Алексей Писемский - Взбаламученное море

• Название: Взбаламученное море
• Автор: Алексей Писемский
• Жанр: Русская классическая проза

В романе показаны нигилистические попытки разрушить историческую Россию. Столкнув в этом романе представителей разных общественных сил, боровшихся друг с другом в период проведения крестьянской реформы, Писемский отдал предпочтение сторонникам идеала русской национальной самобытности, которые, по мнению писателя, сохранили «здравый смысл» и не потеряли своего лица в сложной, противоречивой действительности 60-х. Все остальное Писемский считал временным наваждением и ложью.

---

– Да сядемте же здесь! Постойте! – говорил Бакланов, беря ее за обе руки и дружески потрясая их.

Панна Казимира опустилась с ним на скамейку.

– Но как вы здесь, скажите? – говорил Бакланов.

– Я здесь замужем.

– За кем?

– За вашим приятелем, за Ковальским.

– А! – произнес протяжно Бакланов.

Казимира помотрела ему в лицо.

– Я знала, что вы здесь… – сказала она после небольшого молчания.

– Как же не грех было не прислать и не сказать?

Казимира стыдливо усмехнулась.

– И то уж хотела писать, – отвечала она.

– Но где же вы живете здесь? – спросил Бакланов.

– Я живу у одних Собакеевых; с ними в городе, а муж мой у них управляющий в деревне.

– Что ж вы у них – компаньонка, экономка?

– Да и сама не знаю: то и другое… Чудные люди, превосходные… Я вот таких вас, Александр, да их только и знаю.

– Merci, – сказал Бакланов и, взяв ее опять за руки, поцеловал их: – какие нынче у вас славные руки! – прибавил он.

– Жизнь-то понежней стала! – отвечала Казимира с видимым удовльствием.

– Стало быть, вы совершенно счастливы с вашим мужем?

– С мужем? – спросила, как бы совершенно не ожидавшая этого вопроса, Казимира.

– Да! Как вы за него вышли?

– А я и сама не знаю, как: он ходил еще при вас ведь… Вы уехали, я и вышла.

– И всему прошедшему, значит, сказали прости!

– Чему говорить-то было? Нечему!

– А мне казалось, что было чему, – сказал Бакланов кокетливо.

– Что было, то и осталось, – отвечала с улыбкою Казимира.

– Осталось? – произнес Бакланов и пододвинулся к ней поближе.

– Гм, гм! – отвечала Казимира.

– А шутки в сторону, – продолжал Бакланов: – дело теперь прошлое: скажите, любили вы меня?

– Не помню уж, – отвечала Казимира.

– Ну что, Казимира, скажите, – говорил Бакланов, беря ее снова за руку.

– Ну, любила! – отвечала она как-то порывисто.

– И я ведь тогда благороден был в отношении к вам, согласитесь с этим: я многого мог бы достигнуть.

– Были благородны, – отвечала Казимира.

– И за это самое, – продолжал Бакланов: – вы по крайней мере теперь должны меня вознаградить.

– Чем же мне вознаградить? – сказала Казимира.

– Любовью.

Казимира грустно улыбнулась.

– Теперь это немножко трудно.

– Напротив, теперь-то и возможно: другое дело, когда вы были девушкой, когда от этого зависела участь всей вашей жизни, – тогда другое дело; но теперь, что же может препятствовать нашему счастью?

Казимира качала только головой.

– Теперь какие, кроме самых приятных, могут быть последствия из того, что вы меня полюбите? – продолжал Бакланов, опять беря ее за руку.

– А такие, – отвечала Казимира: – что я-то еще больше вас полюблю, а вы меня презирать станете.

– Ей-Богу, нет! – воскликнул Бакланов.

– Погодите, постойте, вон идут! – сказала Казимира, в самом деле указывая на двух, неторопливо проходивших по дорожке мужчин. – Прощайте! – прибавила она.

– Посидите! – упрашивал ее Бакланов.

– Нет, нельзя!.. Посмотрите, как вы платье мне все измяли, – говорила она, вставая: – прощайте.

– Могу я, по крайней мере, приехать к вам?

– О, пожалуйста, приезжайте! – отвечала с удовольствием Казимира.

– У вас есть особая комната?

– Есть!.. – Голос ее при этом был как-то странен.

Бакланов возвратился домой в восторге: завести интригу с Казимирой он решился непременно.

17. Не всегда то найдешь, за чем пойдешь!

Дом Собакеевых стоял на одной из лучших улиц. Это решительно было какое-то палаццо, отчасти даже и выстроенное в итальянском вкусе.

Бакланов, ехав, всю дорогу обдумывал, как он будет расставлять сети панне Казимире. Но есть дома, в которых, точно в храмах, все дышит благоприличием и целомудрием: введенный в мраморную, с готическими хорами, залу, Бакланов даже устыдился своих прежних намерений.

– Г-жа Ковальская сейчас выйдет; а пока не угодно ли вам к Анне Михайловне, – сказал ему вежливо благообразный лакей.

– К г-же Собакеевой? – спросил Бакланов.

– Точно так.

– Прошу вас.

– Пожалуйте!

И человек, идя негромко вперед, повел его на правую половину дома.

В совсем барской гостиной, с коврами, с лампами, с масляными картинами в золотых рамах, Бакланов увидел пожилую даму, просто, но изящно одетую, в кружевном чепце и в очках. Лицо ее напомнило ему добродушные физиономии ван-диковских женских портретов.

– Казимира сейчас выйдет. Присядьте, пожалуйста! – сказала ему старушка, показывая на кресло возле себя.

Она что-то такое, необыкновенно тонкое, шила. На столе, впрочем, около нее лежала книга, на корешке которой было написано: «Сказание Тирона, инока святогорского».

– Вы недавно ведь здесь? – продолжала старушка.

– Да, недавно-с.

– И успели уж с некоторыми господами поссориться?

– Да, – отвечал Бакланов с самодовольною усмешкой.

– И прекрасно!.. Значит, вы честный человек!

Старушка понюхала табаку и принялась снова за свое шитье.

– Тут Бог знает что происходит! – продолжал Бакланов.

Старушка махнула рукой.

– Я женщина, а поверите ли, кровью сердце обливается, слушая, что они творят…

Собакеевы, довольно богаое и самое аристократическое семейство в городе, были в открытой неприязни с начальником края и со всем его кружком.

В губерниях, по степени приближенности к начальству, почти безошибочно можно судить о степени честности местных обывателей. Чем ближе они к этому светилу, тем более, значит, в них пятнышек, которые следует замазать.

К неудовольствию Собакеевой на начальника края отчасти, может быть, примешивалось и оскорбленное самолюбие. Вступая в управление краем, он третировал ее, решительно, как и других дам.

– У отца моего по нескольку часов в передней стоял, а теперь вот каким господином стал!.. – не утерпела старушка и объяснила Бакланову.

В комнату в это время вошла молодая девушка в белом платье и белокурая.

Бакланов невольно привстал на своем месте.

Если Софи Леневу можно было назвать южною красавицей, то эта была красавица севера.

– Maman, как я тут навязала? – сказала она, показывая старушке вязанье.

– Опять спутала! – отвечала та, подвигая на носу очки ближе к глазам.

– Monsieur Бакланов! Дочь моя! – познакомила она молодых людей, а сама принялась рассматривать и поправлять работу.

Бакланов поклонился, и mademoiselle Собакеева тоже ему поклонилась, и при этом нисколько не сконфузилась и не пожеманничала.

Бакланов почти с восторгом смотрел на молодую девушку. Ее довольно широкое лицо было исполнено какой-то необыкновенной чистоты. Несколько обнаженные руки, грудь и шея были до такой степени белы и нежны, что как будто бы она черненького хлебца никогда и не кушала, а выросла на одних папошниках. Стан у нее был стройный, но не воздушный. Соня Ленева, по природе своей, отчасти принадлежала к лезгинско-татарскому происхождению. Прабабка ее, жена Маркаша Рылова, была дочь князя Мирзы-Термаламы, а Сабакеева, напротив того, была чистейшая дочь полян, славянка; даже в наружности ее было что-то нпоминающее красивых купеческих дочерей; только все это разумется, было смягчено и облагорожено воспитанием.

– Ну, вот на, поправила, – сказала мать, подавая ей работу.

– Хорошо-с, – отвечала молодая девушка и не ушла, а тут села.

Бакланову ужасно хотелось с ней заговорить.

– Вы много выезжаете? – спросил он ее.

– Да! – отвечала девушка спокойно.

– Она больше дома у себя танцует; у нас обыкновенно собираются… – объяснила за нее старушка.

«Нет, это не светская госпожа!» – подумал Бакланов.

– А читать вы любите? – спросил он самое девушку.

– Читаю! – сказала она и на это спокойно.

– Охотница! – подхватила мать.

«Но все-таки не синий чулок! – подумал Бакланов. – Но что же она такое?» – задавал он себе вопрос.

– Я сюда на юг приехал первый раз… Это синее небо, этот воздух, как бы молоком пропитанный, все это чудо что такое… – проговорил он, желая попробовать молодую девушку насчет поэзии.

Она выслушала его внимательно, но без особенно искреннего, а тем более поддельного увлечения.

– Да, здесь хорошо, – подтвердила она.

«И то – не то!..» – подумал Александр.

Панна Казимира наконец показалась.

– Ну вот и она! – сказала ей ласково старушка.

– А вот сейчас, сначала с mademoiselle Евпраксией расцелуюсь, – сказала Казимира и, совершенно по-дружески поцеловавшись с молодою девушкой, почтительно поцеловала руки у старушки.

Она с утра еще не выходила из своей комнаты, а потом, услышав о приезде Бакланова, делала свой туалет и, по-видимому, употребляла все старания, чтоб одеться к лицу, и даже немного побелилась и подрумянилась.

Бакланову, с ее появлением, сделалось неловко. Она подала ему руку, несколько сконфузившись и слегка улыбаясь.

– Вы скоро же посетили меня! – сказала она, садясь около него.