Анна Михалева - Сама себе враг

• Название: Сама себе враг
• Автор: Анна Михалева
• Издательство: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Детектив
• Год: 1999
• ISBN: 5-04-003115-7

Журналистке Алене Соколовой поручено написать статью о суперпопулярном актере Александре Журавлеве. Она отправляется в театр, но так и не успевает поговорить с ним — Журавлева убивают прямо за сценой. Но на этом дело не заканчивается… Череда страшных убийств потрясает театр. Подозреваются все. С журналистским задором Алена пускается в расследование весьма странных и на первый взгляд не связанных между собой преступлений…

---

— Вот как?

— А чего ты прищурилась? Ребята, которые не поступили в театральное, часто идут поработать в театр. Это обычная практика. Так что здесь нет ничего подозрительного. Да Вася от остальных рабочих отличается — пьет мало, хотя и в армии уже отслужил. И вообще, он паренек несчастный — родителей нет. Только бабушка, и та при смерти. Может, она и умерла.

— А кто с ним занимается?

— В основном Наташа Прощенко. А так — кто захочет. Наша молодежь с ним ладит. Он даже больше общается с ними, с Людомировым или Тушиной, чем с вечно пьяными осветителями. Иногда его даже ставят в массовку на сцену. Наташа говорит, что мальчик талантливый.

* * *

Буквально со следующего дня в театре закипела новая жизнь. Алена сразу это поняла, как только вошла в двери служебного входа и столкнулась с расширенными от страха глазами Настены.

— Коржика поперли, — доверительно сообщила она, перегнувшись через стойку. — Он было сунулся со своим оператором. Ну, то да се, вроде бы как подснять в коридорах. А тут эта харя как выпрыгнет из дежурки: «Кто такой? Где разрешение?» Коржик аж присел. Потом этот громила смерил его таким, знаешь, прямо-таки свинячьим взглядом, ухмыльнулся и говорит: «Да ты ж, браток, из «Криминальных новостей»! Рожу твою видел. Если б не узнал, пристрелил бы, а так беги, пока я добрый. Будет время поспокойнее, с радостью тебя пущу. Чисто по-дружески», — Настена, как смогла, передразнила бандитский прононс.

— Значит, прессу не пускают? — усмехнулась Алена.

— Смотри не мозоль им глаза, а то пристрелят чего доброго! — Настя опасливо покосилась на дверь дежурки. — А репетиция с утра идет, словно по маслу. Актеры прыгают по сцене, как заведенные, главный не проронил ни слова. Людомиров попытался сострить, так на него верзила, который в зале теперь безвылазно сидит, так зыркнул, что тот до сих пор заикается.

— А следствие продвинулось?

— Под сценой братва каждую тряпку перетряхнула — всю ночь шарашились. Теперь вопросы задают, кстати, очень профессиональные, особенно к Ганину цепляются: что видел, где был? Тут, правда, с гуру казус вышел: спрашивают его, какие соображения, дядька, имеешь? А он им: «Неправильным путем следуешь, товарищ! Злом только зло посеять можно». Бандиты аж подпрыгнули, но ничего не сказали, отползли в сторону.

— А Ганин?

— Ильюша им ответил, что пусть, мол, стреляют его прямо здесь, он все равно ничего не вспомнит.

— Смело, — восхищенно выдохнула Алена.

— Он вообще сегодня не в себе. Истерит хуже Клязьминой. Тетка твоя его уже валерианкой отпаивала. А охрана наша новоиспеченная теперь за рабочую силу взялась — трясут их по-страшному. Для начала каждого головой под холодную воду сунули, потом по морде надавали, чтобы протрезвели, ну и начали спрашивать. А те ведь не помнят ничего, для них даже таблица умножения уже новость. Мычат, со страху вообще дар речи потеряли.

— Весело тут стало! — Алена глубоко вдохнула театральный воздух, чтобы общее веселье проникло в легкие.

— Точно, — кивнула Настена, — не театр, а цирк!

Терещенко Алена нашла у тетки в костюмерной. Вид у него был нерадостный. Он слабо помахал ей рукой.

— Да, — улыбнулась ему Алена, — похоже, у милиции сегодня выходной.

— Горыныч заявил, что ему здесь делать нечего, — сквозь зубы процедил Вадим.

— А ты здесь что делаешь?

— Набираюсь опыта. Братва так работает, что завидно стало. Слаженно, скрупулезно, трудовую дисциплину наладили, любо-дорого смотреть. Теперь сцена крутится, когда положено, фонограмма включается секунда в секунду, все трезвые, даже Федоров. Режиссер больше не краснеет от раздражения. Похоже, всех устраивает присутствие этих парней.

— Только не убийцу.

— Не взял бы наш главный этих людей на постоянную работу, — опасливо проговорила тетка Тая из-за ширмы.

— Здесь мало платят, — успокоила ее Алена.

— Ничего, эти ребята с душой, — жестко ответил им Вадим. — Они за искусство готовы впахивать. Один, который в зале сидит, кажется, Борик, так он, открыв рот, вожделенно внимает каждому слову, звучащему на сцене. А второй — Лелик — к гуру проникся, таскается за ним пуще Федорова, в глаза заглядывает.

— С ума я тут сойду, — вздохнула тетка Тая, — того и гляди, что мне допрос устроят. А я этих бандюг, честно признаться, боюсь.

В этот момент дверь распахнулась. Все разом вздрогнули и повернули головы. На пороге стоял Илья Ганин. Его прекрасные серые глаза горели лихорадочным отчаянием. Он тряхнул головой и, видимо, решившись на что-то важное, шагнул в костюмерную.

— Я хочу сделать признание.

— На-ча-лось! — по слогам произнесла тетка. — Ну, что я говорила?

— Подождите, — Илья протестующе вытянул руку.

Тетка Тая поджала губы и опустилась в кресло.

— А почему здесь? — усмехнулся Терещенко. — Основных следователей, кажется, тут не наблюдается.

Он демонстративно обвел глазами помещение, дабы подчеркнуть факт отсутствия Борика и Лелика.

— Да подождите же вы! — рявкнул на него Ганин и плюхнулся на стул. Он понуро уронил голову, потом поднял, оглядел каждого покрасневшими, воспаленными какой-то внутренней болью глазами и отчетливо проговорил: — Я убийца!

— Нет! — выдохнула Алена.

Тетку Таю откинуло на спинку кресла. Терещенко просто промолчал, смерив Илью строгим взглядом.

Повисла нехорошая пауза.

— Ты хорошо подумал? — пискнула за всех тетка Тая.

— Думал уже очень долго. И если бы признался раньше, многого бы не произошло, — совсем тихо ответил ей Ганин.

— А теперь по порядку, — вкрадчиво попросил Вадим.

— Порядка никакого нет, — ожесточился Илья, — вам что, мало моего признания?!

— Представьте себе, маловато будет, — следователь и бровью не повел.

— Другой радовался бы, что преступник пришел с повинной, — недовольно буркнул Ганин, совсем, видимо, сникнув. — Ладно, начну от Адама. Алена, ты должна помнить церемонию вручения премии «Чайка» прошлой осенью. В тот момент все у меня складывалось замечательно. Одно то, что главный собирался ставить «Гамлета», уже было для меня праздником. Впрочем, я отвлекаюсь, — он усмехнулся. — Замечательная у человека психика — столько внутренних преград нужно преодолеть, чтобы решиться на признание… Ладно, не в том суть. После основной церемонии был, как водится, банкет. Ну, я выпил, сколько, не помню, может, бокал вина, может, два… Лина Лисицына попросила довезти ее до дома, а живет она по Рублевскому шоссе. Я не отказался. Тем более что с Линой у нас сложились очень неплохие отношения. Мы даже… гм… словом, что там таить, у нас был легкий роман. Разумеется, я старался его не афишировать — сошлись как-то глупо, после премьеры «Страстей по Мольеру», вроде бы продолжили сценическую любовь. И она, и я понимали, что скоро все это закончится. У меня тогда были устойчивые отношения с одной девушкой. Повез я ее домой. А времени было часа три ночи. Свернули с Кутузовского проспекта на Рублевку, уже ближе к Кольцевой, кажется… Едем — музыка орет, мы болтаем, смеемся, вокруг ни души, как в пустыне, только желтые огни светофора мигают. Проехали один, второй, третий. Я совсем расслабился, ну и выпили мы, сами понимаете. В общем, не знаю, как Лина оказалась совсем рядом, мы начали целоваться, я с дуру еще газу прибавил… И вдруг — страшный удар. Машину откинуло, я едва справился с управлением.

— Если бы удар был действительно страшный, вы бы не справились с машиной, — по ходу заметил Вадим.

— Тогда мне показалось, что удар был страшный. «Бум!» — такой глухой, но сильный. Словно в песок врезались. Лина отлетела в сторону, взвизгнула. Я по тормозам. А она как закричит — человека задавили! У меня руки-ноги ослабли, сижу, как мешок с ватой, не могу пошевелиться. Машина остановилась, а Лина все верещит: «Что делать?! Что делать?!» Я спрашиваю: «Ты уверена, что мы сбили именно человека?» А она — выйди посмотри. Честно признаюсь, я не пошел. Мне стало жутко. Сижу, пялюсь в темноту. Вдруг она схватила меня за плечо, трясет и кричит — Ильюша, поехали! Поехали, идиот! Из-за какого-то бомжа собираешься жизнь угробить? Нормальные люди в три часа ночи под колеса не кидаются! Я помню, что сработал какой-то внутренний автомат. Я даже не пытался себе что-либо объяснить, даже понять ситуацию не смог, просто нажал на газ и умчался с этого места. В эту минуту я словно сам себя задавил — перестал чувствовать, перестал быть тем, кем был раньше. Утром она звонит мне, говорит — телевидение на ушах стоит, в «Дорожном патруле» передали, что на Рублевском шоссе нашли труп. Парень молодой какой-то. Тогда эту информацию я уже не воспринял. Я погрузился в какой-то кошмар, словно все, что происходит вокруг, — нереально, что должен я когда-нибудь проснуться и стать прежним. Но сон этот все продолжался и продолжался. А спустя какое-то время я понял, что крепко сижу на крючке у Лины. Поэтому, когда развязалась вся эта катавасия со сменой актеров в постановке «Гамлета», я ушел в тень. Собственно говоря, какой мог быть «Гамлет», когда я практически уже и не жил. Поэтому я и не боролся за роль, предназначенную для меня, уступил ее Журавлеву. Машку спихнули с Офелии. Ну а потом, вы знаете, что случилось… — он обхватил голову руками и закрыл глаза.