Зиновий Юрьев - Брат мой, ящер

• Название: Брат мой, ящер
• Автор: Зиновий Юрьев
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-052592-8, 978-5-9713-8198-3

---

— Миша, а тебе не кажется, что человеку, которому ты признаешься в любви, может быть неприятно, если его уж так насквозь видят?

— Может, может, любовь моя, но это же только сейчас. А вообще ты для меня абсолютная загадка. Я все смотрю на тебя и думаю: а за что, собственно, я ее полюбил?

Маша засмеялась и ударила Мишу кулачком в грудь.

— Ну, детки мои, по-моему я уже третья лишняя в этом разговоре, — засмеялась Ирина Сергеевна. — А посему выметайтесь, мне нужно хоть чуть-чуть поработать.

Глава 16. Детский дом

Захар Андреевич проснулся и взглянул на светящийся циферблат на телевизоре, что стоял в его спальне. Полвторого ночи, за окном — тьма кромешная. И в это мгновенье он сообразил, что за сила столь неожиданно и стремительно вытолкнула его из сна. В спальне стояла Ирина Сергеевна и улыбалась ему. Не так, как обычно, когда улыбка у нее как бы с трудом пробивалась на поверхность лица — он это заметил, когда она приезжала к нему, — а легко, широко и призывно. Он было уже напрягся, чтобы вскочить с постели, и тут только осознал, что то был сон. Обычно когда он просыпался, обрывки сна исчезали у него мгновенно. Через секунду-другую он уже ни за что не смог бы вспомнить, что ему снилось, но сегодня он видел Ирину Сергеевну с поразительной ясностью. Хоть вскакивай и говори своему сновидению «здравствуйте».

Всю свою жизнь Захар Андреевич гордился тем, что сам с собой никогда не юлил, место свое в любых обстоятельствах определял точно и жестко, если даже это определение вовсе и не льстило его самолюбию. Может, это и помогло ему довольно быстро всплыть на поверхность в мутных и грязных водах российского бизнеса в девяностых.

Вот и сейчас можно было бы, конечно поиграть с собой в вечные игры, в которые люди любят играть сами с собой: мол, разве может он не быть благодарен человеку, который буквально вытащил его из тяжкой хронической гипертонии? Но он-то знал, что помимо благодарности и восхищения он просто-напросто влюбился в эту женщину. А влюбленность в пятьдесят с лишним совсем не похожа на собачью любовь тинэйджеров. Тут уж не слепые юношеские гормоны азартно подталкивали его к ней, а нечто неизмеримо более сложное. Какая-то смесь нежности, жалости, стремления защитить. Вроде смесь на первый взгляд и невинная, но у пожилого человека походила она на гремучую ртуть.

Записок она ему не писала, подарков не покупала, по десять раз в день не звонила, вряд ли она вообще вспоминала о его существовании, но одно напоминание о себе она все же оставила. Нормальное давление. Он улыбнулся своей глупости — еще одно доказательство влюбленности — и взял со столика аппарат для измерения давления, с которым не расставался целых два года. Собственно говоря, можно было и не мерить, голова была ясная, мысли, при всей их глупости, плыли легко. Он накачал свой «Омрон», нажал на копку сброса давления и ждал, пока мелькающие в окошке цифры остановятся. Сто двадцать пять на восемьдесят. Захар Андреевич засмеялся от удовольствия. Какое это счастье, когда тело здорово, переполнено энергией, и хочется вскочить с постели и сделать в два часа ночи десятка три отжиманий. А ведь только несколько дней тому назад он изо дня в день жил под гнетом тяжести своей чугунной головы, жил, если это можно было назвать жизнью, в постоянном ожидании инфаркта. Или инсульта.

Особой щепетильностью в отношениях с женщинами Захар Андреевич никогда не отличался. Даже когда жена была еще жива, не раз и не два он изменял ей, делая это легко и не придавая случайным, да и не только совсем уж случайным, чтоб быть точным, встречам значения, которого они, эти встречи, безусловно, не заслуживали. Человек он был умеренно сексуальным, в меру полигамным, как и большинство людей его круга. Кто-то просто вызывал у него чисто физическое желание переспать с ней, кто-то из женщин брал инициативу в свои руки, чаще всего, полагал он, чтобы попробовать приручить его. Человек он был более чем состоятельный, и уже одно это гарантировало ему череду не слишком чопорных дам и девиц.

Болезнь, правда, основательно изменила его. Когда ты лежишь дома или в больнице, лежишь долгими месяцами и даже годами, начинаешь понимать, что ты, в сущности, особенно никому и никогда не был нужен, даже партнерам, которые, как выяснилось, прекрасно управляются без него. Постепенно отпадали даже друзья, хотя какие это были друзья — так, скорее знакомые по бизнесу ли, по шашлыкам, по саунам или по поездкам куда-нибудь на Канары.

Так и остался он один на один со своей жестокой гипертонией, которая, судя по всему, вскоре и убила бы его. Как, например, она сделала это с писателем Булгаковым.

Мудрее от болезни он не стал, в философы тоже не подался. И натура у него была далека от философии — он всегда был человеком дела. И потому, наверное, что всегда довольно четко представлял, как равнодушно движутся все те рычаги и пружины, которые называются жизнь.

И вдруг в жизни его, вернее, в том, что осталось от его настоящей жизни, появилась женщина, которая каким-то невообразимым чудесным способом сделала его снова здоровым человеком. Как она это сделала, при чем тут библейские заповеди, понять он и не пытался, потому что сразу догадался — этого просто понять нельзя. Может быть, эта чудесная сила и заставляет его без устали думать о ней? Ведь красавицей ее не назовешь при всем желании, молоденькой самочкой она не была уж подавно. Сколько ей лет? Лет, наверное, сорок пять, не меньше, а то и больше. Все-таки заведующая лабораторией, доктор биологических наук. И все равно безумно хотелось прижать ее к себе, и чтоб неохотная ее улыбка не сходила с ее лица.

И вот парадокс, уважаемый Захар Андреевич, улыбнулся он в темноте спальни. Она замужем. Это ему сын рассказал, когда он приглашал ее, ее сотрудницу и Мишу приехать к нему на Трудовую. Он тогда сказал: пусть приезжает с мужем.

Раньше ее муж волновал бы его меньше всего. Мало ли он знал замужних матрон, которые по прыти, с которой они прыгали в его постель, могли бы дать фору какой-нибудь восемнадцатилетней кандидатке в мастера по спортивной гимнастике. Сойтись с ней, даже если бы она этого и захотела, в чем он вовсе не был уверен, значило бы нарушить заповедь о прелюбодеянии. А нарушение заповедей, она это подчеркивала, вело и к тому, что он снова оказался бы во власти своей злокачественной гипертонии, теперь уже — надо думать — до конца дней своих, а она потеряла бы свой дар.

Так что приучайся к новой незнакомой тебе форме отношений между мужчиной и женщиной — тихое невинное обожание.

Да и подарка он тоже не мог ей сделать, об этом она его тоже предупреждала, хотя, бог свидетель, за то, что она с ним сделала, ничего не свете отдать было бы не жалко. Вернула ему фактически жизнь…

И вдруг его осенило. Если он не мог сделать подарка ей, то уж наверняка он имеет право сделать подарок… ну, скажем, какому-нибудь детскому дому. И чем больше он думал об этом, тем теплее на сердце у него становилось. Скрягой он не был никогда, но как-то так уж складывалась жизнь, что такая мысль ни разу не приходила ему в голову. Может, не привыкли еще российские богачи считать филантропию обязательным делом. Какой-нибудь «БМВ-760» за полторы сотни тысяч долларов — это пожалуйста, а чтоб в детский дом десяток компьютеров подарить — этого же никто не видит. Этим не похвастаешься. БМВ все будут ощупывать, восторженно цокать языками, про себя желая хозяину не вписаться в первый же поворот, а про детский дом и слова никто не скажет.

Он вдруг вспомнил, как знакомый как-то рассказывал ему, что попал по какой-то надобности в детский приют для детей-даунов — ребят с замедленным развитием. Завтра же узнает адрес, попросит своего водителя арендовать фургончик и поедет за подарками. Апельсинов надо купить, килограммов сто, не меньше, чтоб ребята не дрались из-за них, яблок, может, винограда килограммов тридцать-сорок и вообще всякой всячины. Компьютеры? Может, дауны не смогут ими пользоваться? С утра, когда узнает адрес, позвонит заведующей и все расспросит.

На душе у Захара Андреевича почему-то стало тепло и покойно, он по детски нетерпеливо представил себе завтрашний день, опустил голову на подушку и начал засыпать. И уже засыпая, улыбнулся. Уж рассказать-то Ирине Сергеевне о поездке к даунам ему никто не запретит. Почему-то он был уверен, что она будет довольна. Его начали окружать дауны, похожие на гномов из фильма «Властелин колец», и он понял, что засыпает.

Узнать адрес приюта оказалось совсем не трудно, да и заведующая была более чем приветлива.

— Конечно, ребята будут рады подаркам, — сказала она в телефонном разговоре, — но больше всего новому человеку. Они ведь очень приветливы. Это у нас существует какое-то предубеждение против даунов, а американцы, например, очень часто усыновляют их. У нас им не разрешают учиться в обычной школе, считается, что они не справятся с программой, да и здоровые дети могут их обидеть. А за границей, наоборот, пришли к выводу, что обычные дети жалеют их, защищают, помогают, и сами вырастают лучшими людьми.