Элоиз Мак-Гроу - Дочь солнца. Хатшепсут

• Название: Дочь солнца. Хатшепсут
• Автор: Элоиз Мак-Гроу
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-016672-9, 5-271-06230-9

Царица Хатшепсут была единственной женщиной - полноправным правителем Древнего Египта. Она добилась того, что жрецы признали её фараоном, воплощением бога Гора, на что мог ранее претендовать только мужчина. О её великих замыслах, пути к власти, борьбе с противниками, непредсказуемых поступках, в которых сочетались чисто мужская воля и "странная женская логика", повествует увлекательный роман Элоиз Макгроу, переносящий нас вглубь истории на три тысячелетия.

---

   — Подождём сбора урожая. Половодье в этом году было ниже обычного. Неужели никто из них не заметил этого?

   — Естественно, заметили. Но говорить не хотят.

   — Так же, как о пустых казармах?

   — И о казармах тоже. Я сам заговорил об этом, но они сменили тему.

Оба мгновение смотрели друг на друга.

   — Они знают, — сказал Рехми-ра. — Просто ещё не столкнулись с этим лицом к лицу.

   — Да, я думаю, ты прав. Но когда столкнутся, будет поздно. Они ничего не смогут сделать. Она фараон, а они никто. Народ не восстанет.

   — Однажды он это сделал.

   — Да, однажды! — Тот улыбнулся. — Египту три тысячи лет, а его народ восстал лишь однажды. — Его снова окатили струёй воды, на сей раз только холодной. Он вздрогнул, ощутив, как по жилам устремилась кровь, завернулся в полотняную простыню и пошёл к столу для массажа. — Всего один раз, но воспоминание об этом ужасе живёт в памяти прапраправнуков восставших. После этого в стране на четыреста лет воцарился хаос. Рехми-ра, я бы не хотел, чтобы это повторилось. Только не при мне. Ни за что! Уж лучше вторжение. Гиксосы оставались здесь всего двести лет. Народ может победил, захватчиков, но не самого себя.

   — Но если вы поведёте их...

   — Я? За мной они не последуют. Ещё рано. О боги! Я для них ничто. Ма-ке-Ра — всё. — Какое-то мгновение Тот лежал молча, положив подбородок на сжатые кулаки и вдыхая густой аромат мирры и розового масла, которыми были пропитаны усердно работавшие ладони Унаса. — Прибыл гонец из Тару?

   — Да, но он ничего не обнаружил.

   — Так я и думал.

С тех пор как старый Туаа был отозван, никто ничего не мог обнаружить. Заменивший его молодой жрец не посылал разведчиков в пески, не расспрашивал обитателей пустыни и не обращал внимания на слухи, приходившие с востока и севера. Тот молча проклинал его и пытался понять, что происходит в землях по соседству с Тару, где царь Кадеша поднимал против египетских гарнизонов город за городом, превращая их в своих союзников, и отгрызал от царства кусок за куском. В Южной Палестине его дела шли хуже — Шарукен и некоторые тамошние города ещё слишком хорошо помнили деда Тота, чтобы пытаться сбросить египетское иго. Однако кое-кто и в Палестине стремился присоединиться к кадетским ордам. Этот конфликт перерос в гражданскую войну. Но так было в ту пору, когда отозвали Туаа. Что творилось в этих странах сейчас, никто не знал и не мог узнать.

«Ничего, в ближайшие годы узнаем, — горько думал Тот. — Когда улицы Фив наполнятся азиатами. О боги, если бы у меня была армия! Если бы я мог сделать хоть самую малость, обладал каким-нибудь оружием!»

Но даже армия не помогла бы ему вернуть корону. Кто дерзнёт поднять меч против Ма-ке-Ра, Доброго Бога, благодаря которому живёт и дышит каждый египтянин?

   — Для того чтобы народ повернулся ко мне, сказал Тот, — он должен отвернуться от неё. Все должны бросить её — простолюдины, знатные, приближённые... Она обязана остаться в одиночестве, как это было со мной. Только так можно потерять корону. Но ускорить это невозможно. Остаётся только ждать, ждать... и надеяться на то, что бога помогут Шарукену выстоять.

   — Тьесу... ожидание закончится. Клянусь Амоном, должно закончиться! Это не может тянуться слишком долго.

   — Может... и даже сам Амон бессилен против этого. Когда он с помощью своего оракула назвал меня фараоном? Тринадцать лет назад, Рехми-ра. Кажется, этот бог не слишком торопится. — Тот коротко хмыкнул и приподнялся на локтях. — Но когда время придёт... я обещаю тебе, когда время придёт!..

   — Да... вы станете таким, как ваш дед. Можете не убеждать меня, я знаю.

Тот задумчиво посмотрел на него и снова лёг на стол.

   — Нет, я не стану таким, как мой дед. Он неправильно пользовался своей властью.

   — Неправильно? Он поставил пограничные столбы Египта там, где вам довелось жить — на берегах реки, которая течёт не в ту сторону и отмечает собой край света. А в землях между Египтом и Вавилоном не оставил ни одного города и ни одного мятежника. Первые стали пеплом, а вторые — его рабами!

   — Да, — сказал Тот. — А через двадцать четыре года после его ухода к богам пепел снова стал городами, а рабы — мятежниками.

   — Это вина Ма-ке-Ра!

   — Возможно. — Тот сел и жестом отослал Унаса. — Но возможно, что и его собственная.

   — Тьесу, ни один завоёванный народ не остаётся покорным по собственной воле. Для этого нужна тяжёлая рука и частые карательные экспедиции. Вы ведь не ждёте...

   — Естественно. Город, превращённый в пепел, возрождается в ненависти. В каждом месте, к которому прикасались факелы моего деда, они сеяли семена нынешнего мятежа. Разве это мудро? Какой смысл сравнивать города с землёй и избивать их жителей после того, как они завоёваны?

   — Так делали всегда, — озадаченно ответил Рехми-ра. — Дикарей нужно наказывать... учить их, что они не должны сопротивляться.

   — Рехми-ра, это учит их только одному — что они должны сопротивляться. И стоять насмерть, поскольку сдача означает для них только ещё более страшную гибель. Сам подумай, почему бы не помиловать их? Если город сдался, пощади его — не жги дома и не убивай жителей. Может быть, тогда следующая крепость будет сопротивляться не так отчаянно? Разве не скажет себе каждый дикарь: «Если я буду сражаться, то умру; если я сдамся, то сохраню свою жизнь, дом и семью, как жители города такого-то и такого-то»? Разве они не станут сдаваться быстрее, чтобы сохранить то, что осталось? Да... и разве тамошние цари не получат возможность быстрее собрать для меня дань, если я оставлю им живых подданных и не превращу в пепел их города?

   — Нет, — сухо ответил Рехми-ра. — Они получат возможность быстрее поднять мятеж. Как только вы вернётесь в Египет.

   — Не получат, если я заберу с собой их детей.

Рехми-ра прищурил глаза, опушённые густыми ресницами, сделал несколько шагов по мокрому полу, остановился рядом с массажным столом и посмотрел Тоту в лицо.

   — Понимаю, — сказал он, но Тот видел, что друг ничего не понимает. — Вы будете миловать сдавшихся, щадить их царей, а потом брать заложников и приводить их в Фивы, чтобы обеспечить этим покорность побеждённых. Но, Тьесу... если вы будете держать их сыновей в тюрьме, они будут ненавидеть вас сильнее прежнего.

   — Но я не буду держать их в тюрьме! — ликующе заявил Тот. — Я сделаю их египтянами... а потом отошлю домой, чтобы они надели отцовские короны!

Он пытливо вглядывался в сизощёкое лицо Рехми-ра, следя за тем, какое впечатление произвёл на друга его план. Затем Тот спрыгнул со стола, сверкающий маслом, чувствующий, как руки и ноги покалывает иголками от сильного растирания, и ощущающий собственную силу. В этот миг, как и много раз прежде, молодость и энергия кипели в нём с неистовством разлившегося Нила, и он ощущал, что мог бы голыми руками поставить на колени десяток чужеземных царей.

Продолжая торопливо говорить, он пошёл в спальню. Тем временем Унас принёс чистую одежду и начал одевать хозяина.

   — Ты понимаешь, что будет дальше? Мы воспитаем чужих царевичей в Фивах, приучим их к роскоши, а потом они будут смотреть на Фивы как на центр мира. Будут строить свои города по египетскому образцу. Будут называть дань «налогами», а их завоевателя «Вашим Величеством». Будут по собственной воле присылать своих сыновей учиться в Фивы, где учились сами. Рехми-ра, через два поколения города Сирии, Палестины, а то и Митанни будут думать о восстании против фараона не больше, чем сейчас думают о них Мемфис и Абидос. Они перестанут быть Сирией и Митанни — всё это станет Египтом! — Тот втянул плоский живот, когда Унас начал завязывать свеженакрахмаленное шенти. — Клянусь Амоном, всё на свете можно делать двумя способами! Это не способ моего деда, это мой собственный. Но он лучше!

   — Он великолепен... — прошептал Рехми-ра.

   — Да уж. Я знаю это, Рехми-ра. — На мгновение каждый мускул Тота напрягся от гордости. Вдруг почувствовав, что пальцы Унаса, завязывавшие шнурки сандалий, неуклюже застали, он опустил глаза и увидел, что раб смотрит на него со священным трепетом и благоговением. — Похоже, даже Унас знает это.

   — Да, хозяин! — выдохнул Унас. Внезапно он распростёрся на полу и протянул руки к Тоту.

   — Кажется, я приобрёл ещё одного сторонника, Рехми-ра, — заметил Тот и, чувствуя горечь во рту, добавил: — До сих пор нас было всего четверо, включая тебя, Майет и Амену. Осталось добавить миллион, и я смогу сделать то, что собираюсь.

В этих словах было столько горечи, что лицо Рехми-ра пошло пятнами, в солнечной комнате потемнело, а от ощущения силы и бодрости осталось лишь одно воспоминание и насмешливая улыбка. Тот научился справляться со своим гневом, но иногда требовалась вся сила воли, чтобы загнать этот гнев внутрь и запереть за ним дверь. К тому времени, когда он сумел заставить себя забыть улыбающуюся Хатшепсут, Унас закончил завязывать сандалии и ушёл. Тот принялся уныло расхаживать по гостиной из угла в угол. Рехми-ра держал в руках чашу с пивом и тревожно следил за ним.