Анатолий Силин - Убийца среди нас

• Название: Убийца среди нас
• Автор: Анатолий Силин
• Жанр: Полицейский детектив

«Милицейский» детектив. Содержание романа основывается на реальных событиях. Книга рассказывает о борьбе воронежских правоохранительных органов с преступностью.

---

Взяв со стеллажа короткую, но толстую как скалка биту, дал ее Петру и не сказал — потребовал:

— Я иду на тебя, мы злейшие враги. Ты должен меня вот этой палкой ударить по голове, груди, плечам — как тебе удобно. — Та-ак, иду навстречу, подхожу… Бей! — крикнул он. Но Красавин никак не мог поднять биту на учителя, стоял и непонимающе моргал глазами.

— Я же сказал, что ты меня должен ударить, а я попробую отразить твой удар. Ты нападаешь. Ну? Действуй!

Петр наконец решился. Выбрав, как ему показалось, удобный момент, он размахнулся и только хотел, — нет, не сильно, слегка, — опустить биту на плечо учителя, как тот молниеносно отпрянул в сторону и ударом ноги выбил ее из рук мальчика. Не удержав равновесия, Красавин шлепнулся на мат, а бита со стуком покатилась в угол гаража.

— Нет, Петя, так не пойдет, — сказал учитель недовольно. — Ты меня жалеешь и думаешь: как же это — бить, и кого — меня! А надо действовать четко, быстро, опережая соперника. Только тогда что-то получится. Меня не жалей, считай, что я это не я. Запомни — нападавшие тебя щадить не станут. Давай повторим.

Учитель менял позицию: он стоял или быстро двигался, и, казалось, Красавина вообще не замечал, а был занят только своими мыслями. Петр волновался, вот он, в который уже раз, подкрадывается и готов нанести удар, но учитель, будто играючись, делает точное движение и снова выбивает биту.

— Бесполезно, — говорит Красавин упавшим голосом. — Вы такой сильный, куда уж мне…

— Да, сильный, ну и что? Главное — не допустить удара, вовремя его заметить и отразить. Сумеешь — спасен, нет — пеняй только на себя. Присмотрись к сторожевой собаке. Кажется, лежит себе и ничего не замечает. Но попробуй подкрадись к ней незаметно. Не выйдет. Она учует по шороху, по малейшему движению, по дыханию и даже взгляду.

Вообще-то Григорий Иванович не любил много говорить, но в этот раз слов не жалел.

Наконец вновь стал в стойку. Потребовал быть предельно внимательным и в точности запоминать все его действия…

Возвращаясь домой, Красавин думал про слова учителя о собачьей реакции. Решил проверить, так ли это на самом деле. Благо, недалеко от дома, рядом с мусоркой, уже второй год как прочно обосновался кривой и хромой на заднюю левую ногу, с обрубленным хвостом кобель по кличке Дымок. Людей он не трогал, но ни одной псины к своим владениям не подпускал. Дымок в любое время суток бодрствовал, оглядывая полуприкрытым глазом все, что происходило вокруг.

«Попробую», — решил Красавин и стал осторожно подбираться к разбитой кирпичной стене, за которой лежал Дымок. Оставалось сделать лишь несколько шагов, и Красавин уже думал над тем, как разочарует учителя, но Дымок неожиданно вскочил и с такой злостью залаял, что Петр чуть не дал деру. Благо, что Дымок вовремя опомнился и завилял куцым хвостом. Да-а, прав, выходит, учитель…

Для Петра наступили дни не просто тренировок и учебы, а настоящего самоистязания. Но привыкал. Сколько раз за время тренировок Парамошкин говорил ему: «Приготовься к нападению», — но как только Петр принимал стойку, учитель подходил своей кошачьей походкой, трогал его за плечо и внушал: «Не так, не пойдет, ну чего ты опять в комок сжался? Расслабься, постарайся не напрягаться». «Как же так? — думал Петр, — приготовиться к нападению или отражению атаки и не напрягаться?» А учитель вновь и вновь твердил: «Успокойся, доверься своему телу, расслабь мышцы». Иногда сам забывал, что только учит, тогда ударчики перепадали что надо. После, оправдываясь, Парамошкин говорил: «Ну совсем забыл, что ты зеленый! Прости, брат, больше так не буду». — И вновь повторял, что держать себя постоянно в напряжении нельзя, но и расслабляться надо знать, когда и как. Требовал зарубить на носу, что рассчитывать следует только на себя, только на свои силы и ловкость. И вновь — работа до седьмого пота.

Шли день за днем. Красавин отрабатывал приемы, он уже умел делать сальто, всевозможные выпады, подножки, броски через себя, передвигаться осторожно, тихо, будто тень. И все равно ясно было, что учитель поддается, и это злило. Но чем больше злился, тем уверенней и настойчивей работал на другой день. Хотел, чтобы его похвалили.

— Ну, вот это уже кое-что, — сказал наконец Григорий Иванович, улыбнувшись, когда Красавин закончил тренировку без обычных погрешностей.

Но почему у него улыбка иногда такая мрачная? Или это только кажется? Да нет, нет, учитель относится к нему хорошо, почти как к брату или даже сыну!..

XII

Гриша Парамошкин родился в семье сельских учителей. Родители поженились будучи еще студентами. По распределению их направили в сельскую школу.

Отец Гриши, Иван Фомич, спортивного телосложения мужчина, вел уроки физкультуры и труда. Мать, Клавдия Александровна, небольшого роста, всегда спокойная и малоразговорчивая, преподавала химию и биологию.

Дом Парамошкиных из трех небольших комнат и кухни стоял метрах в ста от школы. Рядом с домом — сарай, разделенный перегородкой на две части: в одной — вместительный погреб и деревянный ящик для угля, в другой — коза и куры. За школой начинался сад — гордость Парамошкиных. Это они вместе с учениками посадили и вырастили его. За садом — колхозное поле. Прямо перед домом — спортплощадка. Пришкольный участок и все строения огорожены невысоким штакетником.

Гриша был поздним, долгожданным ребенком, оттого родители в нем души не чаяли. Учеба давалась ему легко, физически был крепок, участвовал во всех спортивных соревнованиях, но больше был известен как капитан футбольной команды, занимавшей призовые места в соревнованиях школьных команд района. Спортивные успехи Гриши — несомненная заслуга отца, и Иван Фомич этим гордился.

Со временем родители стали все чаще задумываться о будущем сына. Куда поступать? Было два варианта: в сельскохозяйственный или педагогический институты. С тревогой замечали, что с годами тяга Гриши к учебе охладевала. Математику он вообще терпеть не мог, зато все больше увлекался спортом. Но именно это увлечение уже не устраивало родителей. Они не хотели в семье еще одного физкультурника.

Когда разговор заходил о том, где он намерен учиться, Гриша больше отмалчивался. А если с расспросами подпирали, то обещал подумать, ссылаясь на то, что время еще есть, что предстоит служба в армии. Как ни странно, но учительский сынок решил поступать в институт лишь после воинской службы. Вот так патриотично он был настроен. Вообще-то планов и задумок о жизни после армии у него было много, но о них он распространяться не любил, зная, что родителям тут не все понравится, а друзья так вообще на смех поднимут. Потому и помалкивал. В принципе, он уже давно определился. Жизнь в деревне его явно не устраивала. «Ну что хорошего видели предки?» — вопрошал сам себя. Вечные уроки и уроки, а после них торчат на огороде или на школьном участке. Зимой возня с углем, печкой и козой. И так из года в год. Зато как малые дети радовались всему, что вырастили своими руками и припасли на зиму. «Это — наше!» — любила повторять мать, угощая кого-нибудь из коллег наливочкой, грибками, вареньями разных рецептов, выставленными на стол в баночках-скляночках. У родителей свой, лубочный мирок. Они всем довольны, только бы Гриша с ними остался, — «тогда и умирать будет не страшно».

Нет, такая нудная жизнь ему не по нутру, он хотел быть у всех на виду. А почему и нет? Что в этом плохого? Пусть другие видят, восторгаются и завидуют. Эгоизм и высокое самомнение пришли с тех пор, как Гриша стал капитаном футбольной команды. И не Бог весть какими были спортивные достижения, но вот «прелесть славы» на себе сразу почувствовал. Это, оказывается, крепко греет душу и возвышает.

Своими сокровенными планами даже с родителями никогда не делился. Ну как он мог им сказать, что мечтает жить только в городе? И при этом иметь приличную квартиру, машину, гараж, дачу. Чтобы жена (да-да, думал и об этом) была не какая-нибудь серая мышь, а всем на загляденье. У Гриши не возникало сомнений в том, что все это, а возможно и больше, у него обязательно будет, что планы сбудутся. Он мечтал стать спортсменом и не каким-нибудь третьестепенным, а таким, с которым многие бы желали дружить, встречаться, а от девушек вообще отбоя не было бы. О нем, как о важной спортивной персоне будут говорить и писать, с ним будут советоваться крупные чиновники. Условия жизни только идеальные, да по-другому и быть не должно.

Время шло. Приятные грезы таяли, исчезали, на смену им приходила жизнь — такая, какой она была без прикрас: однообразная, скучная, в которой было не так уж много приятных для души моментов.

Через полгода экзамены на аттестат зрелости, а родители от него ничего путного о планах на будущее не услышали. Отец замыкался в себе, все чаще хмурился, а мать плакала.

Как-то в конце марта, под вечер, к Парамошкиным заехал председатель колхоза Семен Кузьмич Огнев. Когда-то он был примерным учеником Парамошкиных. Грише председатель нравился, и не только как болельщик их футбольной команды, но и тем, что во всем помогал. Скажем, отвезти, привезти или что другое, Семена Кузьмича упрашивать не надо, понимал с полуслова.