Иван Шмелев - Том 8. Рваный барин

• Название: Том 8. Рваный барин
• Автор: Иван Шмелев
• Издательство: Русская книга
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-268-00136-1, 5-268-00431-X

8-й (дополнительный) том Собрания сочинений И. С. Шмелева составили ранние произведения писателя. Помимо великолепных рассказов и очерков, читатель познакомится также со сказками, принадлежащими перу Ивана Сергеевича, – «Степное чудо», «Всемога», «Инородное тело» и др.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Василий Сергеич рукой остановил его и стал говорить знакомое стихотворение тем торжественным тоном, каким выкрикивал когда-то со сцены балагана:

– Зарядить все пушки и орудия!

Помню я этот торжественный момент, когда голос плохо одетого человека раздавался в нашем тихом саду. Миром и покоем веяло от всего. Безмолвие и зной, казалось, дремали под широко раскинувшимися вишнями, уже осыпанными зелеными плодами, точно из воску сделанными шариками на проволочках. Зарывшись в пыль, под кустами смородины дремали разморенные жарой куры. Кошка спала на крыше беседки, потряхивая головой. Отбивая такт пальцем, говорил Василий Сергеич. Босоногий Васька вдумчиво смотрел исподлобья.

– Хозяин приехал! – крикнул дворник и спугнул знойный покой сада.

Василий Сергеич встрепенулся, обдернул парусинный пиджачок, поправил котелок. Лицо его насторожилось, точно он испугался чего-то. Он провел ладонью по лицу, вздохнул и пошел мелкими шажками из сада.

У крыльца еще стоял отец, отдавая приказания кучеру. Завидев Василия Сергеича, он поморщился и крикнул:

– А-а… ты! Голова закружилась с этими делами! Не знаю, не знаю! – с раздражением говорил он. – Боюсь я тебе дать, боюсь! Сроку только неделя, сейчас узнал…

Он, как всегда, волновался и размахивал рукой. Василий Сергеич молчал, опустив голову и держа котелок в руке.

– Ваше дело… – покорно сказал он, когда отец кончил. – Если не верите…

– И дернуло меня взять этот подряд! – уже на весь двор кричал чем-то расстроенный отец. – Архитектор не берется в такой срок!.. А ты еще говоришь – не верите! Ну, что ты тут можешь? Что? Да говори громче… не слышу! Что?

– Я сделаю, – сказал твердым голосом Василий Сергеич. – Можете не платить, если не сделаю…

Отец оглянул его с ног до головы и поморщился.

– Можете не платить! А что толку?! Вот что… Вот тебе за беспокойство… – Он вынул бумажник и вытянул из него зелененькую бумажку. – Обещал я тебе, велел зайти, да… но… И не сердись, – боюсь… Сам знаешь, дело ответственное…

Василий Сергеич покачал головой.

– Я даром денег не беру. Прощайте.

Он поклонился и пошел к воротам. Отец передернул плечом и мельком оглянул нас.

– Да постой ты! – крикнул он вслед. – От денег-то ты чего отказываешься?! Погоди!

Василий Сергеич остановился.

– Мне ваших денег не надо. А что мне отказывают… к этому я привык… – сказал он дрогнувшим голосом. – Будьте здоровы.

– Вернись! – крикнул отец. – Гм… Так и не возьмешь? Привык, что тебе отказывают? Так?

– Привык… – повторил Василий Сергеич.

Отец оглянул его, подумал, тряхнул головой и сказал:

– Ну, хорошо… Идем в кабинет.

Он легонько толкнул Василия Сергеича перед собой в дверь парадного крыльца и скрылся за ним.

Я посмотрел на Ваську, тот на меня. Что произошло, мы ровно ничего не поняли.

– Это, собственно, кто ж они такие будут? – спросил меня подошедший дворник, который все время разговора отца с Василием Сергеичем прятался за колодцем. – Не известно вам?

Я не знал, что сказать, но Васька выступил гордо и заявил:

– А я знаю! Ты не знаешь, а я знаю! Знаешь, кто?

– Кто?

– Про-ку-рат!

Степан, скосив глаз, взглянул на Ваську и плюнул.

– Верно! – подтвердил я. – Он все может!

– А рваный!..

IV

Появление Василия Сергеича и загадочные слова отца возбудили до крайности мое любопытство. Я вошел в дом и пробрался к кабинету. Мне не запрещалось входить в кабинет и смирно сидеть на большом кожаном диване, но в этот раз я почему-то не решился войти. Из-за двери кабинета доносились два голоса: громкий и властный – отца и тихий, как бы просительный, – Василия Сергеича.

– Говори прямо – да или нет! Можешь? Тут на самолюбие идет! Подряд я вызвался взять… Он был у другого подрядчика, а тот отказался, да слишком поздно отказался, и залог потерял… Теперь никто не хочет брать! – рискованно… Так я из самолюбия взял!

– Я понимаю… Я сделаю-с… – отвечал тихий голос…

– На нашей площади будет проезжать государь…

– Я сделаю, поверьте! – взывал голос Василия Сергеича. – Нужда меня забила… Я не имею звания, потому я самоучкой, из простого сословия я, и вот рвусь и рвусь, и никто никакого внимания! – с дрожью в голосе продолжал Василий Сергеич. – А я ведь чувствую в себе! Хоть бы вот лебеди эти на стене, у Иван Прохорыча в трактире, как вы видали… Разве им такое место нужно?! Им бы где в образованном доме надо пребывать.

– Хорошо, хорошо… – слышался нетерпеливый голос отца. – Завтра приготовишь чертежи… Две арки и четыре щита! Ну, ты видал хоть раз-то, как их надо делать?

– Видал-с… – как-то затаенно отвечал тихий голос. – Только я вам пущу не такие… Я вам такие пущу…

– Чтобы вид был! Понимаешь? Вид! – возвышал голос отец.

– Увидят-с… – загадочным тоном отзывался Василий Сергеич. – Вы только дозвольте мне развернуться! Все они будут у меня говорить-с.

– Что-о? Это как такое – говорить?

– Говорить-с!.. Без слов, а будут-с говорить! Вам Иван Михайлыч всегда чертежи делал… господин архитектор?

– Ну, да… Хороший архитектор… А что?

– Они, действительно, строят дома для квартир, а только ихние дома молчат-с… А надо так строить, чтобы здание говорило! Как вот все равно статуя или картина-с… Ну, ладно, ладно… Ты только не подведи. Значит, завтра чертежи принесешь…

– Будут готовы.

Дверь отворилась, и вышел Василий Сергеич, вытирая лицо красным платком. Заметив меня, он радостно сжал мое плечо, потряс и ничего не сказал. В эту минуту он был, должно быть, счастлив.

В тот же день, вечером, был у нас дядя. Позвали также и Василия Васильича. Дядя пенял, что «такое дело» доверили человеку с улицы. Дядин приказчик прикладывал руку к груди и заверял, что не может поручиться ни за что.

– Выйдет скандал, выйдет! – предупреждал дядя.

– Не поручусь, сомнительно-с… – твердил дядин приказчик, изгибаясь всем своим плотным корпусом и издавая свистящий звук – ссс… – Конечно-с, он мой земляк и бедный человек, но при таком деле-с сомнительно…

– Ты же говорил, что он по разным художествам?! – кричал отец.

– Верно-с, но такая работа серьезная-с… Не поручусь… Кончилось тем, что отец хлопнул дверью и ушел в кабинет.

И опять я все-таки ничего не понял. Я чувствовал только, что готовится что-то важное и тревожное, чего-то боятся… Даже скандал может быть… Я поделился новостями с Васькой.

– Должно, балаган ставить будут, – решил он. – И меня захвати, ежели пойдешь! Ваш ведь балаган-то будет… А?

Дворник Степан открыл нам глаза.

– Не балаган! – сказал он, сплевывая через зубы. – Ли-минация будет для торжества… Вот рваный-то барин и нанялся… Дела-а!.. – покрутил он головой.

V

На следующий день, после обеда, только что мы с Васькой устроились на телеге, чтобы сопровождать нашу кухарку полоскать белье на речку, в ворота вошел торопливой походкой Василий Сергеич, держа под мышкой что-то, завернутое в газету.

– Это что у вас? – спросил я.

Он хлопнул меня по лбу и сказал загадочно:

– Ар-хи-те-кту-ра!..

Слово было непонятное, но дворник Степан сейчас же объяснил:

– Такое строение… на бумаге…

На речку я не поехал. Я вошел в кабинет и присел в уголок на диване. Отец сидел за столом и разглядывал большие синие листы приятно похрустывавшей бумаги. Василий Сергеич стоял, наклонившись и то и дело вытирая лысину красным платком. Пот катился градом с его сильно осунувшегося лица. На спине парусинного пиджака темнели две мокрые полоски. Его пальцы, указывавшие что-то на синих листах, дрожали. Дрожал и голос.

– Гм… Та-ак… – невнятно говорил отец, разглядывая листы. – А это что?

– А это… это… гм… тут крылья… Он сейчас в охру, под желтое пущен и вида, конечно, не имеет, но в ночи будет в самый раз… в золото будет ударять, как животрепещущий. А вот тут-с, видите, видите, полоски потемней пущены, так это перышки… В ночи переливать будут-с…

– Гм… Перышки? Да где ж они? – спрашивал отец.

– Перышки-с… Они объявятся при огнях… и затрепещут… Будьте покойны-с… Это всех поразит, и будет благодарность. Это все со смыслом пущено. А это, извольте взглянуть, снопики-с… снопы-с… Труд означает народный, всей России… Сердцу будет говорить. А тут вот васильки будут пущены… Огни у меня показаны в особом списке, по буковкам… Уж я сам все на местах распланирую…

Он рассказывал долго и подробно и все чего-то боялся. Рассказывал и украдкой взглядывал на отца.

– Гм… Занятно… – и отец хлопнул его по спине. – Ишь, взмок даже. И откуда все это у тебя?

Василий Сергеич пожал плечами и улыбнулся. Я видел, что все идет как по маслу.

– Из головы-с… – Он приложил руку к груди и выпрямился. – Дозвольте вам одно слово сказать! Дозвольте!