Ефим Друц - Цыганские романы: Цыганский вор. Перстень с ликом Христа. Цыганский барон.

• Название: Цыганские романы: Цыганский вор. Перстень с ликом Христа. Цыганский барон.
• Автор: Ефим Друц
• Издательство: ТЕРРА—Книжный клуб
• Жанр: Классический детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-300-02131-8

Ефим Друц — писатель-этнограф, член Союза писателей России. Его литературный «стаж» — 40 лет.

В этой книге представлена трилогия «Цыганские романы». Автор, знающий цыган не понаслышке, пишет о современном мире цыганской жизни.

---

— Привет вам, птицы! — сказала Вика и, отстранив Артура, вышла из комнаты.

Нужен ей этот самодовольный философ, как рыбке зонтик… Она медленно-медленно спустилась по лестнице. Слышала, как наверху грохнула дверь.

Артур нагнал Вику на улице и поплелся, что-то лепеча. Она не слушала, занятая своими мыслями.

— Это моя приятельница! — взывал он. — Между нами ничего нет.

Со своими кудрями, свисающими, как у эстрадного певца, чуть не до плеч, Артур походил сейчас на библейского молодого пророка. Если б не джинсы и модные кроссовки, если б надеть на него рваную хламиду и лентой схватить через лоб шевелюру, да еще бы он был босой и пыль пустыни на пятках — можно его и в оперу. На роль нищего дервиша, что ли… Вот что лезло Вике в голову, пока Артур шел рядом, жестикулируя и приспосабливаясь к ее шагу. Он нервно смеялся, трогал ее руку. Она уходила, вяло соображая, как бы избавиться от этого зануды.

— Я работал, как негр на хлопковой плантации, — говорил между тем Артур, продолжая что-то свое, — но встретил женщину, и все кончилось. «Наконец-то», — подумал я, но она заявила, что я чужой для нее…

Он почти декламировал.

Закапал тяжелый дождь. Он испятнал асфальт, капли взрывались в пыли. Вика вспомнила теплые руки отца, дурную злость покойной матери, затем Горбуна, свою ресторанную эпопею, музыканта, которого подразнила однажды, подсев на бульваре. И барда-диссидента, выручившего ее из милиции. Кажется, бард уже в Париже поет. Или в Лондоне?.. Все равно. А она здесь учит любви недоумков. Тоже культурная миссия. Спасает терпящих бедствие от их комплексов.

Дождь усилился. Вика вышла к исходной точке последнего дивертисмента, на мост. Артур шел и шел, говоря, говоря и пытаясь заглянуть ей в глаза. «Он, видимо, графоман, — решила вдруг Вика и пожалела его за его графоманство. — Но между тем та самая Ира — штучная баба, и все при ней», — подумала Вика, призвав себя к объективности. Так что бегущий за ней чудак не должен бы обижаться на жизнь. Одна его ждет, уже голая под халатом, а он семенит под дождем за другой, сам не зная зачем…

Мост накрыло настоящим дождем. Вика ускорила шаг, побежала. Артур бежал рядом. Умолк. За спуском с моста на набережной остановилась обогнавшая их белая «Волга».

— Не довезешь ли к дому? — крикнула Вика.

Не хватало ей еще превратиться в мокрое пугало.

Дверца машины открылась, будто сработал телекинез. Оттуда вылез Раджо в замшевой куртке, теплой не по погоде, в сверкающих металлическими набойками остроносых черных туфлях. Он сделал шаг навстречу.

— Куда пропал, морэ? — крикнула Вика. — Где тебя носит? — Повернувшись к затормозившему Артуру, она безжалостно пояснила: — Это любовник мой, Раджо-вор. Познакомься. И можешь идти к своей Ирочке. Читай ей стихи.

Раджо молчал, глядя на обоих.

— Тебя долго не было, Раджо, — сказала Вика. — Я мало-мало не закрутила новую любовь.

— Закон прав, а я нет, — сказал Раджо. — Зачем я тебе, а ты мне, ты — парны?

— Не убивай его, Раджо, он безобиден. Я сама ему навязалась.

— Кто это? — вскрикнул Артур.

— Я же сказала, его звать Раджо. Беги, дурачок. Мы разберемся.

— Прощай, лубны, — сказал Раджо, приближаясь.

Вика не уследила, откуда в руке его взялся нож, голубовато сверкнувший в дожде.

С коротким выдохом он ударил ее, как мясник, один раз, под грудь, точно в сердце, и придержал осевшую на мокрый асфальт в свете подфарников. Выдернул нож, не поглядев на Артура, и отвернулся, шагнул к машине. Хлопнула дверца, «Волга» отъехала задним ходом, заложила вираж через осевую линию и унеслась, растворяясь в дожде…

Глава 8 Барон

«Давно пора навести здесь порядок», — примерно так думал барон, маятником расхаживая по комнате.

Пора, пора было разобраться, не оставляя в людях сомнений, и с Раджо, и с Графом, к которому тянутся молодые. Да и Нож загулялся на белом свете. Всему есть предел… Людям пора напомнить, что старый закон — закон и в Москве.

— Разреши, дадо? — сказал молодой цыган, переступив порог.

— Говори.

— Раджо прикончил парны, с которой жил последнее время… Это позавчера. И той же ночью двоих в коммерческом магазине на Пятницкой. Охранника и кассиршу. Озверел.

— Зови стариков.

Старики сходились поодиночке. Не торопясь, пили чай. Разговаривали… У каждого свое за душой. А старость торопит выговориться.

— Что скажу я вам, ромалэ, — говорил Анжей. — Раньше цыгане делали по уму. Найдут богатого человека, придут к нему, потолкуют. Так, мол, и так, продай камни и золото за хорошую цену, мы платим. Если тот не дурак, он отдавал. Без хлопот.

— А не соглашался? — съехидничал кто-то.

— Торговались цыгане, знаете сами как. Стоял на своем — это дело другое. Тогда уже чистили его дом.

Возражавший Анжею старик дополнил картину цыганского рэкета, рассказав о хитром контрабандисте, задумавшем переправить через кордон краденые бриллианты. Заделал он камни в каблук сапога. Сам надел модные туфли с высокими каблуками. А сапоги надел брат, который его провожал. На таможне — досмотр. В Шереметьеве таможенники дошлые. Оглядели цыгана: «Разуйся-ка, гражданин». Он снял свои модные… Распотрошили один каблук — ничего, другой — ничего. Огорчились, конечно. Но делать нечего. Иди, говорят, на посадку в самолет. Вот тут цыган взвился. Что, мол, босой полечу? Они ему: извини, долетишь как-нибудь. А он бушует: «Будете отвечать!» Пришел начальник, подумал и говорит: «Есть провожающие?» — «Брат стоит, нон он!» — «Бери у него ботинки». — «Да он в сапогах! Что ж я, в Германию — в сапогах?» — «Ничего, долетишь, а то жди следующего рейса». Плюнул цыган, кричит брату: «Снимай сапоги, ботинки отдашь сапожнику!» Ну, надел сапоги и улетел.

Расхохотались старики.

— Загнул, морэ, — не разогнуть.

— Чячипэ[65], — сказал баешник. — Правда и то, что за те камушки никто не лишился жизни. Это я точно знаю. Со мной это было.

— Помним, как ты летал в Германию в сапогах, — посмеялись цыгане.

Барон прислушался. Старики должны выговориться.

— Негоже, ромалэ, цыган сталкивать, — заметил Анжей. — Графа звали на крис — не явился. Кнута Нож убил — будто так и надо.

— Перебить этих всех — и делу конец! — загалдели старики.

— Нет, — сказал барон, — каждый пусть за себя ответит. А как — потолкуем.

— Прости, баро, — сказал Анжей, — может, Нож, Раджо, Граф и еще кое-кто забыли, кто они? Не знают, кто их сотворил?.. Как-то один поп цыгана спросил, чего тот в церковь не ходит и не читает Евангелие. Цыган ответил, что он неграмотный. «И не знаешь, кто тебя сотворил?» — «Помилуй Бог, откуда мне знать?» Тут поп подозвал ребенка: «Скажи, дитя, кто тебя сотворил?» — «Отец наш небесный». — «Срам-то какой, — сказал поп, — дети знают, а ты, мужик в летах, не понимаешь, кто тебя создал». Цыган подумал, заметил вот что: «Этот ребенок живет еще мало, недолго, он и запомнил, кто его сделал. А я забыл: жизнь сложная, много я повидан на своем веку. Всего не упомнишь».

— Ничего они не забыли, — сказал барон, выждав смех стариков, — и полагают себя закоренными. Из-за них и таких, как они, о цыганах плетут небылицы. Мыслимо ли — Нож зарезал народную артистку и ребенка?! Поздно мы спохватились — вот в чем беда.

— Раджо — другой, — сказал Анжей. — Он на ребенка руки не поднимет. Он честный вор.

— Говорю не о Раджо.

В комнату тенью скользнул молодой цыган.

— Родня Кнута здесь, дадо.

— Зови.

Вошли несколько пожилых цыган и почтительно замерли у порога.

— Проходите, ромалэ, присаживайтесь, — пригласил Анжей.

Из вошедших выдвинулся Афиноген:

— Извините, ромалэ, и ты, баро, извини, если не так скажу: не трогайте вы того, кто застрелил Кнута, сами с ним разберемся.

— Так и будет, ромалэ, — сказал барон, — не сомневайтесь.

— Да поможет тебе в твоих делах Дэвла, барон, — сказал Афиноген. — А мы пойдем, забот много.

— Чаю бы выпили, — сказал Анжей.

— Спасибо за приглашение. Только времени нет. Пока дела не сделаем, чай в горло не пойдет.

— Понимаем вас, ромалэ.

Старики разом закурили свои трубки. Затихли. Наконец Анжей сказал, будто плеткой хлестнул:

— Сдается мне, барон, что ты Графу мирволишь.

— Есть у меня сомнение, — тихо ответил барон. — Вот и прошу совета. Всем вам известно, что в таборе была у меня цыгануха и в город ушла. Я жалел, но ей не препятствовал — не жена она мне была по закону. А привязался так, что, сдается мне, ромалэ…

— Извини, барон, — перебил его Анжей. — Мы знаем, о чем ведешь речь. Знаем столько, сколько и ты. Надо все прояснить.

— Кое с кем пора свидеться мне, — сказал барон, — тогда и решим. Остальное решили, ромалэ?.. С Ножом разберутся родичи Кнута, они знают закон. А Граф — за мной, мое дело. Лишнюю кровь лить не будем. Раджо пусть волком походит: долго не выдержит.