Вирджиния Вулф - Дневник писательницы

• Название: Дневник писательницы
• Автор: Вирджиния Вулф
• Издательство: Центр Книги ВГБИЛ им. М.И.Рудомино
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-7380-0300-4

Эта книга познакомит читателя с дневниками известной британской писательницы Вирджинии Вулф. В своих дневниках, которые она вела с 1915 года — последняя запись датируется 8 марта 1941 года, через четыре дня В. Вулф ушла из жизни, — она писала обо всем, что произошло с ней, о людях, с которыми встречалась, о книгах, которые читала. И самое важное — о произведениях, над которыми работала: романах, рассказах, эссе, статьях.

Также в издании представлены письма, адресованные Литтону Стрэчи.

---

Лондон не богат новостями. Дора жива, и Чарли тоже, и они не одеваются в черное из-за смерти отца. […] Несса переболела корью, а теперь они путешествуют по Италии, полагаю, не самым комфортабельным образом, и Клайв берет в постель градусник. Что до Томаса Гарди, то он великий человек; у него не очень хороший стиль, но разве в этом дело? Если бы он давал нам что-нибудь еще, кроме своих ребер, бедер, желудка и кишок! Впрочем, это больше злословие, чем что-либо еще; и я понятия не имею, какие фантазии распускаются на мой счет на Бедфорд-сквер; я болтаю, как пьяный мотылек. Десмонд[358], который теперь пыльный, как очень старая бутылка бренди, является к ланчу — чаю — обеду; и мы говорим о жизни Донна. Так как большая часть истории Англии каким-то образом проникла внутрь, то книга вызовет раздражение. Он как будто собирается стать столь же плодовитым, как мисс Бротон. «Полтора тома — в год», — говорит он. Как вы думаете, что значит — половина тома? Хом был тут один раз, замучил Форстера и очень знаменитого писателя Божера[359]. Спросите о нем Десмонда, когда встретитесь с ним. Его тема — Совесть.

Однако самое интересное, как я часто говорю вам, наблюдать не за великими людьми, а за простыми, чуть-чуть осененными, эксцентричными. Увы! Вас они не интересуют, а иначе я бы рассказала вам историю Мэри Кумбс и немецкого студента.

Еще один слушок дошел до меня, но рассказываю его только вам — увидев, что студенты носят белые гетры[360], она [3.] бросилась в постель и принесла в жертву свои яичники.

Ваша В. С.

13. Лондон

Ха! Ха!

Вирджиния Стивен

Леонард Вулф

6 июня 1912 года

[Объявление о помолвке.]

[Открытка с изображением Алфокстон-хаус]

14. [Хэтфорд, Сомерсет

16 августа 1912 года]

Мы посреди божественной страны, вокруг сплошные литераторы, сливки на завтрак, ланч и обед, однако холодно, как на Рождество, и все время льет дождь.

Леонард учит испанский язык, а я читаю «Наследника Редклиффа»[361]. В воскресенье мы едем во Францию — адрес пришлю.

Привет Генри.

В.В.

Кто жил в Алфокстоне?

15. Лондон

16 ноября [1912 года]

По правде говоря, если вы будете писать и дальше, то опровергнете ставшее банальным высказывание Джона Бэйли[362], мол, «искусство писания писем умирает…» Что касается моего отношения к письмам, то меня смущает то, что все они были написаны в 18-м столетии, которое я не люблю. Однако я не понимаю, почему бы нам не писать письма 16 ноября — как бы то ни было, почему бы вам не писать их? Естественно, для жены и женщины дело обстоит совсем по-другому. Как там скаковые лошадки?[363] Они снились мне всю ночь, и отчасти поэтому я и взялась за письмо, хотя должна была читать и писать рецензии. Разве не ужасно опять вернуться к этому? И все-таки в этом что-то есть. У меня такое чувство, будто я срываю головки маков, — сейчас мне рецензии кажутся шуткой, а когда-то я воспринимала их со всей серьезностью. Вчера приходил бедняжка Десмонд со своей сумкой для бумаг, в которой была недописанная статья об издании Джорджем Тревельяном стихотворений Мередита. Он вытащил ее, и мы прошлись по ней с карандашом. «Пожалуйста, что-нибудь вместо «наслаждаться рыцарским романом»». «Мне не нравится «наслаждаться рыцарским романом»». «Восторгаясь великолепием». «Нет, это не то, но продолжайте». И мы продолжали, подыскивая определения юности, поэзии и тому, что подразумевается под оптимизмом. Это было ужасно. Несчастный за две гинеи за колонку пытался доискаться до корней, потел, вздыхал и все время повторял: «Конечно же, будь у меня время, я бы придумал что-нибудь получше». И у него ничего не получалось. И он был мрачен. Ему предстояло ехать в Биарриц, чтобы помочь Палею с книгой по политической экономии. В частности, они спорят о том, как называть Дизраэли — лордом Биконсфилдом, покойным мистером Дизраэли или просто-напросто Дизраэли, что, собственно, предлагает Десмонд, если так укладывается во фразе. У нас великое событие — Арнольд взял роман[364] Леонарда и очень хвалил его. Конечно, он ставит условие, чтобы Леонард убрал кое-какие пассажи — но мы еще не знаем какие. Это чудесно, когда совсем чужой человек верит в твою работу. Не думаю, что я согласна насчет 19-го века[365]. Тогдашние головы были погорячее, чем в 18-м веке. И вам не смутить моих дочерних чувств. Разница, наверное, в том, что я придаю большее значение его божественному «qua man»[366] даже в книгах, чем вы. Для меня это важно. Но мое отношение к литературе кристально чистое.

Несколько человек видели Оттолин[367] — но не я — как будто по дороге на юг, с золотыми подвесками в ушах, с волочащимся по земле подолом, с мириадами лисьих хвостов. Так ее описывал Леонард, не склонный к преувеличениям.

Мы сидим возле камина в полном молчании, разве что иногда фургон пройдет по Феттер-лейн. Леонард погружен в книгу о разводах, о которой он должен написать для назойливого Хэйнса.

В Лондоне очень хорошо — немного шумно, но мы, слава Богу, завтра уезжаем в Ашем[368], где с миссис Фэннелл посудачим о нравственности пастуха, который в шестьдесят лет заимел ребенка и тем самым дал повод для разговоров.

Ваша В.В.

Не кажется ли вам, что это письмо выдает во мне лентяйку? Как жалко, что Марджори[369] не хочет быть издательницей. Мы все уговаривали ее.

16. Ричмонд

[? 1915 год]

Вот книга[370], которая, надеюсь, поможет рождению многих других книг о викторианцах. Мне редко приходилось получать такое удовольствие, какое я получила вчера вечером, читая о Меннинге. Я и в самом деле не могла остановиться и лишь усилием воли заставила себя закрыть книгу, чтобы дочитать несколько последних страничек эссе после обеда. Это великолепно… Мне кажется, это лучшее из всего, что вы написали. Начать с того чуда, что такие люди жили в одно время, — а вы сделали их божественно привлекательными, живыми, волнующими. Приказываю вам продолжить серию: вы не представляете, какое я получаю удовольствие, читая вас.

Ваша В.В.

17. Ашем

22 октября [1915 года]

Дорогой Литтон!

Думаю, нам пора возобновить переписку. С тех пор как мы виделись в последний раз, у вас наверняка накопился миллион приключений. К тому же я не уверена, что вы все еще существуете во плоти, — мои друзья — ах, они [U. V.] говорят, что я стала бесплотной. Боже мой! Этот человек наводит на меня жуткую тоску. Не знаю почему, но никто из моих знакомых не казался мне никогда настолько второсортным, как этот несчастный. […] Я опять здорова и вешу 12 стоунов[371]! — на три больше, чем когда бы то ни было. В результате мне трудно подниматься в гору, но для здоровья это, очевидно, хорошо. Я совершенно счастлива и надеюсь скоро обходиться без сиделки (она сейчас вытирает пыль в комнате и расставляет книги). Мы приедем 5-го; поскольку лето уже закончилось.

После нашей последней встречи я прочитала не меньше 600 книг. Пожалуйста, просветите меня насчет достоинств Генри Джеймса. Я спорила о нем с Леонардом; тут есть о его сочинениях, я их читала и нахожу в них лишь розовую водичку, манерность и гладкость, он такой же бледный, как [Е. F.]. Неужели в этом есть смысл? Признаюсь, я не брала на себя труд выискивать смысл, который от меня ускользает. Начала читать «Униженных и оскорбленных», которые полностью захватили меня. Вы читали этот роман? Однако вам не придет в голову (ох, до чего же эта женщина надоела мне со своими замечаниями. «Как вы думаете, миссис Вулф, Дарданеллы во Франции?), что я провожу долгое часы со своими любимцами, как Оттолин, судя по ее словам, делает в деревне. Вы видели ее? Вообще видели кого-нибудь? Что вы пишете? Пожалуйста, дайте нам почитать вашу последнюю эдинбургскую статью. Леонард пишет множество разных книг — одну утром, другую вечером. Свою жизнь, так он сказал вчера, он должен был посвятить истории дипломатии, но так как Уэббы вцепились в него мертвой хваткой, боюсь, у него ничего не выйдет.

Сиделка считает, что мне пора заканчивать письмо. Я сказала ей, что пишу родственнику, старому холостяку, который страдает подагрой и ждет не дождется всяких семейных новостей. «Бедняжка!» — отозвалась она. «Это артрит», — сообщила я. Все равно надо заканчивать.

Ваша В.В.

18. Лондон

28 февраля [1916 года]

Милый Литтон!

До чего же приятно получить от вас весточку! И все же мне не очень важно, пишете вы или нет, потому что я абсолютно уверена, в конце концов вы объявитесь живым и невредимым. Да и, собственно, вы никогда по-настоящему не исчезаете. Мисс Берри высылаю немедленно, а также один или два тома мадам де Жанлис, потому что всегда считала их вашими.

Ваша похвала гораздо приятнее всех остальных — ведь я всегда, насколько вам известно, с почтением относилась к вашему пониманию подобных вещей, и мне даже с трудом верится, что вам действительно нравится книга. Вы придали мне смелости, и теперь я перечитаю ее, чего не делала после ее выхода из печати. Интересно, как она мне понравится. Думаю, вы совершенно справедливо пишете об отсутствии концепции. Полагаю, концепция у меня была, только мне не удалось сделать ее ощутимой. Мне хотелось передать ощущение безграничного буйства жизни, насколько возможно, разнообразной и неуправляемой, которая останавливается на мгновение, когда кто-то умирает, и мчится дальше, — а в целом это должно было быть неким узором, подчиняющимся определенным правилам. Трудность заключалась в том, чтобы все связать воедино, еще надо было дать достаточно подробностей, чтобы персонаж стал интересным, — как раз это, как говорит Форстер, у меня не получилось. На самом деле должно было быть три тома. Как вы думаете, возможно ли добиться этого в романе? Или все так рассеяно, что не может быть понято? Я рассчитываю со временем научиться контролировать себя. Пока еще я слишком увязаю в подробностях… Давайте встретимся и посудачим… Как насчет следующего воскресенья? Может быть, придете к обеду — или к чаю — переночуете у нас? Я пригласила Пернел[372], но Дункан сказал, что ее нет в Лондоне, и так как она не ответила на приглашение, то, вероятно, не придет. Позвоните нам, и если вас не устраивает воскресенье, назначьте другой день… У нас почти всегда есть свободная комната.