Иван Падерин - Ожоги сердца

• Название: Ожоги сердца
• Автор: Иван Падерин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1988
• ISBN: 5-265-00213-8

Тематика сборника известного писателя И. Г. Падерина разнообразна: рабочий класс (повесть «На Крутояре»), солдаты Великой Отечественной войны, плодотворно работающие в настоящее время (повести «Ожоги сердца» и «Не уходя от себя»), прошлое нашей Родины (очерки).

---

Молчат разведчики.

— Где «язык»?

— Без «языка» здесь обойдемся, — обмолвился один из разведчиков. — Надо отводить полк в сторону от этого ада, иначе ни одного пленного до конца войны никто не будет брать.

Ад располагался недалеко от Люблина. Это был Майданек. Огромный массив болотистой земли, обнесенный колючей проволокой в три ряда. Над ними — сторожевые вышки с пулеметами. Лагерь смерти, где были истреблены — нам стало известно об этом тогда же от местных жителей — сотни тысяч мужчин, женщин, детей. Гитлеровцы ежедневно пригоняли сюда тысячные толпы людей, и никто из них не возвращался. Будто бездонное болото поглощало их бесследно… Бетонированные дорожки горбились между бараками — блоками с окнами за решетками. Над отдельными постройками маячили трубы. Под ними, в полуподземных сооружениях, укрывались печи, много печей… Здесь же грудились склады, заполненные тюками и матами из женских волос. Невдалеке теснились три детских блока. Возраст детей было трудно установить — все лежали неподвижно, но еще дышали. Ни один не мог подать голос. Молчаливые жертвы голода. Сыро, душно, смрадно.

— Детей стали выносить на воздух, — докладывал командир роты разведки. — На моих руках двое. Выношу их из блока и тут же замечаю — моя гимнастерка стала серой. Ординарец схватил метелку и принялся сметать… нет, не пыль, а — будь прокляты фашисты! — вшей.

Кто знает, быть может, гитлеровские изверги откармливали этих насекомых на детских телах, чтобы потом использовать для каких-нибудь экспериментов против живых и здоровых людей. И как тут можно было погасить в себе то жгучее чувство, которое заставляет вспомнить, что у тебя есть автомат, гранаты, пистолет! Однако ни один надзиратель и «истопник», ни один «парикмахер» и «попечитель» детского блока не попались на глаза. Все они, почуяв приближение гвардейцев Сталинграда, успели удрать в направлении Люблина.

Командир дивизии генерал Леонид Иванович Вагин, выслушав короткий доклад разведчиков о том, что довелось им увидеть в Майданеке, принял непривычное, но единственно верное решение:

— Запрещаю, категорически запрещаю всему личному составу дивизии останавливаться здесь хотя бы на пять минут… Ведите роты и батальоны без остановки на Люблин, на Люблин!..

Вагин командовал дивизией не первый год, он понимал всю сложность политической работы с личным составом на этом этапе, и его приказ был выполнен четко и беспрекословно: все полки дивизии, обойдя Майданек стороной, ринулись на Люблин.

И сегодня трудно представить себе, что произошло бы, если бы гвардейцы полка побывали в детских блоках, где глаза буквально искали фашиста, чтобы разрядить в него автомат. Кто бы стал слушать увещевания, если от гнева содрогалось сердце и в груди все кипело. Особенно трудно было бы говорить с теми, у кого родные погибли от рук гитлеровских палачей. Таких в полку были сотни. Могло действительно так случиться, что никто не стал бы брать немецких солдат в плен… Верное, очень верное решение принял командир дивизии…

На подступах к Люблину, перед железнодорожным переездом, наши танкисты раздавили противотанковую батарею противника. Уцелевшие фашисты вместе со своим командиром подняли руки. Сюда подоспели наши ручные пулеметчики во главе с гвардии старшим сержантом Юхимом Ременюком. Танкисты поручили ему сопровождать пленного офицера в штаб полка.

Гитлеровский офицер брел понуро и не мог понять, почему сержант дышит ему в затылок так горячо, прерывисто и часто спотыкается: больной, что ли, или очень устал?

Нет, Юхим был здоров и не устал. Ему просто трудно было одолеть в себе протест против приказания — «доставить офицера в целости и сохранности». В руках был пулемет, и палец на спусковом крючке… Стиснув зубы до боли в скулах, гвардеец не мог разогнуть палец…

Бывало, еще в дни боев в Сталинграде Юхим говорил друзьям:

— Вот выстоим, потом пойдем вперед на запад, на Украину. Там, перед Барвенковом, мое село Вишневая Долина. Там у меня жинка Яринка, дочка Оксана, старики — отец и мать. Хорошо у нас — пасека, сады, кругом привольно.

В сентябре сорок третьего гвардейские полки устремились на Барвенково. Юхим первым ворвался в свое село — и к родному двору. А его нет, двора-то, хаты тоже — одни развалины. Сад сожжен. Лишь одна старая яблоня стоит… На ней гитлеровцы повесили отца, тут же мать убили… Жену и дочь, как сказала соседка, которая спряталась в погребе, фашисты угнали на запад.

С того дня друзья ни разу не видели на лице Юхима Ременюка улыбки. Даже при вручении ему ордена Красной Звезды, медали «За отвагу» он оставался молчалив. Окаменело его сердце. И вот перед его глазами затылок гитлеровского офицера. Если не этот, то подобный ему приказывал палить село, вешать отца, небось из личного пистолета всадил две пули в голову матери… Горячий жгут перехватил горло, кровь запульсировала в ушах. До штаба осталось не более двухсот шагов. И тут у самого уха послышалось шумное дыхание. Это комсорг полка лейтенант Ладыженко зашагал рядом.

— Молодец, Юхим, молодец! Ты сильный человек, сильный. А сильные всегда умеют сдерживать свой гнев…

Юхим по-своему истолковал смысл слов и еще пуще нахмурил брови, не теряя линию зрения от надульника пулемета до затылка пленного. Сию же секунду эту линию зрения заслонил своим плечом комсорг.

«Вот чудак, собой рискует, — про себя отметил Юхим. — А зачем? Сам же сказал, сильные умеют сдерживать гнев. Всегда так было…»

Пленного допрашивал командир полка Михаил Степанович Шейкин, которому было приказано обезвредить опорные пункты обороны противника на юго-восточных окраинах Люблина. Пленный дал нужные сведения. Юхиму Ременюку объявили благодарность.

— Что касается твоей жинки Яринки и дочки Оксаны, — сказал командир полка, — если они живы, то вместе с тобой будем искать их до самого Берлина.

Тогда еще не было известно, что жена и дочь Юхима погибли в Майданеке.

Вечером 24 июля Москва салютовала участникам освобождения Люблина. Наша 79-я гвардейская дивизия стала именоваться Люблинской. В тот же вечер на улицах города состоялась манифестация. Десятки тысяч горожан восторженно встречали гвардейцев. Кто-то из люблинских умельцев успел сфотографировать Юхима Ременюка и выставить его портрет метровой величины перед входом в магазин: угрюмый гвардеец с ручным пулеметом и целой охапкой цветов на груди. Люди улыбались ему, они видели и чувствовали, что он, как и другие советские воины, принес на польскую землю освобождение от фашизма.

Преодолев гряды Люблинской возвышенности, наши полки покатились по отлогим склонам на северо-запад. Населенные пункты обходили стороной, привалы и ночлеги устраивали в лесах и кустистых лощинах. Перед нами стояла задача — выйти к Висле стремительно и тихо, не привлекая к себе внимания.

Слева заголубели протоки и заводи широкой и многоводной Вислы. Издали вода в реке напоминала днем лавину злого на войне металла — свинца, а в сумерках и ночью — черноту неизмеримо глубоких провалов. И вся река в ночную пору походила на гигантскую трещину. Будто здесь земля европейского материка начала раскалываться на две части, чтобы остановить нас. Ширина трещины все увеличивалась и увеличивалась — полки шли вдоль восточного прибрежья Вислы, вниз по течению. И не здесь ли, думалось в те часы, случится заминка? Любая, самая горячая натура остановится и остынет перед такой водной преградой. Неизвестная опасность всегда страшна…

Более полутора суток — две ночи и день — командиры рот и батальонов украдкой поглядывали на Вислу, стараясь хоть что-то увидеть на той стороне реки.

На коротком привале командир полка созвал командиров и политработников выяснить настроение людей.

— Настроение боевое, гвардейское, сейчас покормим, будет еще выше, — ответил командир первого батальона, умевший скрывать свое волнение.

Командиру полка понравился такой ответ, и он сдобрил начало разговора шуткой:

— Сытость в сон клонит.

Над головами защебетала какая-то птаха.

— Не волнуйся, скоро уйдем, — предупредил ее командир полка, продолжая выслушивать доклады. Дошла очередь до ротных. Все бодрятся, но в голосе каждого улавливается тревога. Замполиты батальонов и парторги рот говорили в том же ключе. Иного и не следовало ждать, если командир и замполит сработались.

Командир и парторг полка направились в шестую роту. Ее командир лейтенант Владимир Бурба, красивый, стройный офицер, родом из Радомышля Житомирской области, провел их к ротному пункту питания, где под ветками поваленного дерева были спрятаны термосы. Открытые, они курились ароматом наваристого супа и гречневой каши с мясом. Возле них крутился с черпаком солдат, ординарец командира роты рядовой Петр Хлюстин. Старшина роты поставил его на раздачу супа и каши, и он зовет, зовет всех почему-то жалобным голосом: