Александр Сабуров - Силы неисчислимые

• Название: Силы неисчислимые
• Автор: Александр Сабуров
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1967

 Партизанские командиры перешли линию фронта и собрались в Москве. Руководители партии и правительства вместе с ними намечают пути дальнейшего развития борьбы советских патриотов во вражеском тылу. Принимается решение провести большие рейды по вражеским тылам. Около двух тысяч партизан глубокой осенью покидают свою постоянную базу, забирают с собой орудия и минометы. Сотни километров они проходят по Украине, громя фашистские гарнизоны, разрушая коммуникации врага. Не обходится без потерь. Но ряды партизан непрерывно растут. Их поддерживает, им помогает народ, а силы народа неисчислимы.

Читатель снова встретится здесь со многими героями, знакомыми ему по ранее вышедшим книгам А. Н. Сабурова — «За линией фронта» и «У друзей одни дороги».

---

Тотчас же из крайнего домика выбегает с винтовкой за плечом человек в желтом полушубке и меховой шапке.

— Стой, стрелять буду!

Спешу к Реве. Из домика на крик выбежало еще несколько вооруженных. Петлах, пытаясь развернуть сани, загнал их в сугроб и вместе с лошадью барахтается в снегу. Один за другим грохают три выстрела.

— Прекрати стрелять, скаженная твоя душа, — кричит Рева. — Давай сюда полицию, а то я вас всех из автомата пересеку.

Наступающие на нас люди мгновенно рассыпались, залегли за сугробами, выставив против нас винтовки, а сами не перестают кричать:

— Ложись! Бросай оружие!

Пытаюсь объясниться:

— Кто вы такие?

— Ложись! Стрелять будем!

— Да ну их до биса. Сейчас пойду и набью им морду, — зло говорит Рева и делает попытку шагнуть вперед.

Останавливаю его:

— А может, это партизаны?

И спохватываюсь. Нам сейчас и с партизанами нужно быть осторожными: увидят наши фашистские удостоверения, несдобровать.

Решаюсь представиться немецким чиновником и направляюсь к шлагбауму. Шагах в тридцати оглушает приказ:

— Стой! Стреляю! Над головой проносится предупредительная очередь.

Ничего не поделаешь, приходится остановиться.

— Кто такие? — сурово спрашивает низкорослый человек в белом, перепоясанном ремнями полушубке, держа наготове автомат.

— А вы кто?

— Вас спрашивают. Отвечать! — гневается белый полушубок. Слева из недостроенного дома высовывается пулеметный ствол.

Стоим друг против друга и пререкаемся… Сейчас эта сцена кажется даже смешной, но, право же, тогда нам было не до смеха: никак не могли распознать, кто же перед нами, а преждевременно раскрыть себя было более чем опасно.

Не знаю, чем бы все это кончилось, всякое могло быть, если бы в это время не нашелся Павел, вдруг вопреки всякой логике крикнувший в сторону шлагбаума:

— Да что вы, черти, своих не признали? Ну и землячки…

И он, демонстративно сняв диск от автомата, направляется на переговоры. Его окружает группа людей, и они несколько минут ведут беседу. Вскоре раздается радостный возглас Ревы:

— Александр, иди сюда! Свои!

Подхожу. Здороваюсь с тем, что в полушубке.

— Оказывается, своя своих не познаша, — говорит он.

— Что не познаша, то не познаша, — ворчит Рева. — А мы вот с первого взгляда поняли: наши. А вы: «Стой, стреляю, подымай руки, ложись!» Яки слова неприветливые! И кому?..

— Так ведь рассудите, положение наше такое, — почти смущенно оправдывается собеседник. — Последнее время повадились к нам всякие прохвосты, вынюхивают, высматривают… Ну, вот и бережемся.

— С умом надо беречься, землячок. С умом, — наставительно замечает Рева. И добавляет: — А то бы еще маленько вы покуражились, так мы могли бы и лупануть вас…

Ох уж этот Рева!..

Нас препровождают в домик заставы, приветливо просят подождать приезда командира. В комнате нас оставляют одних: Петлах где-то в другом месте. Дверь сразу оказывается замкнутой на запор, а за нею слышны равномерные шаги часового.

Уходило дорогое для нас время, а мы все сидели взаперти, терзаясь сомнениями и предположениями…

Уже под вечер в комнату вошел человек в кожаной тужурке. Хриплый, простуженный голос:

- Здравствуйте, товарищи! Кто из вас Сабуров? Вы? Я командир Севского партизанского отряда Хохлов.

Начинается, как обычно при первом знакомстве, несколько путаная, нащупывающая беседа.

— Слышали гром сегодня на рассвете? — неожиданно спрашивает Хохлов и гордо улыбается. — Гроза в феврале…

— Слышали вашу грозу, — сухо отзывается Рева.

— Так это наши диверсанты громыхнули. Артиллерийский склад в Орлий взорвали. Ловко?

— Ваши? Скажите пожалуйста… Кто бы мог поверить? — Павел все еще не простил хинельцам неласковой встречи. Да и зависть, видно, начинает одолевать.

— Поздравляю. От души поздравляю, — стараюсь сгладить невинную бестактность друга. — Товарищ Хохлов, вам что-нибудь говорит такая фамилия: Ковпак?

— Ковпак? — И Хохлов даже приподнимается на стуле. — Что-нибудь, спрашиваете? Да знаете ли вы, что за мужик наш Сидор Артемьевич?! Да как же нам его не знать, — уже спокойнее продолжает он. — Ковпак был здесь в декабре и ушел в Путивль, в свои леса. А вы к нему? Или просто так интересуетесь? — И, не выслушав нашего ответа, сразу добавляет: — Фу-ты, память девичья. Шел сюда к вам, хотел сразу спросить об одном деле. Мы тут двоих задержали. Волчковым и Кениной назвались. Говорят, что ваши.

— Ну, — торопит Павел. — И як же?

— Да ничего.

— Что ничего?

— Пока живы.

— Не томи, браток, — почти умоляет Рева. — Прямо скажи, как там они?

— А что, разве они у вас на подозрении? — настораживается Хохлов. — Говоря откровенно, и мне так показалось. Понимаете, приходят к нам, разливаются: в Брянском лесу партизан видимо-невидимо, в селах Советская власть, в Суземке все наши учреждения работают. Прямо тысяча и одна ночь. Нет, думаю, голубчики, меня не проведешь: такого быть не может, я Брянский лес хорошо знаю… Вот и арестовали их, следствие повели. Наши уже совет держали: как с ними покончить. А тут появился Сень…

— Какой Сень?

— Иосиф Дмитриевич. Он вас знает, и вы его должны знать. Приходит и клянется, что это ваши верные люди, а если и прихвастнули малость, так не по злобе, а из хороших чувств. Словом, головой за них поручился…

— Ну що я казав?.. Що я казав, Александр? — радостно кричит Павел. — А тебе, браток, по дружбе скажу: меняй свою конституцию, а то твои хлопцы заподряд всех под замок сажают да еще перед тем, как какие-то истерички, орут: «Ложись!», «Руки вверх!», «Стрелять будем!» и прочие недипломатические лозунги выкрикивают…

Я уже даже не реагирую на остроты Павла. С сердца тяжелый груз свалился: живы наши ребята! А Хохлов все-таки не имеет реального представления о делах в Брянском лесу…

Наш хозяин торопится в отряд и приглашает нас в гости.

Славный дом у Хохлова: в стороне от дороги, на небольшой поляне, окруженной старыми елями. И квартира хороша — просторная, светлая, уютная.

За дверью раздаются приглушенные голоса, звон посуды, хозяйственная суета. Доносится запах жаркого и какой-то острой пряной приправы. Мы сидим в плетеных креслах и слушаем хозяина.

— Первое время скрывались поодиночке, потом собрались в небольшой отряд и установили связь с секретарем подпольного комитета партии Червонного района товарищем Куманьком. Расширять отряд было трудно, оружия в обрез, а с маленькой группой, сами знаете, на гарнизоны не сунешься. Вот тут-то нам и помогли Ковпак и его комиссар Руднев. Слыхали о Семене Васильевиче Рудневе? Большой человек. С размахом, по государственному решает дела. Короче, дали они нам три пулемета и сто винтовок. С этого и пошло. После каждого боя богатели оружием и людьми. И вот теперь в феврале в Хинельском лесу пять крупных отрядов: в моем — двести бойцов, в отряде имени Ворошилова — триста, в отряде имени Ленина — не меньше трехсот, в Ямпольском — около двухсот, и пришедший из Курской области отряд Покровского насчитывает более трехсот человек. Входит женщина, что-то шепчет Хохлову.

— Нас к столу приглашают, товарищи. — Хозяин встает, но продолжает рассказывать: — Сейчас учрежден у нас партизанский совет. Председательствует Порфирий Фомич Куманек. К нему-то мы и поедем. Но сначала маленько подкрепимся. Прошу…

Большой стол накрыт по всем правилам. А у стола рядом с хозяйкой как ни в чем не бывало сияющие Васька Волчков и Мария Кенина.

— Разрешите доложить, товарищ, командир, — вытягивается Васька. Лицо у него серьезное, а глаза веселые, озорные. — Задержались по вполне объективным причинам в связи с проявленным местными товарищами недоверием к боевым и творческим силам брянских партизан.

— Вам, борцы и творцы, колеса смазывать, а не в разведку ходить, — с суровой лаской бросает Рева.

— Извините за выражение, Волчков не виноват, — лукаво взглянув на Реву, произнес Васька. — Вы только послушайте про мои похождения… Вы же знаете, как я ехал. Дали мне подводу, дохлую клячу да еще нагрузили дюжину бочек. Вот и еду я, тарахчу на всю вселенную и в деревнях одну песню завожу: меняю бочки на овес да на соль. И все бы ничего, но кляча моя, ей-богу, все нервы мои вымотала, даже на палку не реагирует, хотя я то и дело ей ребра почесываю. Наконец заезжаю в Олешковичи. Смотрю и лишаюсь последней радости: в центре села выстроилась вся полиция, у них, видите ли, строевой час. Так я на виду у них остановился, и бабоньки сразу меня окружили, давай торговаться за те бочки. А мне бы куда-нибудь завернуть, так разве скроешься среди белого дня. И вдруг подходит такой высокий старикан и прямо ко мне: «Ты откуда такой взялся?» — «Из-под Суземки, — говорю, — может, слышали, есть такой поселок Заводской. Оттуда, значит, я». — «А откуда у тебя столько бочек?» — «Так это жители заводские собрали, просили меня на хлеб поменять, кушать, — говорю, — и в войну людям охота». — «А фамилия твоя какая будет?» — пристает он ко мне. «Волчков, извините за выражение», — отвечаю. «А не Мишки ли ты Волчкова сынок?» — допрашивает старикан. «Я и есть его сын», — решил я сказать правду. «Так чего ж ты тут торчишь, а ну-ка заворачивай ко мне».