Игорь Никулин - День Независимости. Часть 1

• Название: День Независимости. Часть 1
• Автор: Игорь Никулин
• Жанр: О войне

---

Но интуиция подсказывала: дело много сложнее и запутаннее, и придется съесть не один пуд соли, прежде чем развязажется узелок.

А пока час за часом, минута за минутой предстоит отследить последний день жильца комнаты Љ 210; выяснить, когда и где он сошелся с таинственными «пехотинцами», и что на самом деле произошло той ночью.

* * *

И снова госпиталь. Ожоговое отделение. Тесная палата на три койки, из которых занята пока одна. Та, что ближе к распахнутому окну.

На кровати лежит забинтованный, непонятного возраста человек, которому можно дать и тридцать, и все пятьдесят лет.

Обоженное лицо его багрово; на щеки, лоб и нос налеплены влажные марлевые тампоны. Растительности на голове не осталось: ни ресниц, ни бровей, ни волос. Одна фиолетовая прозрачная кожа. Своим видом и множеством бинтов человек чем-то напоминает уэлсовского невидимку.

— Нет… ничего… худого о… ребятах… — говорил он медленно, цедил из себя по слову, отдыхая после каждого, — … сказать не… могу.

— Кто жил в этой комнате? — спросил Сажин, сидя в накинутом на плечи халате в изголовье. На коленях его лежал раскрытый, исчерканный пометками, блокнот.

— Че…четверо… Лейтенант Соловьев… Григорий и еще трое… вертолетчиков… Только остальных… кроме него… дней пять не…видно… В Веденском ущелье с «чехами» запарка…

— Соловьев… А что он за человек?

— Гошка?

Обоженный летчик глубоко вздохнул и зашелся тяжелым надрывным кашлем. Сажин знал по истории болезни: кроме множественных поверхностных ожогов, у него пострадали дыхательные пути.

Время посещения строго ограничено. Лечащий врач выделил полковнику всего десять минут, и шесть из них прошли почти впустую. Еще немного, и — хочешь, не хочешь — палату придется покинуть. Над врачами он не властен.

Дверь от толчка отворилась, и в палату, возмущаясь, ворвался врач:

— Я же вас предупреждал! Все, на выход! Больному нужен абсолютный покой.

Сажин спорить не стал.

— Поправляйтесь, — поднялся он.

— Эй, вы… — окликнул его слабый голос. — В трав… в травматологии лежит Витька Измайлов. Он с Гошкой якшался. Переговори… с ним…

* * *

Лейтенанта Измайлова он действительно нашел в травматологии. Судя по справкам, у него был сложный перелом бедренной кости.

— В окно сиганул, — улыбаясь, признался худощавый мальчишка с исцарапанным лицом, отложив на прикроватную тумбочку книгу в пестрой обложке. — Так приперло, думал: «Все, амба». С третьего этажа катапультировался. Да вот, не удачно.

Левая нога Измайлова, в гипсовом лубке, покоилась в подвешенном состоянии на растяжках, гирях и каких-то хитрых приспособлениях.

— Вы зря думаете, что Гошка спьяну пожар устроил. Вы его не знаете! Какой мужик был…

Серые глаза лейтенанта увлажнились. Скрывая от постороннего секундную слабость, он отвернулся к окну.

— Так расскажи мне.

— В январе мы работали в Аргунском ущелье, помогали десантуре, оседлавшей перевал на границе с Грузией. Помните еще, когда грузины верещали, якобы их аул Шатили обстреляли? А мы на деле уничтожили чеченскую ретрансляционную вышку, они с ее помощью связь между собой держали, дальность аховая. Над Шатоем звено обстреляли, мой «крокодил» зацепило основательно. До Ханкалы, чувствую, не дотяну. Надо идти на вынужденную, пока не свалился. А куда садиться, когда территория контролируется боевиками?

Делать нечего, нашел ровную площадку, сел. Вылез из машины, смотрю: «хана». Тросы перебиты, из пробоины масло льется…Стрельба поднялась. Нохчи засекли, где я сел, подбираются вплотную. А у меня один пистолет. Много им настреляешь? Гошка молодец, не ушел. Жахнул нурсами так, что гора задрожала, потом пулеметами «чехов» причесал. Те орут; кто на него огонь перевел.

— Спас?

— Отогнал, а кого навек положил. А потом — поверишь, трюк? — умудрился на одно колесо сесть! Два в воздухе висят, винты крутятся… Кабина рассчитана на одного человека, не уместиться. Вяжусь ремнями к стойке шасси, он поднимается, и таким макаром до равнины меня выносит, а садил машину так, что я даже не ушибся… Его командование за подвиг к ордену «Мужества» представило.

— В пятницу он чем занимался?

— Летал на боевые. На юге, в районе аула Гухой, войска обложили крупную банду. Банда не на голых склонах засела, позиции заранее оборудованы. Орудия в лоб не берут. Обработали с воздуха. Потом вернулись на базу, оттуда в расположение. Я спать лег, а вечером ходил в гости к знакомой. Где Гошка болтался, понятия не имею… Его матери удар будет…Одна осталась, на пенсии, где-то под Москвой в развалюхе живет. «Боевые», что нам платили, до копейки ей пересылал. А в последнее время к бутылке частенько прикладывался. Нервы…

— Пил в одиночку или в компании?

— Он с людьми быстро сходился. Вопрос: «С кем?», для него не стоял.

* * *

— Я его крики часов в пять вечера слышал, — рассказывал Сажину в палате напротив штурман со сломанными, при падении, руками. — Где-то в половине пятого их с аэродрома человек пять вернулось. Четверых не видно, не слышно, своими делами занялись, а Соловьева приспичило в душ. Сунулся крутить вентиль с горячей водой, а воды-то нет. Моздок, в этом плане, городишко захудалый, горячая вода, как получка, раз в месяц. Последний раз душевая недели две назад работала. Ну, Соловьев не стерпел, отловил в коридоре коменданта и взял за грудки. Дословно не помню, но кричал он громко, да и в выражениях не церемонился: мать — перемать…

— Постарайтесь припомнить. — Попросил полковник. — Здесь всякая мелочь роль играет.

— Вроде… «куда, гад, шкеришь деньги, которые часть за наше проживание платит?" Проводка искрит, двери перекошены, ремонт не производится. Какая на ощупь горячая вода, вспоминаем только у Сашки в бане. А Соловьеву надоело кровные на ветер выбрасывать, когда элементарные условия проживания обязаны создать.

— Что же комендант?

— Слинял. Мужичок он трусоватый по природе. Что-то проблеял насчет ремонта и быстренько ноги сделал. Соловьев еще повозмущался, а потом и он ушел.

— Вы говорите, что воды давно нет. Но грязью не зарастаете и вшей не разводите…Кстати, что это за Сашка, у которого вы вспоминаете о горячей воде?

— Сашка — хозяин сауны, здесь неподалеку. Дороговата, конечно. Но, в любое время, как постоянным клиентам, отдельная помывочная, парилка и бассейн.

— И все к нему ходите? — на всякий случай уточнил Сажин.

— Послушайте! — вскипел штурман, лишний раз доказывая состоятельность убеждений полковника насчет расшатанных нервов фронтовиков. — Я — не сантехник! Я боевой летчик. За свою работу, которую, смею заверить, делаю на совесть, получаю деньги. Прибавьте к зарплате «боевые», а это 950 рублей в день. Умножьте цифру на тридцать. Могу я себе позволить хоть дорого, но со вкусом отдохнуть?

— Можете, — успокоил его Сажин. — У меня последний вопрос. Если вы зарабатываете такие деньги, то почему Соловьев спокойно не ушел в сауну, а устроил склоку из-за простого душа? В чем причина?

— Причина? — сощурился штурман. — Причина в том, что я холост, имею квартиру, обстановку и машину. Спасибо родителям, помогли. А Гошка еще зеленый, все мечтал скопить матери на отдельную квартиру. Скопил…

* * *

К вечеру, опросив большинство раненых летчиков, уставший, но довольный Сажин вернулся в гостиницу. Заперевшись в номере, на чистом листе бумаги набросал он незамысловатую схему трагичного для лейтенанта Соловьева и девятнадцати его сослуживцев дня.

Пункт первый. С 9.00–15.00 Григорий с четырьмя товарищами выполнял боевую задачу в небе Чечни.

Диспетчер зафиксировал — штурмовой вертолет Ми-24, пилотируемый Соловьевым, в 15.25 благополучно совершил посадку на военном аэродроме Моздока. Механики, осматривавшие машину, насчитали на фюзеляже шесть пробоин. На расспросы Гошка отмахивался, но ребята из его звена поведали о плотном зенитном огне боевиков… Пункт второй. 16.00. Служебный Пазик доставил летчиков в общежитие.

Пункт третий. 16.50–17.00. Соловьев повздорил в коридоре с комендантом по причине отсутствия в душевой горячей воды. Не терпелось смыть соленый, въевшийся в поры, пот, кативший градом после удачного виража, когда лейтенант выводил машину из-под обстрела.

Соловьев трезв как стеклышко. В его комнате пусто. Не с кем обмолвиться словом, быть может, излить душу…

Далее — провал, пустота. И новое, вечернее уже появление лейтенанта — подвыпившего, в компании с двумя неизвестными офицерами. Новый вектор на бумаге.

Пункт четвертый. 23.45. Игорь Степанов, не выдержав шума, спускается в двести десятую и делает Соловьеву замечание. Дело может закончиться дракой. Пьяного Соловьева оттаскивает плотного телосложения «пехотинец» в камуфляже, с кобурой на портупее.