Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев

• Название: Необыкновенные приключения юных кубанцев
• Автор: Ольга Репьева
• Жанр: Прочие приключения

---

Видимо, гитлеровцы и мысли не допускали, что среди ребят есть кто-либо, понимающий по-немецки, а потому говорили меж собой без опасения быть понятыми; не придавалось значения и шушуканью ребят.

Отто Марту не выдал, и она всё пыталась угадать его среди других пожилых немцев, оставленных ремонтировать железнодорожное полотно. Не этот ли, присматривающийся к девчонкам и прислушивающийся к их голосам? Пару раз он посмотрел и на нее, но недолго — видно, она не внушала доверия своей искуственной неопрятностью. А вот Андрея, пожалуй, вычислить сумел и даже догадался, что он здесь за вожака: всё время поглядывал в его сторону.

Фашисты ужасно нервничают, опасаясь, как бы не нагрянули партизаны, сообщала между тем Марта, переходя иногда на «немецкий», которому обучил её Андрей; торопятся, хотят успеть с ремонтом засветло. Начальник, поторапливая, ходил от одной группы ремонтников к другой, успокаивал: дескать, партизаны не откроют стрельбу из-за детей, а если всё-таки решатся сделать хоть один выстрел, он тут же пристрелит пару выродков и пригрозит так же поступить с остальными заложниками. Эти русские дикари ради своих зверёнышей пойдут на любые уступки — не раз, дескать, проверено на практике.

Эти его намерения заставили Андрея не на шутку встревожиться. Он напряженно искал выход из могущего создаться положения. Знать бы, что партизаны действительно где-то поблизости и ведут наблюдение, ожидая подходящего момента, можно бы и не ждать этого выстрела. Сговориться и всем разом — под обрыв и врассыпную; но могут быть убитые… А может, никаких партизан и нет: взорвали путя на всякий случай и ушли. Откуда им знать, что именно сёдни проследует товарняк да ещё и с детьми в переднем вагоне… Нет, в это тоже не верится: зачем тогда устраивать ещё и завал? Эх, стрельнули бы хоть раз, хоть в воздух — мы, мол, здесь, будьте готовы. Что ж придумать?.

— Слушай, Марта, — поделился он, не глядя, впрочем, в её сторону, предосторожностью, — нужно объявить всем, чтоб знали: как только я свистну, нехай сразу падают и скатываются с насыпи. Это будет после первого же выстрела из лесу.

— Думаешь, они где-то здесь поблизости?

— Вполне возможно. И хоть тянут резину, но какой-то план у них есть.

По цепочке в обе стороны был передан приказ: услышишь свист — падай и катись вниз.

Снятие гнутых рельсов и установка новых, закрепление их на шпалах заняло немало времени. Когда брали на болты последний стык, солнце уже висело над лесом низко. И всё это время — ни намёка на кaкoe-либо присутствие партизан. Может, ждут, пока отремонтируют?

Гитлеровцы заметно повеселели: они уверовали в отсутствие опасности. Офицер отдал команду группе прикрытия подняться наверх. Ремонтники уже складывали инструмент, когда он отправился к паровозу отдать распоряжение машинисту. Партизаны, видимо, только этого и ждали: в промежутке между дрезиной и платформой он был сражен короткой пулемётной очередью из леса.

Не мешкая Андрей сунул в рот два пальца и издал пронзительный свист. И если для гитлеровцев стрекот пулемёта стал полной неожиданностью и привёл в замешательство, то ребята сигнала для себя ждали давно — их как ветром сдуло всех до одного. Подрастерявшуюся охрану точас накрыл свинцовый ливень. Скатываясь с насыпи, ребята слышали лишь дикие крики раненых, не успевших, похоже, даже вскинуть оружие. Когда стихла стрельба, только несколько человек сидя подняли руки над головой.

Появились и сами нападавшие; детвора спешила им навстречу, многие на радостях кидались обнимать своих спасителей.

Марта, найдя среди других Андрея, поспешила к нему и тоже обвила его шею руками; следом подошла Лена.

— Мне показалось, что тот гад, которого подбили первым, — показала в сторону дрезины, — он вроде ещё живой: ворочается. Я хочу задушить его своими руками! — добавила она с недетской ненавистью в голосе.

— Вон, по-моему, идёт партизанский командир — бежим к нему, может, он разрешит, — сказал Андрей.

Заметив бегущих, мужчина остановился, поджидая. Пожилой, судя по бороде с проседью, буденновские усы; одет в гражданское, но подпоясан кожаным армейским ремнем с портупеей, на груди — бинокль. Это и позволило предположить в нём начальство.

— Товарищ командир, — обратился к нему Андрей, — вон тот фриц, которого подстрелили первым, он ещё живой.

— Офицер?

— Да, начальник эшелона. Он вооружён пистолетом, будьте осторожны. Если б вы знали, какой это гад! Лена хочет задушить его своими руками — Он ударил меня по лицу так, что я умылась кровью, — поспешила она объяснить причину ненависти, побоявшись, что Андрей проговорится о настоящей. — Я плюнула ему в харю, когда он хотел помочь мне сойти по трапу.

Командир приставил бинокль к глазам.

— Кузьма Петрович! — обратился к сопровождавшему его партизану. — Займись-ка вон тем субъектом: он еще живой. Будь осторожен, у него в левой руке пистолет. Если сможешь, пока не добивай.

— У нас к нему особый счёт, — пояснил Андрей. — Мы хочем собственноручно.

— Есть! Попробую разоружить.

Пока другие партизаны проверяли убитых и раненых, Кузьма Петрович подкрался к дрезине, понаблюдал и, с автоматом наизготовку, подошёл к раненому офицеру вплотную. Снизу было видно, как, ударом сапога выбив пистолет, он поднял его и подал знак подойти.

Ребята, первыми вскарабкавшиеся наверх, приблизились к Петровичу. В метре от них лежал скрюченный, окровавленный начальник эшелона. Ранен в обе ноги выше колен, прострелена кисть правой руки («вот почему не отстреливался, — подумал Андрей. — Как и когда-то комиссар, не смог взвести пистолет»). Жалкий, беспомощный вид фашиста не вызвал сочувствия, а глаза Лены горели ненавистью пополам со злорадством.

— Что, не нравится? — сквозь зубы процедил Андрей. — Собирался нас «стреляйт, как сапак», а вышло по-другому? Товарищ командир, так вы разрешаете Лене прикончить этого гада? Не только за то, что раскровянил ей нос, он…

— Он держал нас впроголодь и мучил жаждой, — перебила его Марта, не дав пояснить истинную причину мести.

— Да уж ладно… хотя мне и не следовало этого делать. Петрович, покажи, как обращаться с пистолетом.

— Я умею, — едва ли не выхватил Андрей пистолет; взвёл, протянул Лене:

— Держи двумя, вот так, а когда прицелишься, нажми на этот курок.

Та дрожащими руками обхватила рукоятку, направила дуло на недавнего мучителя, зажмурилась, но стрелять не решилась.

— Не могу, сделай это за меня ты…

— Что у вас тут происходит? — строго спросил подошедший со стороны дрезины безбородый, одетый по-военному партизан.

— Да вот, комиссар… Уступил просьбе ребят: уж очень им необходимо собственными руками. Видать, крепко насолил офицеришка.

— Не надо бы этого делать, командир! Это же дети…

— Нет, надо! Видели б вы, как они с нами обращались!. — Андрей выхватил у Лены пистолет и, боясь, что комиссар запретит, направил его в живот ещё более съёжившегося фашиста: — Это тебе за Лену! За Нэлю! 3а Свету!

— Третью пулю всадил промеж глаз, после чего тот перестал дёргаться.

— У них, похоже, веские причины для мести, — приняв пистолет, заметил командир явно не одобрявшему происшедшее комиссару. — Что там у вас? — кивнул в направлении дрезины, откуда донеслось несколько одиночных выстрелов.

— Приказал пристрелить раненых… А один оказался невредимым; уверяет, что немецкий коммунист.

— Говорит по-русски?

— Лепечет по-своему: Тельман, мол, гут, а Гитлер капут.

— Это, случайно, не Отто? — схватила Марта за руку Андрея. — Дядя комиссар, пожалуйста, не убивайте его! Мы его знаем, он не фашист. Он хороший, правда, Андрей?

— Если тот, то конешно. Товарищ командир, можно глянуть?

— Туда — нельзя! — завернул его комиссар. — Чем же он вам понравился?

— Этой вочью, когда мы стояли на каком-то полустанке, он дал нам напиться воды и ещё — три булки хлеба. И по разговору мы поняли, что он не как другие.

— Он говорил с вами по-русски?

— Нет… Но вот она хорошо говорит и понимает по-ихнему. У них в школе изучали немецкий.

Комиссар пообещал, что немца убивать не будут, и Петровичу приказано было собрать всех бывших заложников и увести в глубь леса.

Здесь, у небольшого ручья со вкусной водой, они впервые за несколько суток вволю напились, умылись, привели себя в порядок. Подошедшие вскоре несколько партизан принесли поужинать — хлеб, консервы, галеты. Подкрепившихся и повеселевших, их построили в колонну по одному и едва различимой тропой, а часто и без таковой, повели вниз по ручью. Переход был трудный, особенно для босоногих, но недолгий: через какие-нибудь час-полтора, когда ручей кончился, влившись в более широкую и шумную горную речку, добрались до небольшой деревянной избушки. Здесь и устроились на ночлег, постелив сена из кем-то заготовленной копны. В избушке, по всей видимости — охотничьей, нашёлся керосиновый фонарь, буржуйка, а поблизости — поленница сухих дров. События минувшего дня, ночной переход выбили из сил, порядком измотали детей, а мягкая постель — не то что на вагонном полу! — и распространившееся вскоре тепло от буржуйки были так приятны, что улёгшаяся покотом братва мигом погрузилась в глубокий сон.