Евгения Савченко - Пороки

• Название: Пороки
• Автор: Евгения Савченко
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2013

Действие романа начинается в современном сером городе. События разворачиваются вокруг девушки-лесбиянки, полюбившей главу молодежной секты — парня по имени Юлий.

Ради него девушка начинает посещать его странный дом, вливается в компанию городских сумасшедших, проводящих там вечерами магические обряды.

Перед героиней стает выбор: ничего не изменять в своей жизни, оставшись со своей бывшей подружкой, продолжать добиваться Юлия, или же уйти к его девушке, Сатире, которая так же отвечает ей взаимностью.

В ходе того как девушка пытается сделать выбор, она узнает о том, что Юлий — действительно обладает некоторыми магическими способностями, двое его ближайших друзей считаются умершими, хотя приходят в дом Юлия каждый день, а многие из членов секты — лишь марионетки в руках Серого Кардинала.

На одном из магических ритуалов, где сектанты вызывают мёртвую Мэри, девушка просит у мертвячки исполнения ее единственного желания, которое звучит так: «Я хочу Юлия».

---

Евгения Савченко Пороки

Пролог

Иногда мне кажется — я знаю тайну мироздания. Почему люди, пряча от холода лица в капюшоны, опаздывают на автобус. И какова их роль в общем существовании. Да, я, определённо, знаю.

Знаю, что всё в этом мире скоротечно, и что будет после всего, что холодное небо никогда не изменит своего цвета, как того хотел Чжан Цзяо. А может, он хотел совсем не этого?..

Мир — лишь слово. Его, как кусочек масла, можно размазать по печенью. Мир давно уже перестал быть загадкой, он превратился в помойную яму, сток. Кто-то явно подшутил над нами, раскидав столько смертных и столько неидеальных душ по теннисному мячику.

Да, мир — всего лишь мяч для игры в теннис, летящий от одного противника к другому. Когда-нибудь нас отобьют ракеткой. И не будет никакого конца света, мы просто полетим в другую сторону.

Хотя, если честно, я думаю, мы уже летим. В обратную. Деградируем, какое ещё доказательство вам нужно?

Я так многословна, потому что иду домой по весеннему рыхлому снегу. Выходя из автобуса, обгоняю медлительных прохожих и просто знаю, что мир не изменится, если я не стану спешить. Но этот холод я не люблю. Это небо. Ещё немного и, кажется, меня просто затопчут, я здесь не своя. С трудом понимаю, что меня не держит даже пустота автобусных остановок по утрам в час-пик.

Чересчур подкрашенные глаза идущей навстречу девушки, двери подъездов, стандартные рингтоны сотовых телефонов. И снег, стекающий с моих собственных ресниц. Прихвативший с собой немного чёрных комочков и превратившийся в воду, он не красит, совсем не красит моего лица, когда я подхожу к неродной пятиэтажке с окнами-клонами.

Почему я каждый раз обречена говорить соседу «All right!» на вопрос о том, как у меня идут дела? Он сам уже достал меня с этим единственным известным ему со школы выражением. Хронический алкоголизм, ничего не меняется. День за днем одни и те же налитые кровью старые глаза. Сумятица. Холодный ветер, бьющий в затылок.

Иногда мне кажется, я знаю смысл нашего здесь пребывания. И от этого ещё больше хочется вздернуться в ванной. Каждый предпочитает умирать по-своему. Кто-то влюбляется. И всю жизнь грызет ссохшиеся от старости и тощие от недоедания пальцы, которые подставляет Любовь в ответ. А кто-то отказывается, умирая от истощения. Каждый умирает по-своему: от токсичных библиотек или высоких детских площадок. У каждого свое предпочтение на этот счет.

Да, именно. Это мы представляем смерти счёт, наоборот быть не может.

«Вот, смотри, я сделал уже столько и столько, теперь настал мой черёд умирать».

А я всё никак не соберу достаточно пунктов в этом портфолио-счёте для новой подруги-смерти. Так и приходится бороться за собственную посещаемость на занятиях. И читать Фрейда по ночам, не слушая грязные вопли соседей.

Примета № 1. Убить паука — к несчастью

Утро 29 сентября 2007 г.

Вид балкончиков дома напротив не менялся уже вторую тысячу лет. И, судя по всему, никто и не собирался наводить там порядок. Небрежно развешанные на бельевой верёвке трусы-носки уже должны были бы окаменеть от времени их сушки.

Осень обостряла извечное желание сделать хоть что-то, чтобы оторваться от рутинной привычной жизни. Осень вообще всегда и всё обостряет. Лето уже не нужно, оно ушло. Оставило напоследок немного тёплых улыбчивых дней. Но ушло.

— Предлагаю прогуляться куда-нибудь, — она всегда задавала вопрос по одной и той же схеме — так, чтобы потом самой же на него и ответить.

— Куда? — Я уже достаточно устала от её общества, чтобы дойти до состояния, когда не хочется бороться с накатывающим безразличием.

— Можем сходить к кому-нибудь, или посмотреть какой-нибудь…

— Не будь лицемеркой, — с раздражением тоже было бороться бесполезно, — Просто скажи, куда ты хочешь пойти?

— Помнишь, где раньше было здание старого детского садика? Ну, мы ещё когда-то приходили туда после занятий, сто лет назад, помнишь?

Сто лет назад… Прошел всего год. И за этот год кому-то из нас прибавилось взрослости, кому-то притворства. А кто-то сейчас явно переигрывал.

Но, в целом, идея была неплохой.

Брошенные развалины детского сада находились за пару автобусных остановок от моего дома, недалеко от городского парка. Новое здание построили ближе к центру — так, считалось, удобнее родителям, отвозящим своих малышей в садик по пути на работу.

— Ладно, — кивнула я, — Идем в заброшенный детский сад.

Возвращаясь туда, где давно не был, всегда замечаешь, насколько время всё изменило. Изменило, прежде всего, тебя. Чего-то ты никогда не замечал прежде. И, наоборот — на что-то, теперь кажущееся нестоящим, ты раньше обращал слишком много внимания.

Сразу стало понятно, что мы здесь не одни. Но дверь была, как и всегда, не заперта, а значит, никто не запрещал нам войти.

Всё изменилось в этих развалинах. Вернее, развалинами бывший детский сад уже назвать было нельзя. Разве что только снаружи. А внутри кто-то достаточно постарался, обустроив бывшие пустые и пыльные комнаты так, что стало ясно: детский сад больше не развалины, здесь живут. Но живут необыкновенно, не так…

Любопытство подогревала одна деталь: дверь была не заперта.

Странность окружающих предметов не отпугивала, а скорее наоборот, приглашала рассмотреть их, изучить, докопаться до сути. Повинуясь инстинкту, мы с Никой прошли дальше.

Там, где раньше был просторный холл, остался узкий проход между двух возвышенностей, накрытых тяжелой грязно-молочной асбестовой тканью. Две площадки, разделенные коридорчиком, были не выше колена, но пройти между ними вдвоём невозможно.

Я взяла Нику за руку и потащила за собой. Несмотря на странность в изменившейся обстановке, она не сопротивлялась. Быть может, её грели воспоминания годовой давности, когда мы приходили сюда одни, пропуская занятия университета, забывали учебу, забывали друзей, выговоры родителей. Когда пачкались о пыльные стены и целовали друг друга, сидя на подоконнике. Тогда казалось чем-то высоким, чем-то особенным то, что две девушки находят романтику в обветшалых стенах, где когда-то бегали и смеялись дети, где проходило чьё-то детство. Где мы и сами вспоминали своё детство в перерывах между изобретательными ласками, сплетали руки в замок. Вспоминали, как медленно взрослели в одном дворе, в одной группе детского сада, в одном классе средней школы.

Негласным правилом было одно: не говорить о бывших парнях и о том, почему мы учимся не в одном университете. Наши планы сошлись в выпускном классе на том, что мы обе идем в медицинское училище. Ника, ничего не сказав мне, после выпускного вечера подала документы на физико-математический факультет. Но и я, не сказав ей ни слова, решила пойти учиться на психолога. Она поступила. Я — лишь со второго раза.

Она — некрашеная темная брюнетка, я — бледное рыжее существо с худыми руками и ногами.

В комнате было достаточно светло. Занавески нежного древесного цвета пропускали лучи солнца, создавая иллюзию угасания дня. Мебель отсутствовала. Здесь не было ничего, кроме мягких волн золотисто-коричневой ткани на полу и разбросанных по углам пухлых подушек. Комната преобразилась, не такой мы видели её год назад. Теперь она казалась теплой, а не заброшенной и забытой. Не хватало, пожалуй, лишь мерцания свечей. Но кто зажигает свечи днем?.. Нет, они созданы для ночи, для ласковой, осенней ночи, когда своё тепло хочется отдаться без остатка лишь одному…

И они словно были частью обстановки. Эти двое, сидящие прямо на полу, удивительно вписывались во всё увиденное нами в развалинах старого садика.

На парне была чёрная рубашка из мягкой ткани. Его френч валялся неподалеку, сброшенный в порыве как что-то ненужное, лишнее в данный момент. У него были длинные чёрные волосы, которыми девушка опутала свою левую руку. Она сидела на коленях у парня, и обворожительно улыбаясь, обматывала очередную прядь вокруг указательного пальца. Темноволосому парню, казалось, всё равно, что она поймала его в ловушку; закрыв глаза, он скользнул языком по её открытым плечам к шее, вверх, к подбородку, и со слепым аппетитом укусил за нижнюю губу.

Левая ладонь блондинки сжалась, и девушка настойчиво потянула его за волосы, с удовольствием демонстрируя своё превосходство. И в тот же миг мы услышали недовольный стон — парень вовсе не собирался отпускать её.

— Это же готы, — зашептала Никки. — Не хватало ещё, чтобы…

— Тише, — мне не хотелось, чтобы наше присутствие заметили так рано. Ужасно хотелось знать, чем закончится схватка.

Блондинка чуть ослабила левую руку, роняя несколько прядей. Второй рукой она уцепилась за воротник его рубашки. После непродолжительного поцелуя, когда она всё же позволила парню дотянуться до своего лица, положение несколько изменилось. Теперь она, прикусив его язык, тянула парня на себя, а он отстранялся, по-прежнему не открывая глаз. Видимо, девушка перестаралась с укусом. Послышался болезненный стон, и они оба едва не свалились. Парень вовремя успел упереться рукой в пол, чтобы удержать девушку на себе. Зато блондинка, посчитав, что он пытается её спихнуть, мгновенно вцепилась в него ногтями. Ладонь девушки соскользнула, и на его шее осталась пара багровых полос.