Михаил Танич - Играла музыка в саду

• Название: Играла музыка в саду
• Автор: Михаил Танич
• Жанр: Русская классическая проза

---

Друг или не друг? Это после своих двух-трех операций заходит. Не лечить, а врачевать. Дружить то есть.

И со всеми я - друг, и никто от меня подлянки не до-ждался и не дождется, а чтоб вот один кто-то, да такой, до гроба, не случалось. Предавали многие, кидали, подличали.

Да дружат-то, в общем, всегда против кого-то: я те за Вовку рыло начищу! А я против кого-то не хочу. Вот и приходит ко мне, и пусть до конца моих дней приходит, единственная любимая моя подружка Лидочка.

Как-то поэт Александр Межиров, в пору недолгих наших коротких отношений, сказал поэту Володе Приходько:

- Из Миши ничего путного не выйдет. Он живет как бухгалтер.

Догадываюсь - утром два яйца всмятку. Потом отведет меньшую в школу. А вечером проверит дневник и сядет с женулькой смотреть передачу из Сан-Ремо. Скукота! Никакого полета. Надо жить рисково, на чистом адреналине, как летчик-испытатель, поднимая в небо самолет, который еще наполовину чертеж. И катапультировавшись, преподнести любимой платок из парашютного шелка. Или, по-теперешнему, вдвоем взять одним газовым пистолетом обменный пункт "Тверьуниверсалбанка", чтобы досадить лично Николаю Ивановичу Рыжкову!

Но компания друзей в Москве у нас все же сложилась. Сначала по интересам мы вместе делали эстрадный спектакль для молодых тогда артистов Александра Лившица и Александра Левенбука, оба из сословия медиков. Алик Левенбук и до сих пор наш семейный доктор. Если что, звоню ему, он спрашивает:

- Поясница? Ну-ка нагнись! Больно? Да, надо вызвать врача.

А тогда с "Аликами" и Николаем Владимировичем Литвиновым мы увлеченно делали "Радионяню", а другие члены содружества, Феликс Камов и Аркадий Хайт, работали над серией за серией "Ну, погоди!" Бывали у нас и Лион Измайлов (еще не было закрыто его "Шоу-досье", так как оно еще и не начиналось), и Эдуард Успенский, Эдюля, уже сражавшийся, как с ветряными мельницами, с артелями и конфетными фабриками за своего Чебурашку. Но как-то так ближе сдружились вот эти десять человек (считая и жен). По поводу и без повода мы собирались и хохотали до упаду, а часто слушали забугорные рассказы возвратившихся с гастролей Аликов и варили мясо в масле по системе фондю. В минуты горестей и печалей мы тоже были неразлучны. Но и в этой круговой близости ближе всех ко мне оказался Феликс Камов. Человек глубинного остроумия, он долго редактировал (переписывал за авторов) сюжеты михалковского "Фитиля", а потом как-то вдруг решил уехать в Израиль, долго был в отказе, и чем дольше, тем решимость его становилась все гранитней.

Он и перевозил меня в Москву. "Две машины для вашей мясорубки нам много", - сказал, и, сложив стулья ножки в ножки, мы переехали на одной. А чтобы понятней был его юмор, вспомню: переиначив знаменитое детское "Начинается земля, как известно, от Кремля", он сказал:

- Как известно, от Кремля начинается хуйня!

Это вам не каламбур, а, может быть, самая гениальная формула того времени. Или еще одна, и достаточно, шутка. "Вопрос: какой транспорт будет ходить в XXI веке по Бульварному кольцу вместо троллейбуса № 31? Ответ: Вертолеты. С теми же остановками!"

Больше всех, раньше всех и заразительней всех хохотал Аркадий Хайт, сам придумавший пополам с Лионом Измайловым Хазанова, включая такого органичного, в связи с внешностью артиста, "Попугая". Нет уже Аркаши, совсем недавно не стало. Не в свою очередь.

Обязан вспомнить и Яна Френкеля. Мы крепко с ним дружили первые года четыре. Много работали, смущались успехом (я - открыто, он - в усы), и когда приходили в ресторан, оркестрик стоя начинал наигрывать яновский вальсок про "Текстильный городок" - Ян и сам был недавним скрипачом из ресторана "Якорь". Я и в голове не держал, что неплохо бы поработать с кем-то и другим, но обстоятельства выше. Сигизмунд Кац, композитор-остроумец, сочинил сомнительное двустишье, как всегда, думаю, ради красного словца, а не со злым умыслом: "Что останича от Френкеля без Танича?"

Как поступить с этой оскорбительной глупостью, да еще тогда? Теперь-то просто: мы бы его, Дзигу, заказали, поторговавшись с киллером, баксов за 500, и все. А тогда Яну, естественно, стало обидно, и он обиделся... на меня. И вскорости выпустил с голоса Евгения Синицина свою знаменитую, пополам с народом, песню "Калина красная". Без Танича. А я и радовался: видимо, я умею больше дружить, чем умеют дружить со мной. Замечательная песня!

И вовсе не в отместку, а просто так случилось, появился у нас с Саульским "Жил да был черный кот за углом", ну, сам появился, нечаянно. А потом возникли в моей жизни, все ненадолго, Аркадий Островский, Оскар Фельцман, Эдуард Колмановский, Вадим Гамалия. Всего-то по две-три песни, может быть, и заметные, но не до дружбы же. А между Яном и мной пробежал - если бы пробежал, нет, так и остался навсегда - холодок. Мы и позже работали вместе, и так, и в кино, и снова написали знаменитые песни: "Любовь-кольцо", "Обломал немало веток, наломал немало дров", "Кто-то теряет, кто-то находит". Но разбитые чашки склеиваются плохо.

А потом и вовсе Ян сменил круг общения. К нему уже благоволил сам Шауро из ЦК КПСС - и стал он композиторским начальником, и лауреатом всех премий, и народным артистом. Была у него эта слабость - тщеславие - в крови. А в моей памяти - хочу, чтобы и в вашей - Ян Френкель остался таким, как и был, красивым, деликатным, талантливым и остроумным человеком. Другом? Не знаю.

Я же говорил, что никогда не имел в жизни того, что в общепринятом смысле называется другом. Ну, как Маркс и Энгельс. Как Герцен и Огарев. Чтобы жен друг у друга соблазнять. Не было такого.

Только это написал, а тут - медсестра с резиновым жгутом.

- Кровь на РВ сдаем!

- Это как на РВ, на реакцию Вассермана, что ли? На сифилис?

- Ложитесь!

Тут я и засомневался: в кардиологии ли нахожусь, близко от смерти или, может быть, все значительно проще?

Мы считали,

Что я - двужильный,

Неуемный,

Неудержимый,

Вечен, прочен

И толстокож,

И попались

На эту ложь!

Оказался я

Тонкостенный,

Самый-самый

Обыкновенный

И не Вечный жид,

А еврей,

Со "скорой помощью"

У дверей.

БУДЕМ - КАК ПУШКИН!

Странно - пишу песни. Поэт - так пиши стихи. И писал всегда стихи. И жил с ними врозь: я - сам по себе, они - сами по себе стояли на полке. А как появились песни, зажили мы с ними рядышком, веселей стало. То и дело пересекаясь. Сколько крови мне попортил "Черный кот", этот пустячок о невезучем человеке. Только мертвые критики не пинали его ногами, а он все живет. Сам я никаких особо хороших слов о его поэтических достоинствах не имею. А потом, уже по поводу другой моей песни, "Белый чайничек из Гжели, темно-синие цветы, неужели-неужели, ах, меня не любишь ты?", редактор получила выговор - оказывается, объявила: "Русская народная песня". С тех пор лично Сергей Георгиевич Лапин, хозяин всего радио-телевидения, взялся визировать тексты новых песен. Генералиссимус утверждает меню в солдатской столовой.

"Белый чайничек из Гжели" мы написали с Русланом Горобцом. И тут я, изменив своей традиции, отвечу на вопрос: "А с кем вам из композиторов работалось лучше всего?" Отвечаю: с Яном Френкелем, Раймондом Паулсом, Русланом Горобцом и Сергеем Коржуковым. Причин не расфасовываю и ни перед кем не оправдываюсь. Всем остальным - спасибо.

И вот впервые написалась у меня песня "Признание в любви". Не моя тема Родина, но написалась искренне. От души. Вот она, целиком.

Будет слов как раз

Не много и не мало!

Только те слова,

Что на душу легли!

Родина моя,

Хочу, чтоб услыхала

Ты еще одно

Признание в любви.

Родина моя!

Что будет и что было

Все я пополам

С тобою разделю,

Вовсе не затем,

Чтоб ты меня любила

Просто потому,

Что я тебя люблю,

Тихо - не слыхать,

А громко - не умею!

Может, потому

И песню берегу,

Может, потому

Так долго я не смею

Спеть ее тебе

Негромко, как могу.

Нечего комментировать. И с музыкой Серафима Туликова, поверьте, стала одной из моих любимых песен. До сих пор иногда напеваю ее про себя. Естественно, песню взяли в финал телепередачи "Песня года", и петь ее должен был, кажется, старший Гнатюк. Но когда выяснилось, что отдали ее Виктору Вуячичу, Туликов забастовал.

- Да он ее просто провокалирует и все, и мне будет некомфортно присутствовать при этом в зале, - сказал он.

И на концерт не пришел. Не помню, был ли там я, но фотографии такой памятной - мы рядом с Туликовым слушаем "Признание в любви" - это уж точно не будет. И жаль.

А вот и еще история из жизни песен. Получилась настоящая, озорная цыганская песня "Три линии" ("На руке - три линии - лепестками лилии", помните?). Записали со Светой Янковской, звездой театра "Ромэн", и отрядили ее показаться на телевидении. Там сказали: "У нас в программе уже есть цыганщина, так что примите извинения!" И Света уехала в Америку и уже оттуда, со своей Ньюйоркщины, запустила песню по всему цыганскому миру. Ее и сейчас поют все рестораны, где и нет цыган, но где их все равно любят, и дай Бог, чтобы вечно пели!