-нибудь профессии. Он рвался на волю и проклинал собственное безделье, обрекшее его на плен. Элен с грустью наблюдала его состояние, говорила, что он совсем изведется. Как скоро будут деньги, ему нужно поехать за границу, поехать в Лондон - избавиться от скучного общества двух глупых женщин. Да, ему здесь скучно, очень скучно. Обычная меланхолия вдовы словно углублялась, переходя в болезненную мрачность; и Лора с тревогой замечала, что ее дорогая подруга выглядит еще более утомленной и вялой и бледные ее щеки все больше желтеют и блекнут.

Глава XXII

Новые лица

Так обитатели Фэрокса влачили однообразное, полусонное существование, а тем временем большой дом на холме, на том берегу речки Говорки, просыпался от сна, в который он был погружен по воле двух поколений своих владельцев, и проявлял несомненные признаки возвращения к жизни.