Петро Панч - Клокотала Украина (с иллюстрациями)

• Название: Клокотала Украина (с иллюстрациями)
• Автор: Петро Панч
• Издательство: Известия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1961

Роман "Клокотала Украина" - эпическое полотно о подготовке и первом этапе освободительной войны украинского народа против польской шляхты в середине XVII столетия. В романе представлена широкая картина событий бурного десятилетия 1638-1648 годов. Автор показывает, как в украинских народных массах созрела идея восстания против гнета польской шляхты и католической церкви, как возникла и укрепилась в народном сознании идея воссоединения с братским русским народом и как, наконец, загремели первые громы восстания, вскоре превратившегося в грандиозную по тому времени войну. "Клокотала Украина" - это роман о народе. В нем выведена вереница образов, представляющих самые различные сословия и общественные группы того времени. Талантливо нарисованы образы вождей восстания - Богдана Хмельницкого и Максима Кривоноса. Этих двух самобытных, непохожих друг на друга людей объединяло главное - понимание целей справедливой освободительной борьбы. События, изображенные в романе, завершаются политическим и военным триумфом восставших - оккупанты изгнаны с Украины, Богдан Хмельницкий активизирует переговоры с послами русского царя о воссоединении Украины с Россией.  

---

— Потому что этот шляхтич, — возразил он, — не лишился еще ума. Короля нет — кто нам платить будет, кто за раны, за увечья и отвагу наградит, кто выкупит невольников из плена, кто будет набирать новое войско, кто подмогу даст? Об этом нужно было подумать, прежде чем войну начинать. Считают, что достаточно схватить Хмельницкого. А не видят, что вместо одной отрубленной головы вырастает тысяча. Хотя бы без счета руки мы имели, и то не хватило бы, чтоб отрубить головы всем ребелизантам, — ведь восстала вся Украина. Есть немного войска, придержим его для спасения отчизны.

А если, не дай бог, расточим и эти силы, тогда наступит настоящая катастрофа для Речи Посполитой.

Он повернулся и ушел в костел. Слова гусара ошеломили слушателей.

— Надо совсем не иметь гордости, — выкрикнул молодой шляхтич, — чтобы так говорить о польском войске!

— А пока что он не имеет и еды! — отвечал другой. — Под Пилявцами он потерял три воза добра, восемь слуг, и то взятых взаймы, а сам едва спасся пешком.

— Пан Остророг приглашал сегодня к себе начальников. Верно, тоже беспокоится о наборе войска?

— Пан туда ходил?

— Стану я слушать труса!

— Я тоже не ходил. Говорят, никто не пошел туда.

— Нужно Иеремию Вишневецкого избрать.

— Только бы согласился!

— А почему нет?

— Под Пилявцами же он не захотел.

— Тогда оставалось только удирать.

Наконец на монастырское подворье в сопровождении губернатора и капитана въехал князь Иеремия Вишневецкий. Он еще не был избран комендантом обороны Львова, но понимал, что, кроме него, некому больше занять этот пост, и потому держался гордо и высокомерно. А когда не только горожане, но и шляхта радостно его приветствовали, Вишневецкий поднял голову еще выше.

Перед началом собрания каноник отслужил молебен о ниспослании победы над врагом и супостатом. Хотя врага близко еще не было, но и молитвы, и тревожный голос каноника, даже орга́н создавали такое настроение, будто костел был единственным пристанищем, где люди еще могли найти защиту. Послышались тяжкие вздохи, громкие выкрики: «Сладчайшее сердце Марии, будь моим спасением!», «Исус, Мария, будьте при мне в последнюю минуту кончины моей!» Вслед за этим раздались всхлипывания, а потом истерические рыдания.

Экзальтированные шляхтянки срывали с себя алмазные и золотые украшения — перстни, сережки, медальоны, колье — и бросали на стол перед каштеляном с возгласами: «Берите, берите, только уничтожьте хамов! Всех схизматов!»

Ярина видела это, и с каждой минутой ее все сильнее охватывала тревога: если кто-нибудь узнает ее, ей, одной среди тысячи, не спастись. И вдруг Ярина увидела, как к столу подошла панна Зося и с перекошенным от злобы лицом бросила на него перстень с драгоценным камнем. С таким же злым лицом она возвратилась на место. Зося стала почти рядом с Яриной. И если бы Ярина задумала выйти сейчас из костела, это сразу было бы замечено, и в первую очередь панной Зосей. От волнения у Ярины стали дрожать руки, молитвенник запрыгал у нее перед глазами.

Начали решать, кого назначить комендантом обороны Львова. Первые же выкрики приятно защекотали самолюбие князя Вишневецкого. Голосов, называвших его фамилию, слышалось все больше и больше. Но стали раздаваться голоса и за коронного хорунжего Александра Конецпольского. Его партия была еще достаточно сильной, и в костеле началась перебранка.

— Ваш Конецпольский очень уж храбрый! — кричал сторонник Вишневецкого. — Всю дорогу усеял своим оружием, когда удирал из-под Пилявцев. Говорят, обрезал карабин, потом бросил пистоль, потом жупан свой обменял на рваную свитку. Не нужна нам омужиченная шляхта!

— Плевать я хотел на такого рейментаря!

— Карета вашего князя Иеремии, в которой он бежал, тоже изрядно на мужицкий воз смахивала!

— Один в поле не воин!

— А ты бы, вашмость, не обгонял...

Этот упрек был брошен полковнику Осинскому поручиком его же полка. Слухи подтвердились: брошенный Осинским полк нидерландских ландскнехтов отступил из-под Пилявцев к Константинову, но там его встретил полк Кривоноса; три тысячи наемников было изрублено «в капусту».

— А почему пан поручик здесь? — рассердился полковник.

Споры угрожали перейти в драку, и потому каштелян предложил избрать не одного начальника, а троих, как это было сделано на сейме.

Иеремия Вишневецкий понимал, что Александр Конецпольский не опасен ему сейчас в борьбе за первенство, и потому не возражал, а чтобы склонить к себе симпатии магнатов, он предложил третьим избрать старого подчашего коронного Николая Остророга. Обиженный шляхтой и напуганный жолнерами, требовавшими суда над рейментарями, Остророг сидел у архиепископа, как мышь в норе, и даже не пришел в собор. Не было и Александра Конецпольского — он, не останавливаясь, поспешно проследовал в Варшаву.

Когда все согласились на предложенных каштеляном кандидатах, князь Иеремия Вишневецкий, гордясь победой над Домиником Заславским, которого он невзлюбил, еще когда оба они добивались руки Гризельды Замойской, вышел к столу. Сухое лицо с тонкими губами, колючий взгляд, высокомерие в каждом движении, спесиво откинутая назад голова не вызывали к нему особых симпатий, но внушали уважение: Вишневецкий выглядел воинственно. Именно такой начальник нужен был для обороны Львова. Польские паны, над которыми нависла смертельная опасность, почувствовали в нем твердого защитника и грозного, неумолимого мстителя, потому встретили его удовлетворенными криками:

— Слава князю Иеремии!

Когда выкрики затихли, Вишневецкий сказал:

— Мои милостивые панове и братья! Уже ребелизанты овладели всей Украиной — Киевское, Подольское, Брацлавское, Черниговское воеводства и большую часть Волынского, города и фортеции не столько штурмом, сколько хлопской изменой захватили и вырезали наших людей; костелы разрушили, шляхту поубивали. Вот уже три месяца непрерывно, дни и ночи, льется кровь по селам и городам. Нашу армату, оружие, порох Хмельницкий целыми обозами отправляет в Запорожье, тысячи наших людей идут в неволю. Что ни день, что ни час это хлопство, сея вокруг пожары, все приближается к стенам Львова...

В разных концах костела снова послышались всхлипывания, выкрики:

— Спаси, матерь божья! Спаси нас, князь!

Иеремия продолжал с еще большим пафосом:

— Для них nil intactum, nil tutum, nil securum [Нет ничего святого (лат.)]. Уже и в самом городе открывается явная измена...

Ярина вдруг почувствовала, что на нее кто-то пристально смотрит. Она долго не решалась оглянуться, но взгляд этот, казалось, вызывал физическую боль в затылке, и она, как бы уступая место соседу, мельком взглянула назад и растерялась: на нее смотрел казацкий старшина, которого она видела у Максима, но сейчас он был одет, как одевается зажиточная шляхта. Ей даже почудилось, что он тайком улыбнулся ей, — значит, узнал, и ей стало легче, будто камень с сердца свалился.

Семен Забусский действительно улыбнулся, но от мысли, что судьба послала ему спасение. Когда он при Пилявцах переметнулся к полякам и наговорил им об анархии в казацком войске, шляхта ему поверила. Может, именно поэтому поляки недооценили силы противника и потерпели неслыханное, позорное поражение. Теперь каждый может подумать, что он подослан казаками. Ведь неспроста, наверное, стали так тщательно докапываться до его происхождения. Что он шляхтич — это доказал. А чем он мог доказать, что ненавидит казаков и всю эту голытьбу так же, как и каждый из шляхтичей? И вот однажды, заглянув с визитом к пану Артишевскому, он в окно увидел жену Кривоноса. Если бы он ничего не знал о ее смелости, о ее походе с повстанческим отрядом Колодки, то он мог бы еще усомниться в целях ее пребывания во Львове. Но сейчас у него не было никаких сомнений. Каждому ясно, для чего она здесь. И он какую-то минуту даже подивился ее отваге. Чтобы не дать возможности своей жертве вырваться, Забусский сделал шаг вперед. Ярина, не оглядываясь, почувствовала это.

Князь Иеремия продолжал:

— Клянусь своей саблей, — и он театрально поцеловал клинок, — что не повешу ее на стену до тех пор, пока не срублю голову сперва полковнику Кривоносу, а затем и Хмельницкому. Теперь я знаю...

В этот момент на весь костел раздался предостерегающий и угодливый голос:

— Ваша светлость, поберегись: тебя слушают уши Хмельницкого!

Воцарилась тревожная тишина. Потом все оглянулись на шляхтича с мордочкой хорька. Забусский указывал на красивую женщину, стоявшую впереди него, которая на глазах побелела как степа.

— Это схизматка!

Вокруг Ярины поднялись крики, ругань, началась давка. Чьи-то острые когти впились ей в лицо, потом кто-то ударил ее по голове. Она упала на каменные плиты, и сразу же на нее накинулись десятки людей, стали ее топтать, рвать на части. Она сжала зубы, чтобы не крикнуть, а сама всем существом старалась представить того, кто ей всех дороже. И вдруг увидела: на горячем коне, не касаясь земли, скакал казак.