Олаф Степлдон - Странный Джон[]

• Название: Странный Джон[]
• Автор: Олаф Степлдон
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2014

Трагическая история взаимоотношений человечества с мутантами-сверхлюдьми, о котором весьма скупой на похвалы Станислав Лем сказал: «Никто еще лучшей вещи о становлении сверхчеловека не писал, и, сдается мне, вряд ли кто-либо сможет Стэплдона перещеголять».

---

Здесь я прервал его и вполовину в шутку, вполовину всерьез заметил: «Верный пес, по меньшей мере, — Джон рассмеялся, и я добавил: — Порой на одной преданности подымающийся до понимания, обычно недосягаемого для моего песьего сознания».

Он взглянул на меня и улыбнулся, но ничего не сказал, вопреки моей надежде.

«Так что, — продолжил он, — я чувствовал себя ужасно одиноким. Я как будто жил в мире призраков, оживших масок. Я не мог найти ни одного по-настоящему живого человека. Мне казалось, что если бы я проколол кого-нибудь из вас, вместо крови наружу вырвался бы порыв воздуха. И я не мог понять, почему вы были именно такими. Я как будто упускал что-то. Проблема была еще и в том, что я не мог достаточно ясно понять, что во мне отличало меня от вас.

Два ясных вывода проистекали из всей этой путаницы. Первый, и самый простой — я должен стать независимым, заполучить власть. В безумном мире, где я жил, это означало заполучить много денег. Во-вторых, я должен был торопиться, чтобы получить как можно больше опыта в самых разных сферах и осознать свою реакцию на разного рода переживания.

Детское нетерпение говорило, что мне следует любой ценой начать выполнение этих планов, совершив несколько краж. Так я добуду деньги, получу опыт и смогу внимательно наблюдать за собственной реакцией на него. Совесть меня совершенно не беспокоила. Я чувствовал, что мистер Магнат и ему подобные получили бы по заслугам.

Для начала, я принялся изучать техническую сторону, во-первых, с помощью книг, во-вторых, беседуя со своим другом полицейским, которого впоследствии был вынужден убить. Кроме того, в качестве эксперимента я совершил несколько невинных вылазок в дома по соседству. По ночам я поникал в один дом за другим и находил скромные сокровища их хозяев, но, ничего не забирая, возвращался в постель, вполне удовлетворенный своими успехами.

Наконец, я почувствовал себя подготовленным к настоящей работе. В первом доме я взял только какие-то старомодные украшения, наличные деньги и серебряное блюдо. Заполучить эти предметы было удивительно легко. А вот избавиться от них, как я обнаружил, было куда более рискованным делом. Я договорился с казначеем с судна дальнего плавания. Раз в несколько недель он возвращался в свой дом в нашем пригороде, и покупал мою добычу. У меня не было сомнений, что он получал в десять раз больше, продавая эти вещи в заграничных портах. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, насколько мне повезло, что часть моего предприятия, касавшаяся сбыта, не закончилась катастрофой. Скупщика легко могла заметить полиция. Но я в то время был слишком невежественен, чтобы осознать опасность. Как бы я ни был умен, у меня просто не было нужной информации.

Несколько месяцев все шло гладко. Я побывал в десятках домов и получил несколько сотен фунтов от скупщика. Но, конечно же, вся округа начала беспокоиться из-за волны краж. Поэтому мне пришлось расширить свою деятельность и на другие районы, чтобы рассеять внимание полиции. Было очевидно, что если я буду продолжать в том же духе, рано или поздно меня поймают. Но игра меня затягивала. Она давала мне ощущение независимости и власти. Особенно независимости — от нашего безумного мира в первую очередь.

Я дал себе слово, что предприму три последних вылазки. Первой из них — и единственной, которая на самом деле имела место — была кража в доме Магната. Я тщательно изучил округу и все полицейские патрули. В ночь кражи все шло по плану до тех пор, пока я, набив карманы жемчугами и бриллиантами миссис Магнат (при полном параде она, должно быть, выглядела как сама королева Елизавета[16]), не стал пробираться назад по декоративной балке на фасаде. Внезапно снизу меня осветил свет фонарика, и раздался негромкий голос: «На этот раз ты попался, приятель». Я не произнес ни звука, так как узнал голос, и не хотел, чтобы он узнал мой. Констебль Смитсон, мой хороший знакомый, который невольно столь многому меня научил.

Повиснув без движения на одних кончиках пальцев, я отчаянно размышлял и старался не отворачивать лицо от стены. Но попытка была напрасной, так как он сказал: «Соберись, Джон, и спускайся, а то еще свалишься оттуда и сломаешь ногу. Ты — настоящий игрок, но на этот раз тебя обыграли».

Я висел неподвижно от силы три секунды, но этого времени мне хватило, чтобы представить себя и весь мой мир отчетливо как никогда. Та мысль, которую я так долго пытался нащупать, внезапно предстала передо мной совершенно ясно и определенно. Я и прежде не раз думал о себе как о представителе иного, биологического вида, чем Homo Sapiens — к которому принадлежала эта верная ищейка, державная фонарик. Но только теперь я впервые осознал, что в этом отличие было нечто, что я теперь могу определить как глубочайшая духовная пропасть. Что смысл моей жизни и мое отношение к ней должно отличаться от всего, что было в пределах понимания обычных человеческих созданий. Что сейчас я стоял как бы на пороге мира, находившегося вне понимания шестнадцати тысяч миллионов примитивных животных, властвовавших на планете. Открытые заставило меня почувствовать почти парализующий страх — едва ли не впервые в моей жизни. Я ясно увидел, что моя игра с кражами не стоила свеч, что я вел себя во многом как одно из низших созданий, рискуя своим будущим — и чем-то еще, гораздо более важным! — ради глупого поиска личного самовыражения. А если этот добродушный пес схватит меня, я рискую так же независимостью. Я окажусь в руках закона, который заклеймит меня и выставит на всеобщее обозрение. Это было недопустимо. Все мои детские выходки были лишь первыми неверными шагами, подготовкой к делу всей моей жизни, картина которой теперь более или менее ясно стояла перед моими глазами. Моей задачей, как существа, единственного в своем роде, было «развитие духа» на этой планете. Именно эти слова вспыхнули в моем сознании. Тогда я имел лишь смутное представление о том, что такое «дух» и какого должно быть его «развитие». Но вполне ясно понимал, что для выполнения этой миссии мне придется либо стать во главе уже существующего вида и привести его к новому, совершенному состоянию, либо, если это окажется невыполнимым, создать собственное более перспективное человечество.

Эти мысли промелькнули в моей голове за те несколько секунд, что я висел, держась кончиками пальцев, освещенный фонариком несчастного Смитсона. Если ты когда-нибудь напишешь эту биографию, ты поймешь, что практически невозможно убедить читателя в том, что я в девятилетнем возрасте мог оказаться в подобных обстоятельствах. Конечно же, ты не будешь способен описать меня и таким, каков я сейчас, так как это потребовало бы опыта, находящегося вне пределов твоего понимания.

Итак, еще пару секунд я отчаянно пытался придумать какой-то выход из создавшегося положения, который не включал бы в себя убийство верного своей природе создания. Мои пальцы начинали ослабевать. Из последних сил я дотянулся до сточной трубы и начал спускаться. На полпути я остановился и спросил: «Как чувствует себя миссис Смитсон?» «Плохо, — отрезал он. — Не зевай, я хочу побыстрее оказаться дома». Это только ухудшило мое положение. Как я мог так поступить? Но я был обязан, другого выхода не было. Я уже думал даже о том, чтобы убить себя и таким образом покончить со всей этой неразберихой. Но это было бы настоящим предательством всего, ради чего я должен был жить. Я подумал о том, чтобы сдаться Смитсону и предстать перед законом — но это было бы таким же предательством моих целей. Другого выхода, кроме убийства, не было. Мое ребячество завело меня в ловушку. И все равно это мне не нравилось. Тогда я еще не дорос до того, чтобы принимать любую необходимость без сожалений и чувствовал новый, куда более отчаянный приступ отвращения — того же чувства, что охватило меня годами ранее, когда мне пришлось убить мышь. Помнишь, ту, которую я приручил — но служанка терпеть не могла, когда та бегала по дому.

Так что Смитсон должен был умереть. Он стоял в футе от трубы. Я притворился, что падаю, и прыгнул на него, оттолкнувшись ногами от стены для придания себе дополнительного усилия. Мы оба рухнули на землю. Левой рукой я перехватил фонарик, а правой выхватил мой маленький перочинный нож. Человеческая анатомия не была для меня тайной, и я, навалившись на него всем своим весом, воткнул нож прямо констеблю в сердце. Одним судорожным движением Смитсон отшвырнул меня прочь и замер неподвижно.

Наша потасовка была достаточно шумной, и я услышал, как где-то в доме над нами скрипнула кровать. Мгновение я смотрел в распахнутые глаза Смитсона, на его разинутый рот. Потом выдернул нож — из раны полилась кровь».

Рассказ Джона об этом происшествии ярко продемонстрировал, как мало я знал о его характере в то время.

«Ты, наверное, чувствовал себя ужасно, когда возвращался домой», — заметил я.