Грация Верасани - Возьми меня, моя любовь

• Название: Возьми меня, моя любовь
• Автор: Грация Верасани
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 973-5-8189-0832-8

«Неожиданная встреча. Немая сцена в пиццерии. Бессмысленный спор. Он сознался в новой интрижке только месяц спустя. Я подумала: «Она моложе меня». Он подтвердил. Подумала: «Он вернется, как обычно, как возвращался до сих пор». Но на этот раз все было всерьез.

В молочной лавке мне сказали, что жизнь — череда черных и белых дней; в прачечной — наоборот, что чистого белого или черного нет, и жизнь состоит из всех оттенков серого. Простые мудрости от случайных учителей стоицизма…»

Грация Верасани — ярчайшая звезда итальянской литературы. Ее романы переведены на десятки языков.

Никто лучше нее не разбирается в психологии и желаниях современных женщин, наделенных богатым внутренним миром. Женщин, умеющих видеть лучшее в этом безумном и циничном мире.

---

— Не вздумай их пропустить, — твердит она. — После них тебе будет гораздо лучше.

Чтобы стало лучше, достаточно посмотреть на пляшущих в темноте тибетских монахов? Сомневаюсь.

— Марти, я бы с удовольствием, но сегодня не смогу.

— Чем будешь занята?

— Примусь за роман.

Слышу резкие гудки на другом конце провода.

Хватаю с вешалки джинсовый пиджак и вылетаю из дома на взводе, словно солдат, что врывается в окоп, как в фильмах вроде «Женщина на грани нервного срыва».

12 Герои и героини

После четырехчасовой смены выползаю из «Магии», подавленная и голодная, и решаю задержаться в «Королеве Бургеров» на улице Маццини, чтобы съесть фалафель[4]. Я часто заходила сюда с Фульвио, до того как моя книга подняла бурю. Стоит ли отрицать, я тоскую по нему и нашим старым привычкам. Я прошу: пусть, когда все пройдет, мы останемся друзьями. Я верю, что до определенного момента жизнь — как доска с именами, которые перечеркивают одно за другим.

Два парня лет двадцати, сидя на табуретках, уплетают кебаб. Слышу, как один говорит другому:

— Восемь часов я просиживаю задницу на фабрике. И все для чего? Чтобы купить параболическую антенну?

— Ну и бросай ее, — отвечает второй, которого я вижу со спины. — Не ной, ты же голосовал за «Форца Италия».

— Во всем виноваты левые, — защищается первый, тощий, как девчонка, и с баками, как у Элвиса, — продались и занялись войной.

— Жри давай, если я опоздаю, Сильвия надерет мне задницу.

— В последнее время мне приятнее брать в руки компьютерную мышку, чем девчачью грудь.

— Кому ты рассказываешь?… От компьютера кайфа больше.

Хихикая про себя, перестаю слушать.

В ожидании фалафеля смотрю на людей за стеклянной витриной — освобождающихся от одежды — замедленные движения мягкие, словно с ленцой, жертвы первой летней истерии. Небо в шесть вечера было ярко-синим и коварным. Думаю о тех, кто живет в Лос-Анджелесе и весь день вдыхает запах океана. У меня на сердце тяжесть. Все та же. Пройдет ли когда-нибудь?

Дома включаю компьютер и расставляю на письменном столе рабочие принадлежности: пачку «Мерит», зажигалку «Бик», пепельницу и банку «Колы». Ничто не говорит обо мне, настоящей, больше вещиц, что разложены на столе. Я одна, укрытая, точно одеялом, собственным воображением, фантазирую, будто соорудила убежище, место для себя одной — стол, под которым прячутся, играя, дети?

Глядя на водянисто-зеленый фон экрана, чувствую, что вот-вот расплачусь. Это те следы, после которых остаются чистота и облегчение, как после мытья рук перед ужином. Как знать, может, меланхолия и не избавляет от напастей, но у меня весьма подходящее состояние души, чтобы написать что-нибудь… О’кей, приступим. Открываю файл, которому даю временное название «Венна», закуриваю «Мерит» и принимаюсь за работу.

Венна — имя, Равенна — фамилия. Мать-вахтерша, бывшая балерина, назвала дочь в честь вальса. Фамилию же девочка унаследовала от отца, еврейского авантюриста, удравшего Бог знает куда, когда дочь была еще младенцем.

Школьные подруги, приняв ее в свой круг, называли Венеттой, как торт-мороженое…

Учительница на перекличках иронизировала:

— Венна Равенна… Это имя или перестук колес?

(Поехали дальше).

Когда мать уходит на работу, за Венной присматривает Ева, платиновая блондинка-парикмахерша с длинными ярко-красными ногтями. У Евы собственная палатка на углу дома в Адском переулке, где парикмахерша и живет. С ней хорошо, потому что Ева самая красивая, у нее мини-юбка, которая обнажает точеные ножки, под хлопком сверкающей золотой майки торчат напряженные соски.

Равенна смешит Еву, забираясь на колени во время перерыва, когда клиентка сидит под колпаком для сушки волос, и листает вместе с парикмахершей скандальные газеты. Ева часто говорит, что когда Венна вырастет, то встретит принца, как Келли Грейс, потому что она хрупкая блондинка и не заслуживает провести жизнь, стирая носки «настоящего» мачо, такого, как муж Евы. К счастью, он редко приходит из магазина, ее муж… и только для того, чтобы сказать, что уезжает: занимается перевозками неизвестно чего на грузовике то в Голландию, то в Германию.

Однажды Венна слышит, как мама говорит консьержке:

— Не знаю, можно ли оставлять дочь у нее? Я не очень-то доверяю этой лахудре, которая вбивает девочке в голову такие странные идеи и так вульгарна.

Консьержка:

— Да, я вас понимаю. Оставляйте девочку у меня.

Затем, понизив голос:

— Поговаривают, раньше она была путаной.

— Да вы что?! — восклицает в ужасе мать Венны.

Назавтра, в школе, на вопрос учительницы: кем бы ты хотела стать, когда вырастешь? маленькая Венна решительно отвечает:

— Путаной.

(Продолжаем…)

Но настоящая страсть Венны — так на нее влияет имя[5] — путешествия. Она не представляет точно, куда хотела бы поехать, в какую страну, поскольку знает одну только Болонью. Однако сердцем чувствует, что не прочь отправиться далеко и что это далеко должно быть прекрасным местом.

И вот на новый вопрос учительницы: «Куда бы ты хотела отправиться, когда вырастешь?», Венна Равенна отвечает без обиняков: «Далеко» таким же резким тоном, каким говорят: «На фиг!».

(Не убрать ли последний абзац?)

Прошло десять лет, а Венна все еще здесь. Длинные волосы обесцвечены, шерстяная мини-юбка, пышная грудь распирает жилет с кистями, и на десятисантиметровых каблуках девушка ходит взад-вперед по Выставочному переулку, привлекая клиентов.

Озарение. Что, если я сочиню сборник рассказов, каждый о женщине — настоящей или выдуманной — от лица Венны Равенны или поджигательницы?

Выдохшись, гашу сигарету, выключаю компьютер и звоню Эмилио. Его нет. Конечно, его нет. В это время он на курсах крупье и вернется не раньше полуночи. Жду сигнала автоответчика и все же оставляю сообщение: «Срочно требуется совет. Перезвони мне».

Два месяца назад Эмилио отодрал от мусорного бака объявление с заголовком: «Профессиональный крупье: уверенное будущее». И позвонил по номеру, где любезная синьора объяснила, как изменить жизнь в один момент. «По новым законам, — сказали ему, — игровые салоны открываются даже в торговых центрах, и крупье теперь — профессия будущего. Если знать несколько языков, то, закончив курсы, можно бросить якорь или дрейфовать на Карибах, в Австралии, в Египте, где пожелаете».

Эмилио любит путешествовать и менять работу. После пары сессий он бросил университет, где учился на факультете философии. С тех пор Эмилио работал в машинописном бюро, на химической заводе, на плодовоовощном рынке, учителем, мороженщиком, а теперь еще и кладовщиком. В последнее время он мечтает прикупить прогулочную яхту. Но теперь, похоже, ее место заняла Индия. Три тысячи лир в день.

— Ты записался? Зачем?

— Так, — говорит Эмилио, — из интереса.

— В казино слишком накурено. По-моему, все крупье погибают от рака.

Убедить его не удалось. Два вечера в неделю Эмилио ходит в Центр обучения крупье.

Не проходит и часа, как Эмилио перезванивает.

— Ты помнишь панковскую певицу, токсикоманку из бара «Джалло»… Кэтти Фрега?

В восемнадцать лет он играл на бас-гитаре в панковской рок-группе. Кэтти Фрега, по-моему, была лет на шесть-семь старше; она выступала перед публикой везде, где могла, поднималась на сцену в чулках в сеточку, кожаном корсаже с заклепками и гриме под Нину Хаген. Ее сценическое имя происходило от самой знаменитой песни — самой знаменитой в городе, разумеется, поскольку я не знаю, записывалась ли Кэтти когда-нибудь на пленку или на винил.

Она пела в некоторых заведениях, с оркестром из разбитных молодчиков с ирокезами, и делалось это так: «Если отец избивает тебя с утра до вечера, Кэтти Фрега, Кэтти Фрега… Если твой парень принимает героин, пока ты забиваешь косяк, Кэтти Фрега, Кэтти Фрега…»

Кэтти Фрега не умела петь и завывала до хрипов. Ее концерты не пропускали хотя бы ради смеха или чтобы за банкой пива и закуренным бычком увидеть, как певица в конце концов свалится без чувств на сцене, совершенно выложившись, изобразив нечто, оскорбившее половину общества, и зверски изнурив остатки голосовых связок. Когда группа самоликвидировалась, я стала встречать Кэтти рядом с вокзалами, по ночам, там она продавала себя или пыталась это сделать, хрупкая, как карандаш, и прозрачная, как листок записной книжки, озлобленная на холод и человеческий род. Теперь ее никто не знал и Фрега больше не пела.

— У меня есть ее старый номер, — сказал Эмилио, — но особо не надейся. Мы потеряли друг друга сто лет назад. Может быть, она уже умерла, гниет в тюряге или уехала из Италии…