Александр Серафимович - Том 6. Рассказы, очерки. Железный поток

• Название: Том 6. Рассказы, очерки. Железный поток
• Автор: Александр Серафимович
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1959

В шестой том вошли произведения, написанные в канун Великой Октябрьской социалистической революции и в первое послеоктябрьское семилетие. Это период большой творческой активности писателя-коммуниста, который отдал все свои силы делу победы революции. В этот период Серафимович пишет рассказы, очерки, корреспонденции, статьи, пьесы, наконец он осуществляет замысел большого эпического полотна, создает героическую эпопею «Железный поток». При всем разнообразии жанров произведения этих лет отличаются большим внутренним единством, что обусловлено характером задач, которые ставил перед собой и последовательно, целеустремленно решал писатель.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Луша хохочет.

Павел. Во, старик! (Стучит по балалайке.) Мы тут бьемся, головы за вас кладем, за мужиков, – никто об нас тут не подумает: сдыхайте, как собаки. А там, на фабриках, на заводах, наши братья день и ночь об нас помнят – во подарок прислали! Из последней копейки собьются, пришлют.

Сергеев. Фу-у! Много ль на человека приходится – гроши.

Микеша. Гроши!.. Да ведь голодные сидят. Надо этот грош отколупнуть от голодных детей.

2-й красноармеец. А из грошей на армию миллионы выходят на подарки.

Старик. Это и мы могём.

3-й красноармеец. Могёте!.. Покеда по загривку вас потянут, тогда могёте. Всё дожидаетесь.

Павел (поет под балалайку):

Мучит, терзает головушку бедную
Грохот машин и колес,
Свет застилается в оченьках крупными
Каплями пота и слез.

Как не завидовать главному мастеру,
Вишь, у окна он сидит,
Чай попивает да гладит бородушку,
Знать, на душе не болит.

Нитка в основе порвалась, канальская…
Ах, распроклятая снасть!
Жизнь бесталанная, сколько ты на душу
Примешь мучений, так страсть!

Ноют и рученьки, ноженьки, спинушка,
Грудь разломило ткачу…
Эх, главный мастер, хозяин, надсмотрщики,
Жить ведь я тоже хочу!..

Марьяна, как птица, вся застыла в порыве – слушает. Стемнело. Павел легонько тренькает на балалайке. Молчание.

Старик. У всех горе.

1-й красноармеец. Вот мы и несем свои головы, штоб замест горя всем была радость.

2-й красноармеец на гармонии играет плясовую. Сергеев вскакивает и, притопывая, начинает плясать. Микеша схватывает Лушу и вытаскивает, чтобы плясала.

Луша (отбиваясь). Утопии, окаянный!..

Ивлевна (входит, вынимает платочек, павой плывет, поет). «Мимо сада винограда собачка бяжала, ножки тонки, боки звонки, а хвост закурлючкой. Ножки тонки, боки звонки, а хвост закурлючкой, на хвостике колтунчики ветром развевает. На хвостике колтунчики ветром…»

Павел. Ну, будет, ребята, надо спать ложиться…

Посторонние понемногу расходятся.

Голос на улице. Никак дожж?

2-й голос. Не-е, нахмарилось только.

Микеша (в избе). Ну, как же мы ляжем?

1-й красноармеец. Да как: стели шинель да ложись.

Микеша. Эх, и завалюсь!.. Две ночи не спал.

Сергеев. Хочь бы сенца подстелить.

1-й красноармеец. Но-о, набалован, сенца ему! Може, перину?

Сергеев. На кровати можно.

Павел. Пускай старики.

Расстилают шинели, начинают раздеваться.

3-й красноармеец (разувается). Эх, славно!.. Отекли совсем.

Павел. Обуйся! Не разуваться! Винтовки возле себя!

3-й красноармеец. Чево ж, успеем.

Микеша. Отогнали. И разъездов ихних нету.

Павел (сердито). Тебе говорят – обуйся. Мало чего – нету. Сейчас нету, а не успеешь оглянуться – навалятся. Разве угадаешь?

Все обуваются. Старик ложится на кровати. Марьяна, Луша – на лавках.

Микеша. Не-е… теперя его и с собаками не сыщешь – без оглядки бежал. Сегодня ничего не будет.

2-й красноармеец. Отделенный, хочь патронташ снять.

Павел. Ничего не снимать, – так ложись. Какой запас у кого патронов?

Микеша. У меня с сотню.

1-й красноармеец. У меня с полсотни.

Павел. Завтра утром пополнить.

Понемногу засыпают.

Старуха (бормочет). Господи Исусе, сыне божий, спаси и помилуй… прегрешения наши… Раба божьего Степана помяни во царствии твоем. (Ложится на кровать.)

Молчание. Луша подымается, прислушивается, пробирается к Марьяне.

Луша (полушепотом). Слышь, Марьяна, а они ни-чево, солдаты-то. (Молчание.) Энтот-то боров все сватается до меня.

Марьяна. Дура! Дюже ему жена нужна. Побалуется да кинет, как утирку.

Луша. Я и то его мокрым полотенцем здорово саданула, аж присел. (Молчание.) Слышь, Марьянка, страшно им на войне-то? (Молчание.) Ведь это все жанихи. Тебе который пондравился?

На полу завозился красноармеец, приподнялся, неясно забормотал.

1-й красноармеец. Бей… коли… цепь… бегом… лошадей… бурбур… мурмур… мм… (Опять повалился.)

Марьяна с Лушей застыли, прижавшись.

Марьяна. Это он со сна. Представляется ему.

Некоторое время молчание.

Луша. Энтот вон губастенький, с усиками, ничего из себе. Кабы уши у него помене, а то дюже как у лошади.

Далекий, едва уловимый звук выстрела.

Луша. Чево такое?! (Обе прислушиваются; тихо, сонное дыхание.) А энтот белобрысенький, полнокровный из себе, да дюже рот разявает. (Молчание.) А энтот скуластый некрасивше всех, а как запел, аж за самое за сердце схватил. Глаза у него уж дюже хороши. Так бы глядела в них, не отрывалась.

В окнах слабо и медленно разгорается красное зарево. Марьяна и Луша не замечают.

Марьяна. Душа в ём.

Луша. Об чем он пел?

Марьяна. Про фабричных.

Луша. Дюже уж жалостливо, не оторвалась бы, так бы и слухала.

Марьяна. Жисть, видно, несладкая у самого. (Вздыхает.) Худой.

Луша. Холостой, гляди?

Марьяна. Ступай спать.

Луша (крадется к себе, ложится, потом возвращается). Марьяна! (Марьяна молчит.) А я знаю, скуластый тебе больше всех поднравился…

Марьяна (сердито). Уйди!..

Луша крадется к себе. Молчание, темнота. Где-то снова далекий выстрел, другой, третий. Смутно заговорили пулеметы, и глухо ухнуло орудие, другое. Красное зарево все больше разгорается. Стук в окно.

Голос с улицы. Тревога!.. Тревога!.. Тревога!..

Павел (вставая). Подымайся!

Красноармейцы в багровой темноте подымаются, стучат оружием,

Павел. Вставай, что ль! Микеша. Вот те отоспались. Старик. Лушка, зажги свет.

Луша зажигает.

Старуха. О господи Исусе, спаси и помилуй…

1-й красноармеец. Должно, казаки.

2-й красноармеец. Не слышишь, артиллерия бухает, – стало быть, пехота подошла. Павел. Выходи!

Красноармейцы выходят. Луша гасит лампочку. В окнах все больше багрово разгорается пламя далекого пожара.

Павел (голос на улице). Стройся!.. Чего переваливаешься?

За окнами слышно: торопливо позвякивая оружием, со смехом и говором строятся.

1-й красноармеец (голос на улице). Рота за колодезем.

2-й красноармеец (голос на улице). Эх, табачок забыл.

Старик (в избе). Пожар. Должно, в Выселках.

Старуха (в избе). О господи Исусе, мати пресвятая…

Микеша (голос на улице). Поспать не дали, сволочи!

1-й красноармеец (голос на улице). Беспременно казаки.

2-й красноармеец (голос на улице). И пехота. Наши прибегли, сказывают, цепями идут.

Микеша (голос на улице). Задаст он нам жару.

1-й красноармеец (голос на улице). Не то он нам, не то мы ему.

Павел (голос на улице). Все?

Голоса на улице. Все.

Павел (голос на улице). Зря патронов не трать. Бей, когда увидишь, или по огню. Смир-но! Левое плечо, шагом арш!

Удаляющийся топот.

Старик (в избе). Пожар дюже разгорается. (Все в избе красно озарено. Старик скребет голову, спину.) Ишь взбулгачились, не иначе белые напали. (Молчание.) Сколько сена потравили!..

Старуха. Ну, да и то сказать, за все заплатили честно, благородно.

Старик. Што ж, заплатили, зимой бы дороже продал.

Марьяна. Вздумали про сено. Сколько теперя голов положат.

Старик. Наше дело сторона. Запри двери.

Луша запирает.

Старуха. Вот так и мой Степушка… (Луша зевает.) Лушка, заксти рот-то… Господи Исусе, помилуй нас…

Ложатся. Некоторое время сонное молчание. Перестрелка то затихает, то разгорается. В окнах все то же багровое шевелящееся зарево. Нетерпеливый стук в двери.