Бьёрнстьерне Бьёрнсон - Норвежская новелла XIX–XX веков

• Название: Норвежская новелла XIX–XX веков
• Автор: Бьёрнстьерне Бьёрнсон
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1974

В сборнике представлены более чем тридцать норвежских писателей, в том числе крупнейшие — А. Хьелланн, К. Гамсун, С. Унсет. Читатель найдет в книге широкую картину жизни норвежского общества с середины XIX века до наших дней.

Большинство новелл переводится на русский язык впервые.

---

Однажды, увидев, что пришельцы начали копать неподалеку от избушки, Пер вышел и миролюбиво сказал, что он здесь хозяин. Они ответили, что их это не касается, их поставили сюда копать, вот они и копают. Пер медленно повторил: он, дескать, хозяин этих мест — всех, — и он огляделся вокруг. Человек, заправлявший работами, загоготал и сказал; Пер, мол, думает, что хозяин здесь он; как бы не так, хозяин здесь государство. Вот государство и продало земли руднику, а рудник принадлежит англичанину. Так что бедняге Перу ни шиша не остается. И все засмеялись.

Пер снова вошел в избушку. Он сел спиной к окошку, чтобы ничего не видеть. Но тем больше он прислушивался, а прислушиваясь, оборачивался и смотрел. Такая мука просто допекала его; он раскачивался из стороны в сторону, а время от времени поднимался и, совершенно разъяренный, чуть не бросался вперед, чтобы сокрушить все на своем пути, а потом, съежившись, снова усаживался на свое место.

Весь день раздавались в горах глухие взрывы.

Тогда ему захотелось уехать. В один прекрасный день он отправился на запад, далеко в горы. Там нашел он себе участок близ озера и решил строиться. Но через несколько дней вернулся назад. В горах было пустынно, голо и холодно, ни зеленых лугов, ни блестящей водной глади. Ему во что бы то ни стало захотелось вернуться домой — в избушку, к реке, к лесу, к лугам; когда-нибудь все равно с этим чертовым рудником будет покончено. Те ведь могут выгнать строителей.

Но конца не было видно. Люди все прибывали и прибывали. Вырастали новые, воздвигнутые наспех дома. Дома непрочные, в трещинах. А между ними приютилась избушка Пера; она глубоко вросла в землю, недвижная, и прочная, будто лес и камень. Внизу же, на берегу речушки, рабочие выстроили плавильную печь, уродливую и отпугивающую; и была она поставлена так, что Пер уже не мог видеть реку из дверей избушки; он слышал только, как печалилась вода.

Мало-помалу в долине наладился какой-то порядок. Главное теперь была работа, которая шла своим чередом. Повсюду стояли дома, несколько человек жили теперь там, где раньше был один Пер. На склоне расположилась выкрашенная в белый цвет контора — единственное здесь здание, покрытое краской, а посреди поля выстроили тяжеловесный длинный барак, уродливый и громоздкий; там устраивались танцы и собрания. Целую неделю рабочие неутомимо трудились в шахтах и у плавильной печи, а субботними вечерами танцевали и устраивали драки в барачном зале, в воскресенье же отсыпались после попойки.

Пер не мог со всем этим бороться. Все это наступало на него со всех сторон, и ему оставалось одно: либо приспособиться к новым порядкам, либо погибнуть. Общий язык со всеми прочими обитателями долины Пер нашел, когда рабочие стали собираться вместе и устраивать драки; тут-то они с ним и познакомились. Однажды вечером несколько рабочих взяли его лодку и бредень. Пер погнался за ними и настиг их на самой глубине озера; им ело удалось выбраться на берег. Пер вытащил лодку из воды, забрал свой бредень и хотел пойти в избушку. Но тут на него налетели рабочие, а было их немало; неужто они не проучат этого деревенщину?! Однако они и представить себе не могли, что бывают такие силачи на свете; и будь рабочих еще больше, Пер все равно бы выстоял. Под конец он схватил здоровенный лом и задал им жару. Но и ему наставили синяков. Что проку было дольше враждовать! И мало-помалу Пер вошел в новую жизнь и стал работать вместе со всеми, но не на руднике, не в шахтах; он до этой руды и пальцем ни разу не дотронулся. Он стал столяром, и его прозвали Пер-столяр. Чудно даже, как эта столярная работа захватила его. Сам директор приметил Пера; он раздобыл ему верстак, токарный станок и инструмент — такие, что он и мечтать о них не мог. Пер был прирожденный столяр, он мог смастерить табуретку, всего-навсего маленькую табуретку. Но стоило кому-нибудь сесть на нее, как человек этот тотчас же понимал, что она должна быть именно такой, а не другой. Именно так должна была табуретка стоять на полу, так подходить ко всей горнице и именно так удобно и должно было на ней сидеть. Пер сделал шкаф для директора, целую зиму потратил он на этот шкаф, вырезая по дереву. Шкаф был не чета тому подвесному шкафчику, который он сработал для себя; в этом шкафе как бы воплотилась вся долина, весь рудник.

— Тьфу, черт возьми! — сказал самому себе Пер, когда шкаф был готов.

Он даже плюнул на сбою работу, но шкаф все равно был хорош. Раз шкаф был готов, Пер взял его и понес легко и свободно к директору в дом.

— Теперь поставь куда захочешь, — сказал он и ушел.

Только двоим самым дюжим рабочим с рудника оказалось под силу поставить шкаф к стене.

Пер снова встретил чужака, который в то лето искал руду. Пер ходил очень взволнованный: покажется ли ему и теперь, что чужака надо прикончить? Но встретил он бледного и сгорбленного, невзрачного человека с угасшими глазами, бедолагу, который был на побегушках, всем мешал и занимал из милости небольшую должность в конторе. Это он нашел руду и пустил в эксплуатацию рудник, но потом явился англичанин и выжил его: ведь чужак был куда слабее. Пер поглядел на него, и ему стало жалко чужака; прикончить его теперь было бы все равно что прикончить любого другого человека; Пер утратил теперь к нему всякий интерес.

Да, то была жизнь, это верно! И хотя Пер больше молчал и никогда не болтал лишнего со всем этим отребьем, которое сейчас, точно нелюди, кишмя кишевшие в горах, заполонило всю округу, он все же по-своему принимал участие в новой жизни: справлял свою работу да глядел и слушал, что и как. Зимой столько народу ездило по льду, что вереницы саней тянулись, бывало, на все озеро. А летом в долину наезжали верхом в гости важные господа, среди них — старик пастор, рослый и сильный; съезжая по крутым склонам, он пел своим могучим голосом; это был веселый человек, влюбленный в горы. И тогда в директорском доме все ходило ходуном, хозяева и гости пили, пели и орали, а светлыми ночами выходили на площадь, и тем ничего больше не оставалось, как только бродить словно привидения взад и вперед. В танцевальном зале было ничуть не тише, там рабочие тоже кричали, плясали и дрались, а в те немногие послеобеденные часы в воскресенье, когда пастор должен был отправлять службу в зале, им тяжело было удержаться на ногах и не заснуть. Пастор же стоял бледный, с каплями нота на лбу и бессвязно бормотал слова господни.

Да, то была жизнь!

Однажды тихой и теплой летней ночью, когда Пер вышел из избушки забросить бредень, он шел по равнине близ устья реки. Была пора цветения клевера, и сладкий запах поднимался с лугов; у истока реки, неподалеку от избушки, сидели какой-то парень с девушкой; когда Пер подошел, они поднялись и продолжали стоять молча и неподвижно. Сначала Пер увидел девушку и остановился; шум реки все нарастал, а над плавильной печью полыхало пламя. Пер взял девушку за руку, парень хотел было преградить ему путь, но Пер оттолкнул его плечом и увел девушку с собой. Оглядываясь на парня, она все же пошла за Пером.

Они прожили вместе несколько лет, у них родилось двое детей, мальчик и девочка. Однажды, когда пастор был на руднике, он позвал к себе Пера и спросил, не пора ли ему обвенчаться. Пер пробормотал: здесь, в горах, они, мол, привыкли жить по-своему; но тут пастор вскочил, и когда на Пера обрушился целый град непонятных ему слов, он не мог дольше сопротивляться.

И тогда Пер-столяр женился.

Прошло еще несколько лет. Поселок из лачуг и плавильная печь продолжали стоять; с годами они не становились красивее, а работа шла своим чередом. Идя на веслах по реке, можно было видеть высоко в горах все новые и новые глубокие черные скважины; число шахт все росло. Вдоль озера вырастали небольшие хутора; заводить дворы имело смысл: и масло, и молоко, и сыр легко было продать. Требовалось так мало средств, чтобы построиться в здешних горах, а жили все за счет рудника.

Но вдруг среди рабочих поползли какие-то диковинные слухи. А однажды в конце недели им заплатили только половину жалованья. На следующей неделе рабочим сказали, чтобы они немного подождали. Потом вместо денег им выдали муку, какую-то серую, смешанную с червями муку. Однажды утром пошла молва, что кто-то из рабочих, большей частью из молодежи, скрылся, несколько домов опустело. А в один прекрасный день уехал и директор; говорили, что ему надо ненадолго отправиться в Англию за деньгами, а рабочие по всем делам пусть обращаются в контору. Но не успел директор уехать, как пронесся слух, что он вообще не вернется. Об этом рассказал Перу тот чужак; теперь взгляд его совершенно потух, а на губах то и дело вспыхивала глуповатая улыбка…

Рассказывали разное — что истощились запасы руды, что слишком дорого обходится дело, что слишком далеко возить руду, что деньги кончились. Однажды утром среди рабочих словно вспыхнул пожар; ночью кто-то учинил в конторе кражу со взломом, исчезли касса с наличными деньгами, все конторские книги и бумаги. Той же ночью двое рабочих-шведов исчезли, будто сквозь землю провалились; их следы обнаружили лишь вдоль болота. Неужели их засосала трясина вместе с кассой и всем прочим?!