Адам Джонсон - Нирвана

• Название: Нирвана
• Автор: Адам Джонсон
• Издательство: Журнал Esquire (RU)
• Жанр: Короткие истории

---

Она повернула голову и уперлась взглядом в перильца.

— Не волнуйся, — сказала она. — Я никогда с тобой так не поступлю.

На рассвете, до прихода первого санитара, я отдергиваю занавески и рассматриваю вертолетик на утреннем свету. Двигатель и детали маскировки у него стандартные, но процессоры, выглядывающие из-под кевларового защитного корпуса, мне незнакомы. Чтобы заставить вертолетик заговорить, чтобы раздобыть какие-нибудь сведения о тех, кто прислал его, нужен хэш-ридер, а он у меня на работе.

Когда просыпается Шарлотта, я подкладываю ей подушку повыше и массирую ноги. С этого у нас начинается каждое утро.

— А ну-ка, произведем немного шванновских клеточек, — говорю я ее пальцам на ногах. — Пора Шарлоттиному организму начать вырабатывать миелиновые мембранки!

— Смотри ты, какой оптимист, — ворчит она. — Небось опять с президентом разговаривал. Ты для этого с ним говоришь — чтобы получить заряд бодрости? Увидеть светлую сторону?

Я поднимаю ее правую ступню и растираю ахиллово сухожилие. На прошлой неделе Шарлотта провалила важную проверку на глубокий сухожильный рефлекс, сигнализирующий о начале выздоровления. «Не волнуйтесь, — сказал врач. — Я знаю другого пациента, который тоже девять месяцев ни на что не реагировал, а потом полностью восстановился». Я спросил, нельзя ли связаться с этим пациентом и узнать, что он перенес, это подготовило бы нас к тому, что может ждать впереди. Врач сообщил нам, что больной, о котором идет речь, проходил лечение во Франции в 1918 году.

Когда врач ушел, я отправился в гараж и принялся делать президента. Психолог, наверное, сказал бы, что в моем решении создать его сыграло роль обещание, данное Шарлотте, и тот факт, что у президента тоже были близкие отношения с человеком, отнявшим у него жизнь. Но дело не в этом: мне просто надо было кого-нибудь спасти, а в случае с президентом не имело значения, что уже слишком поздно.

Я легонько постукиваю Шарлотту по коленной чашечке. Никакой реакции.

— Не больно?

— Так что сказал президент?

— Который?

— Мертвый, — говорит она.

Я массирую ей подошвенные фасции.

— А тут как?

— Как брызги прохладных бриллиантов, — отвечает она. — Ну, выкладывай. Я знаю, что ты с ним говорил.

Похоже, сегодня у нее будет плохой день.

— Дай-ка я угадаю, — предлагает Шарлотта. — Президент посоветовал тебе переехать на тропический остров и заняться живописью. Это бодрит, да?

Я молчу.

— А меня с собой возьмешь? Я буду помогать. Держать в зубах палитру. Или позировать. Мой конек — горизонтальная обнаженная натура.

Ей хочется пить. Поилкой у нас служит чашечка для промывания носа. Она стоит на тумбочке, и Шарлотта может сама достать губами до ее носика. Пока она утоляет жажду, я говорю:

— Если тебе уж так надо знать, президент велел мне искать внутреннюю решимость.

— Внутреннюю решимость, — повторяет она. — Кто бы мне помог ее найти.

— У тебя больше решимости, чем у любого из моих знакомых.

— Боже, как лучезарно. Ты что, не видишь, что происходит? Не понимаешь, что я проведу так весь остаток жизни?

— Уймись, дорогая. День только начался.

— Знаю, знаю, — говорит она. — Я должна достичь стадии просветленного примирения — так, что ли? Думаешь, мне нравится, что я не могу сорвать злость ни на ком, кроме тебя? Я знаю, как это несправедливо — ты единственное, что я люблю в этом мире.

— А как же Курт Кобейн?

— Он умер.

— Жалко. Был бы жив, ты бы на нем сорвала злость.

— Ух, он бы у меня получил, — говорит она.

Мы слышим, как к дому подъезжает Гектор, утренний санитар, — у него старая машина с двигателем внутреннего сгорания.

— Мне надо взять кое-что на работе, — говорю я. — Но я вернусь.

— Обещай мне одну вещь, — говорит она.

— Нет.

— Да ладно тебе. Если пообещаешь, я освобожу тебя от того, другого обещания.

Странно, но упоминание о том обещании ничуть не пугает, а наоборот, приносит облегчение. И все-таки я качаю головой. Я знаю, что это неправда: она никогда не освободит меня.

Она говорит:

— Пожалуйста, давай договоримся, что ты будешь со мной честен. Не надо стараться поднять мне настроение, не надо излучать фальшивый оптимизм. От этого нет никакого проку.

— А если я правда оптимист?

— С чего бы? — говорит она. — Притворство — вот что убило Курта Кобейна.

Вообще-то его убило ружье, из которого он саданул себе в голову, думаю я, но не говорю этого вслух.

Из «Нирваны» я знаю только одну строчку и напеваю ее Шарлотте:

— При включенном свете, — пою я, — она не так опасна.

Она закатывает глаза.

— Все переврал.

Но она улыбается. Я пытаюсь развить успех.

— Но хоть за старание-то я заслужил пару баллов?

— А ты разве не слышишь? — спрашивает Шарлотта.

— Что?

— Как я хлопаю?

— Сдаюсь, — говорю я и иду к двери.

— Кровать, поднимись, — командует Шарлотта, и ее туловище медленно ползет вверх. Пора начинать день.

Я выезжаю на 101-ю магистраль и сворачиваю на юг, к Маунтин-Вью — там я пишу код в фирме под названием «Хранитель репутаций». В основном она занимается тем, что взятками либо угрозами вынуждает пользователей «Фейсбука» и других социальных сетей удалять отрицательные отзывы о нечистоплотных адвокатах и неумелых дантистах. Работа эта трудоемкая, и потому меня наняли сочинить программу, которая прочесывала бы интернет и составляла досье на клиентов. От этого до создания президента был один шаг.

Женщина за рулем соседнего автомобиля положила айпроектор на пассажирское сиденье и ведет оживленную дискуссию с президентом, не отрывая глаз от дороги. Проезжая под мостом, я замечаю на нем пожилого чернокожего мужчину в коричневом костюме. Он смотрит вниз, а рядом с ним стоит президент. Они не разговаривают — просто стоят бок о бок и молча наблюдают за потоком машин.

Скоро ко мне приклеивается черный автомобиль без водителя. Он едет по соседней полосе — я прибавляю скорость, он тоже. Сквозь тонированные стекла в его окнах я вижу, что внутри нет ничего, кроме мощного аккумуляторного блока, позволяющего угнаться за кем угодно. Мне нравится рулить самому, это меня успокаивает, однако я все же включаю автоматику и перестраиваюсь на гугл-полосу, а потом отпускаю баранку и захожу на наш сайт впервые после того, как неделю назад выложил там президента. Авторизуюсь и узнаю, что его уже скачали четырнадцать миллионов человек. Кроме того, в моем почтовом ящике семьсот новых писем. Первое из них — от парня, который придумал «Фейсбук», и это не спам: он хочет угостить меня буритто и потолковать о будущем. Я перепрыгиваю на последнее письмо, от Шарлотты: «Прости, я не нарочно. Не забывай, я же теперь бесчувственная. Но я верну себе чувства. Я стараюсь, правда».

Я снова вижу президента, на сей раз перед корейской церковью. Священник положил айпроектор на стул, и президент словно поглощен чтением Библии, раскрытой перед ним на подставке. Я понимаю, что этот призрак будет являться нам до тех пор, пока мы не осознаем случившегося: что он погиб, что его у нас отняли, что это непоправимо. И я ведь не идиот. Я знаю, что у меня отнимают на самом деле — медленно и бесповоротно, прямо на моих глазах. Знаю, что поздно ночью я должен тянуться не к президенту, а к Шарлотте.

Но когда я с Шарлоттой, нас разделяет барьер — защитная пленка, за которой я прячусь от дрожи в ее голосе, от биения жилок на ее высохших запястьях, от всех ее саркастических прогнозов. По-настоящему это обрушивается на меня, когда я от нее вдали, — где-нибудь в гараже я вдруг с ужасом понимаю, как она напугана, или в магазине, вычеркивая из списка тампоны, внезапно чувствую, какой жестокой должна казаться ей ее судьба. Сейчас, за рулем, я вспоминаю, что она стала отворачиваться к стене еще до того, как закончится последняя песня в альбоме «Нирваны»: даже наушники с марихуаной, и те скоро перестанут действовать. Дорога впереди расплывается, и до меня доходит, что мои глаза полны слез. Я пропускаю свой съезд и отдаюсь на волю гугл-полосы — пусть несет меня дальше.

Когда я возвращаюсь домой, меня ждет там Санджай, мой босс. Я отправил ему сообщение, попросив прислать стажера с хэш-ридером, но он привез его сам, собственной персоной. Если рассуждать теоретически, хэш-ридеры невозможны. Теоретически никто не способен взломать полномасштабную кодировку на основе сотни символов. Но одному ловкачу из Индии это удалось, и Санджай знает этого ловкача. Санджай болезненно относится к своему происхождению и считает, что для владельца перспективной компании в Пало-Альто такое имя, как у него, звучит банально. Поэтому он требует, чтобы его называли Эс-Джи, и одевается в духе Стэнфордской школы дизайна. Он получил в Стэнфорде степень магистра, но по сути украл бизнес-модель у фирмы под названием «Защитник репутаций». Винить его за это язык не поворачивается — он из тех, кто тащит на себе мечты и надежды целой деревни.