Джон Бёкан - Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса

• Название: Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса
• Автор: Джон Бёкан
• Издательство: ТЕРРА
• Жанр: Классический детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-300-01240-8

В сборник включены детективные романы «Тридцать девять ступенек» шотландского писателя Джона Бёкана (1875–1940) и «Маска Димитриоса» англичанина Эрика Амблера (р. 1909).

В каждом из них раскрываются шпионские заговоры, направленные на физическое устранение политических деятелей перед началом мировой войны 1914–1918 гг. и в 20–30-е годы нашего века.

Повествование ведется от лица авторов — не просто наблюдателей событий, но и невольных их участников.

---

Полицейский что-то сказал полковнику и замолчал.

— По словам доктора, убит ударом ножа в солнечное сплетение, — перевел полковник, — Вероятно, был уже мертв, когда его сбросили в воду.

— Интересно, откуда одежда, которая была на нем?

— Все из Лиона, кроме костюма и туфель. Они куплены в Греции. Все куплено в самых дешевых магазинах.

Полковник обратился к полицейскому, и они о чем-то заговорили по-турецки. Латимер никак не мог отвести взгляд от трупа. Итак, перед ним на столе лежал Димитриос, тот самый Димитриос, который когда-то перерезал глотку меняле Шолему. Затем участвовал в покушениях, занимался шпионажем, контрабандой наркотиков, и, наконец, был убит так же хладнокровно, как он сам готовил убийства других. Лежавший на столе желто-серый труп был своего рода точкой в конце одиссеи: Димитриос вернулся в ту же страну, из которой бежал почти двадцать лет назад.

А Европа за эти годы, пережив лихорадку надежд, снова стояла на пороге ужасов войны. Сколько за эти годы сменилось правительств, сколько было произнесено речей, сделано предложений! Для многих это были годы изнурительного труда, голода, расстрелов и пыток, годы непрестанной борьбы. Отчаяние сменялось надеждой, люди вдыхали ароматный пар ими самими созданных иллюзий, а тем временем токарные станки вытачивали оружие, с помощью которого их убивали. И в это же двадцатилетие припеваючи жил Димитриос, этот страшный человек, труп которого лежал сейчас в морге. В беспощадном свете лампы труп этот почему-то вызывал у Латимера жалость — дело, конечно, было в том, что любая смерть подчеркивает наше одиночество.

Полковник по-прежнему что-то обсуждал с полицейским, делавшим какие-то пометки на официальном бланке. Потом они занялись осмотром белья убитого.

Между прочим, подумал Латимер, у Димитриоса было много денег, очень много. Куда они подевались? «Легко достаются, легко расстаются» — есть поговорка. Но вряд ли Димитриос был из тех, кто легко расстается с награбленным. Да и что в конце концов известно о нем? Жалкие обрывки информации, причем о промежутках в три-четыре года в досье вообще ничего не говорится. Да, досье перечисляет его установленные преступления, но ведь преступлений должно быть больше и наверняка гораздо более тяжких. Сообщалось, что он перерезал глотку Шолему, что он жил в 17-м округе Парижа, но Латимеру очень хотелось, и он никак не мог представить, как Димитриос сидит, как ходит или ест. В Лионе он был год назад, а что было потом? И как он оказался на Босфоре, где его и нашла Немезида?

Конечно, полковник Хаки сказал бы, что все эти вопросы к делу не относятся, поскольку с его точки зрения, как профессионала, дело было закончено. Но ведь остались же, наверное, в живых люди, знавшие Димитриоса: его друзья (есть ли у таких, как он, друзья?), его враги; те, с кем он встречался в Смирне[23], в Софии, в Белграде, в Эдирне, в Париже, в Лионе. Да, вероятно, по всей Европе были рассеяны люди, знавшие его. Если с ними встретиться и расспросить, то ведь составится своеобразная биография.

Сердце у Латимера так и подпрыгнуло. Ну что за дурацкая идея! Придет же такое в голову! А, впрочем, если начинать, то, конечно, сначала надо ехать в Смирну и уже оттуда пройти путь этого человека, пользуясь досье как грубым указателем. Получилось бы самое настоящее расследование. Вероятно, новых фактов собрать бы не удалось, но ведь сам процесс собирания мог быть захватывающе интересен. Гораздо интереснее скуки, преследующей тебя во время сочинения детектива. С другой стороны, только совершенно спятивший человек способен на такой шаг. Но ведь идея сама по себе очень заманчива, и, если говорить честно, то в Стамбуле он изнывал именно от скуки…

В ту же самую минуту Латимер поймал на себе взгляд полковника, который, поморщившись, сказал:

— Жара, да еще этот запах, — просто невыносимо. Ну как, вы удовлетворили свое любопытство?

Латимер утвердительно кивнул. Он обратил внимание, что полковник как-то странно смотрел на труп, точно это была поделка, сделанная им собственноручно, которую придется теперь здесь оставить. Вдруг он протянул руку и, схватив труп за волосы, посмотрел ему прямо в лицо.

— Большой был мерзавец, — сказал он. — Странная все-таки штука — жизнь. Знаю его почти двадцать лет, и вот только сейчас встретились лицом к лицу. А так хотелось бы узнать, что он видел этими, слепыми теперь глазами. Жаль, что от мертвых ничего не добьешься.

Он разжал пальцы, и голова с глухим стуком ударилась о стол. Полковник достал из кармана носовой шелковый платок и тщательно вытер пальцы правой руки.

— Чем скорей его закопают, тем лучше, — сказал он и пошел к выходу.

Глава третья Год 1922-ой

На рассвете 26 августа 1922 года турецкая национально-освободительная армия под командованием Мустафы Кемаль-паши атаковала позиции греческих войск вблизи Думлу-Пунар в двухстах милях восточнее Смирны. Вечером того же дня стало ясно, что греческая армия полностью разгромлена, и войска начали отступление на запад, к Смирне. В последующие дни отступление превратилось в беспорядочное бегство. Отступая, греки вымещали горечь поражения на турецких мирных жителях: от Алашехра до Смирны дымились развалины, под которыми были погребены старики, женщины и дети. В ряды турецкой армии вливались анатолийские крестьяне, горевшие желанием отомстить грекам за причиненные им страдания. Трупы турецких мирных жителей стали чередоваться с трупами зверски замученных греческих солдат. Но главным частям греческой армии все-таки удалось бежать на кораблях, стоявших в порту Смирны. 9 сентября 1922 года турецкие войска захватили Смирну.

За эти две недели в городе, и так в основном населенном греками и армянами, скопилось огромное число беженцев, которые стекались в Смирну, полагая, что греческие войска будут защищать город. Но Смирна оказалась для них ловушкой — в городе началась резня.

В руки турок попал список членов Армянской лиги обороны Малой Азии, и в ночь на 10 сентября кварталы города, в которых проживали армяне, были заняты вооруженными отрядами. Они должны были найти и уничтожить членов этой организации. Разумеется, было оказано сопротивление, что послужило сигналом к всеобщей резне. В город были введены войска, которые начали, не щадя ни стариков, ни детей, ни женщин, систематически истреблять население нетурецких кварталов города. Людей вытаскивали из домов, из подвалов и чердаков, где они прятались, и убивали прямо на улице. Церкви, в которых многие пытались найти убежище, обливали бензином и поджигали. Тех, кто пытался бежать из огненного кольца, закалывали штыками. Огонь вскоре перекинулся на другие кварталы, и город запылал.

Распространению огня тщетно пытались помешать с помощью взрывов, но ветер вдруг переменился, и та часть города, в которой жили турки, оказалась вне опасности. Все остальное, исключая железнодорожную станцию и несколько домов возле нее, было охвачено пожаром. Несмотря на это, резня продолжалась. Войска, оцепившие город, расстреливали каждого, кто пытался вырваться из этого ада. Говорят, некоторые особенно узкие улочки города были так забиты трупами, что к ним долгое время нельзя было подступиться из-за страшного зловония. Многие пытались спастись вплавь, добравшись до стоящих на рейде кораблей. Стена огня гнала этих несчастных в воду. Говорят, крик стоял такой, что его слышно было на расстоянии двух-трех миль. Утром 15 сентября резня и пожар прекратились. Всего за эти дни погибло сто двадцать тысяч человек. Так гяур Измир — неверная Смирна — расплатилась, по мнению турок, за свои грехи.

Еще в поезде Латимер пришел к неопровержимому выводу, что поступил как последний дурак. Такого рода выводы всегда неприятны, но, как говорится, факты — упрямая вещь. Во-первых, ему следовало обратиться с просьбой к полковнику Хаки, потому что без его помощи доступ к материалам военного суда над Дхрисом Мохаммедом становился весьма и весьма проблематичным. Во-вторых, он знал по-турецки всего несколько простых фраз, и, даже если бы эти материалы каким-то образом попали в его руки, он не смог бы их прочесть. Короче говоря, отправившись на охоту за призраком, что было нелепой затеей уже само по себе, он, так сказать, прибыл на место охоты с голыми руками, что уже свидетельствовало об идиотизме охотника.

Если бы не превосходный отель, в котором он поселился, сойдя с поезда, и не чудесный вид на залив и выгоревшие под солнцем холмы (их цвет, напоминавший цвет солдатской гимнастерки, прекрасно гармонировал с цветом моря), да не предложенная самим хозяином отеля, французом, бутылка сухого мартини, Латимер, недолго думая, вернулся бы обратно в Стамбул. «Так уж и быть, — решил он, — черт с ним, с этим Димитриосом, побуду в Смирне денек-другой» — и стал распаковывать чемоданы.

О Латимере говорили, что он человек упрямый. Но это было не совсем верно: просто у Латимера начисто отсутствовала та счастливая для многих черта характера, когда вместо того, чтобы мучиться над решением задачи, человек просто забывает о ней. Случалось, что решение никак не давалось Латимеру, и он откладывал его на время, но, даже если бы захотел, он не смог бы о нем забыть, потому что через какое-то время задача сама напоминала ему о себе. При этом у него всегда было такое чувство, точно он положил куда-то нужную вещь и никак не может вспомнить, куда. Он вдруг замечал за собой, что, глядя на какой-нибудь предмет, он его не видит. Бесполезно было бы убеждать его в том, что он сам создал себе трудности и теперь мучается над их преодолением или что проблема не стоит выеденного яйца, чтобы мучиться над ней. Он привык сам решать свои проблемы. На другой день, недовольно пожав плечами, он отправился к хозяину отеля и попросил его найти ему хорошего переводчика.