Александр Шеллер-Михайлов - Лес рубят - щепки летят

• Название: Лес рубят - щепки летят
• Автор: Александр Шеллер-Михайлов
• Издательство: «Художественная литература»
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

Роман А.К.Шеллера-Михайлова-писателя очень популярного в 60 — 70-е годы прошлого века — «Лес рубят-щепки летят» (1871) затрагивает ряд злободневных проблем эпохи: поиски путей к изменению социальных условий жизни, положение женщины в обществе, семейные отношения, система обучения и т. д. Их разрешение автор видит лишь в духовном совершенствовании, личной образованности, филантропической деятельности.

---

— О месте? Вы пришли просить о месте в каком-нибудь приюте, за каким-нибудь черным столом классной комнаты! Несправедливость фортуны, гонения рока! — горячо возразил штабс-капитан. — Знаете ли вы, сударыня, что если бы фортуна была справедлива, если бы у нее не было повязки на глазах, то не вам бы пришлось просить о месте, а люди должны бы были прийти к вам и на коленях просить вас осчастливить их и занять подобающее вам место. Это место — простите солдатскую откровенность старого инвалида — это место под венцом подле какого-нибудь из первых вельмож и первых красавцев империи!

Штабс-капитан окончательно воодушевился и стучал и деревянной ногой и костылем. Катерина Александровна была отчасти рада его болтовне, так как эта болтовня успела несколько разогнать скверное впечатление, произведенное на девушку приемом Воронова.

Штабс-капитан еще продолжал ораторствовать, когда в комнату быстро вбежал приземистый, корепастый старик с обстриженными под гребенку седыми волосами и с рысьими, перебегавшими с предмета на предмет глазами, сверкавшими очень недружелюбно из-под густых бровей.

— Эк вас натащилось! Продохнуть нельзя! — проговорил он грубым голосом, в котором Катерина Александровна тотчас узнала голос, слышанный ею в конторе.

Она встревожилась. Это не ускользнуло от внимания штабс-капитана, и он, ловко наклонясь к ее уху, любезно шепнул ей:

— Воронье карканье не всегда перед дождем.

В голове молодой девушки при этой штуке промелькнула мысль о том, что и в самом деле не съест же ее Воронов, и она улыбнулась, очень ласково взглянув на отставного философа.

Воронов между тем отбирал просьбы и ругался с просителями, из которых, впрочем, большая часть вовсе не имела никаких просьб и пришла за получением пенсий, выдававшихся ежемесячно княгиней и задерживавшихся Вороновым иногда на десять, иногда на пятнадцать дней, порою же на целые месяцы и даже совсем: он отдавал деньги в рост, и потому эти пенсии нужны были ему для оборотов. Накричавшись вдоволь на разных стариков и старух, Константин Иванович подошел к штабс-капитану.

— А вы, ваше высокоблагородие, опять здесь, — прошипел он ироническим тоном, которым старался прикрыть кипевшую в нем злобу. — Зачем изволили пожаловать?

— Все за тем же, все за тем же, почтеннейший, — развязно произнес философ, не поднимаясь с места перед Вороновым и закинув конец деревяшки на сапог своей единственной ноги. — За деньгами.

— Да давно ли вы получили пенсию?

— Недавно, недавно, ровно месяц тому назад, — шутливо произнес штабс-капитан.

— Помилуйте, вы, кажется, недели две тому назад были.

— Ах вы, шутник, шутник! — проговорил штабс-капитан. — Ведь у меня книжка, почтеннейший, книжка. Мне нельзя из году одиннадцать месяцев сделать.

Штабс-капитан неторопливо вынул из кармана своего потертого сюртука засаленную книжку, передал ее Воронову, подбоченился и насмешливо уставил свои глаза на дворецкого.

— Читать умеете, почтеннейший, значит, видите, — промолвил он.

— Забыл, забыл! Тут память потеряешь, как с утра до вечера с вами возишься, — проговорил сквозь зубы Воронов и пошел к столу вписывать в книжку число, когда выдана пенсия. Воронов не кричал на штабс-капитана и, по-видимому, немного побаивался его.

— Что ж поменяемся местами, почтеннейший, — промолвил штабс-капитан. — Я, пожалуй, не рассержусь.

Воронов ничего не ответил на это предложение и молча передал штабс-капитану книжку и три рубля. Штабс-капитан развернул книгу и, защурив левый глаз, стал рассматривать правым, что записано в книжке.

— Ну, а как делишки? — промолвил он, засовывая книжку в карман. — Детишкам на молочишко в нынешний месяц осталось?

Воронов молча бросил на него свирепый взгляд и обратился к Катерине Александровне.

— Под Варной, батюшка, были! — проговорил штабс-капитан, спокойпо встретив молниеносный взгляд Воронова.

— Что вам? — спросил Константин Иванович у Катерины Александровны.

Она объяснила и подала просьбу.

— Придите через месяц, — сухо ответил он.

— Через месяц! — воскликнула Катерина Александровна.

— Ну да. Глухи вы, что ли? — грубо проговорил Воронов.

— Нельзя ли пораньше…

— Что вы думаете, что у княгини только и заботы что о вас…

— Но место мне необходимо теперь. Нельзя ли…

— Да вы уж не думаете ли, что княгиня так сейчас и даст вам место? Места-то у нее не в кармане сидят, — проговорил Воронов и повернулся спиною к Катерине Александровне.

— Да вы-с, сударыня, у него толку не добьетесь, — спокойно проговорил штабс-капитан. — Он в военной службе не бывал и не знает, что значит военные действия. У него все через месяц. А вы лучше обратитесь к графине Белокопытовой и через нее добейтесь аудиенции у княгини.

Катерина Александровна взглянула на штабс-капитана и совершенно не понимала, для чего он так усиленно моргает ей глазами и кивает головой на Воронова.

— Вы можете обжаловать решение почтеннейшего Константина Ивановича, — продолжал штабс-капитан, поднимаясь с места. — А теперь пойдемте, нам по пути.

— Эй! как вас, — крикнул Воронов, обращаясь к Катерине Александровне. — Если вы непременно хотите скорее знать решение княгини, то заходите через неделю.

— Охота вам, почтеннейший, так беспокоить себя, — добродушно заметил штабс-капитан.

— Вы, ваше высокоблагородие, шли бы своею дорогой и не вмешивались бы в чужие дела, — прошипел Воронов.

— И, батюшка, с той поры, как мы поганых турок колотили, в привычку вошло в чужие дела мешаться, — ответил штабс-капитан. — Честь имею кланяться.

Спустившись с лестницы, Катерина Александровна с искренней благодарностью пожала шершавую руку штабс-капитана. Он ловко приподнял фуражку и сделал какое-то движение деревяшкой, как будто желая расшаркаться перед своею собеседницей.

— Главное: не унывать! — произнес он. — Ведь это хамы и трусы. У нас кто кого перекричал, тот и прав; это, знаете, с позволения сказать, как у шулеров: кто кого в игре пересмотрел, тот и выиграл. Вам куда? осмелюсь спросить.

— Далеко. На Пряжку, — ответила Катерина Александровна.

— А! у меня там есть одни короткие знакомые, — промолвил штабс-капитан. — Вдовушка одна, такая славная бабенка, с сынишкой живет. Надо будет как-нибудь на днях завернуть к ним.

Катерина Александровна промолчала, не находя ничего странного в том, что у штабс-капитана есть знакомая вдовушка, живущая со своим сыном на Пряжке; но каково же было ее изумление, когда штабс-капитан начал ей рассказывать историю вдовушки, оказавшуюся ни более ни менее, как историею матери самой Катерины Александровны.

— Да это значит, вы говорите про мою мать, — улыбнулась Катерина Александровна, выслушав историю своей семьи, сильно разукрашенную пылким воображением философа.

— Неужели? Очень рад, очень рад познакомиться! — промолвил воин, нисколько не смущаясь, что он назвался коротким знакомым матери своей собеседницы.

Сказав еще несколько любезных фраз и спросив подробный адрес Прилежаевых, штабс-капитан расстался с Катериной Александровной на углу Невского проспекта. Он жил за Невским монастырем, так как там, около Невы, как он говорил, и воздух лучше и все-таки есть в некотором роде природа.

Возвращаясь домой и раздумывая о том, что ей пришлось видеть в это утро, молодая девушка не могла не сознаться, что случайная встреча с штабс-капитаном не только рассеяла в ней тяжелое впечатление, произведенное Вороновым, но и помогла ей в том отношении, что Воронов месячный срок ожидания сменил на семидневный. Молодую девушку даже заинтересовал этот беспечный инвалид, этот философствующий нищий, и она не могла понять, почему она сразу, подобно своему брату, почувствовала к нему симпатию, тогда как она вообще не любила нищих и считала последним делом протягивание руки. В ней была не только простая нелюбовь к попрошайству, но она чувствовала, что она сама скорее согласилась бы украсть, чем попросить Христа ради. Ей было тяжело и горько, что ее мать должна была кланяться дяде, что ее мать приняла спитой чай от графини. Но, несмотря на все это, она все-таки не могла смотреть на штабс-капитана так, как она смотрела на старуху, живущую у них в кухне. Почему? Этого она не могла объяснить себе.

Прошла неделя. Катерина Александровна снова отправилась в домовую контору княгини Гиреевой. Прождав час в приемной комнате Воронова, молодая девушка наконец удостоилась свидания с дворецким. Он подошел к ней и объявил, что нужно подождать еще неделю. Константин Иванович действовал в этом случае по своему обыкновению: он решился пригласить просительницу явиться к нему через неделю, чтобы потом снова сделать то же предложение и продолжать подобный образ действий до тех пор, пока просительница не устанет ходить к нему или не предложит ему вознаграждение за его хлопоты. Вознаграждения обыкновенно принимались им через жену, которая с участием расспрашивала просителей об их участи. Катерина Александровна увидала, что из ее хождений к дворецкому княгини выйдет очень мало толку и решилась наведаться к нему еще раз, а покуда похлопотать снова о частном месте. У нее были захвачены с собою адресы тех лиц, которые требовали через газеты прислугу, и она отправилась на поиски. Она уже не в первый раз решалась на подобные поиски и выносила из них очень безотрадные впечатления. Но несмотря на это она все-таки надеялась чего-нибудь добиться. Отыскав дом, означенный в одной из публикаций, Прилежаева позвонила у дверей, на которых красовалась визитная карточка с надписью: Николай Егорович Шершнев. Перед нею не скоро отворилась дверь.