Николай Гарин-Михайловский - Несколько лет в деревне

• Название: Несколько лет в деревне
• Автор: Николай Гарин-Михайловский
• Издательство: Труд
• Жанр: Повести
• Год: 1908

«Задавшись благими намерениями, я отправился в деревню хозяйничать, но потерпел фиаско. Несколько лет жизни, тяжёлый труд, дело, которое я горячо полюбил, десятки тысяч рублей, – всё это погибло, прахом пошло…»

---

– В чём же я разбрасывался? Разве не полезно всё, устроенное мною? Вы же сами одобряли.

– Одобрял и одобряю. Полезно, но не необходимо. Устройте всё это из доходов – другое дело. Из доходов хоть дворцы стройте, но капитала не трогайте.

– Но возьмите немцев: если б они не затратили по 10 тыс. руб. на свой надел, они никогда не достигли бы того блестящего положения.

– То немцы, а то мы. Немец скажет: «больше нельзя» – и знает, что не пойдёт. Немец, если надо, круглый год чёрный хлеб ест, а вы не будете. Немец из полученного барыша одной копейки не подарит своему работнику, а вы из будущего, не существующего ещё, умудритесь отдать весь свой заработок.

– Ну, уж и весь, – мой пуд против вашего обошёлся на 6 коп. всего дороже, но если принять, что сушка мне стоила 8 коп., переплата за извоз 4 коп., так выйдет, что я на 6 коп. дешевле, не смотря на всякие прибавки, имею свой хлеб, чем вы. Без тех затрат, которые я сделал, я не мог бы достигнуть этого: это – во-первых. Во-вторых, следующее: если бы, вместо этих акул купцов, у нас были элеваторы, если бы, вместо того, чтобы везти свой хлеб 130 вёрст на лошадях и волей-неволей доверять его дураку-приказчику, я, при существовании элеваторов, свёз бы его на станцию железной дороги, т. е. провёз всего 50 вёрст, то и не был бы в таком положении, в каком очутился теперь.

– Кто же об этом говорит? Разве с самого начала я не говорил вам, что будь всё это так, как должно быть…

– Значит, вопрос сводится вовсе не к тому, чтобы сидеть да смотреть, да приспособляться к существующим безобразиям, а к тому, чтобы бороться против этих безобразий.

– Как же вы будете бороться?

– А так, что с этой минуты ни одного фунта хлеба я не продам больше этим акулам, нашим городским купцам.

– Что ж, вы его съедите?

– Нет, не съем; а повезу его сам в Рыбинск, куда и они везут.

– Это уж совсем оригинально. У вас не хватает средств приготовить этот хлеб, а вы его ещё хотите везти в Рыбинск! Это я и называю разбрасыванием.

– Да в чём же тут разбрасывание? Вы сами же говорите, что с хлебом надо выжидать, – вот пока вы выжидаете, я перевезу свой хлеб в Рыбинск. Купцы нанимают же барки, и я найму.

– Но в барку пойдёт сто тысяч пудов, а у вас 20, а остальные?

– Я составлю компанию.

– Ну! – махнул рукой Чеботаев, – Да где ж вы найдёте людей для этого?

– Вас первого.

– Я не пойду.

– Буду искать других.

– Нет, батюшка! Это уж не хозяйство, а верное разорение. При других условиях из всего этого, может, и вышел бы толк, но при наших, в этих обломках ещё не пережитого прошлого, так сказать, на развалинах Карфагена, бросаться очертя голову, преодолевать вековые препятствия, имея семью, это, батюшка, извините, безрассудство.

Так мы с Чеботаевым ни до чего и не договорились. Каждый стоял на своём. Под конец мы оба разгорячились и подняли такой крик, что на выручку к нам пришла Александра Павловна, жена Чеботаева.

– Вы такой крик подняли, что прислуга думает, что вы на смерть ссоритесь. Идём лучше. чай пить. Удивительный вы народ, право. Друг без друга скучаете, а сойдётесь – точно враги смертные. Вы бы хоть пример брали с Надежды Валерьевны и меня.

– Вы, женщины, неспособны воодушевляться общественными вопросами, – ответил Чеботаев, толкая меня в бок.

– Скажите, пожалуйста, – спокойно усмехнулась Александра Павловна, усаживаясь за чайный стол. – Была я на вашем земском собрании, видела ваше воодушевление.

– Она, – Чеботаев кивнул на жену, – подала как раз, когда мы ломали вопрос о страховке скота; в конце концов, только я, К. да Ку-в и подали голоса за страхование.

Наступило молчание.

– Я, батюшка, в земстве избрал себе благую часть – школу.

– Я слышал про вашу деятельность, – отвечал я. – Но опять, извините, не согласен с вами. В рамках программы вы делаете действительно всё, что можете, но сама-то программа, по-моему, не стоит выеденного яйца.

– Почему? – вспыхнул Чеботаев.

– Да помилуйте! Вы тратите массу денег для того, чтобы выучить ребёнка читать и писать. Это беспочвенное, отвлечённое знание, во-первых, приносит ему весьма мало пользы, и скорее вред, так как этим знанием пользуются большею частью для того, чтобы стать выше толпы, бросить свой крестьянский труд, и только в редких случаях употребляют его на что-нибудь другое – в роде чтения Священного Писания… Во-вторых, эти знания по своим результатам далеко не соответствуют тем затратам, какие на них делаются. За эти деньги, по-моему, можно дать настоящее, прямо к цели направленное образование. А главная цель – улучшение благосостояния крестьян, и учи их, начиная с маленького возраста, как улучшать это благосостояние. Заводите учителей, которые бы знали обработку земли; были бы хоть немного агрономами, поставьте всё это на практическую почву, – вот это будет школа.

– Прежде всего, школа не должна преследовать корыстных целей, Цели её исключительно воспитательные.

– Да благосостояние и воспитание в тесной связи между собой, – перебил я горячо Чеботаева. – Ну, что же вы будете воспитывать человека, которому есть нечего? Научите прежде его, как честно хлеб он должен добывать себе, а вместе с этим вы и сами не заметите, как придёт то воспитание, которое вы хотите ему дать.

И снова загорелся между нами спор, который длился до самого ужина.

– Нет, господа! я сегодня вам больше не дам спорить, – объявила нам за ужином Александра Павловна – Вы оба завтра заболеете.

* * *

Мысль обойтись в продаже хлеба без возмутительного посредничества местных акул не давала мне покоя всю дорогу. Я, между прочим, вспомнил рассказы местных жителей о том, что Пётр Великий устроил в 15-ти верстах от моего имения серный завод, а когда дело не пошло, то сплавил его к устьям Волги, воспользовавшись для этого протекавшею мимо завода рекой Сок, впадающею в Волгу. Мысль воспользоваться рекой, протекавшей всего в 15 верстах от меня, просто жгла меня. Если она была при Петре сплавной, то и теперь она должна быть такой же. Единственно, что могло служить препятствием – это настроенные мельницы, но, сделав изыскание и доказав сплавную способность реки, можно было настоять на уничтожении мельниц в тех пределах, где река могла быть сплавной.

В Красном Яру, большом селе, находящемся в 60 верстах от моего имения, расположенном на р. Соке, пока перепрягали лошадей, я пошёл посмотреть на эту реку. Каково же было моё удивление, когда на берегу я увидел громадную баржу. От рыбаков, сушивших на берегу сети, я узнал, что этою весной в первый раз один купец, Юшков, сплавил из Красного Яра в Рыбинск баржу с хлебом. Стоявшая на берегу барка была арендована им же. Моя мысль на половину была предвосхищена.

Юшков в нескольких верстах от Красного Яра арендовал большую мельницу. Вопрос был настолько важный, что я своротил с большой дороги и заехал к нему на мельницу, чтобы разузнать всё, касавшееся интересовавшего меня вопроса.

Мельница Юшкова, с массою построек, была расположена на открытом месте. Все постройки были каменные и крытые железом. Усадьба была обнесена высокою каменною стеной. Через широкие ворота мы въехали в большой чистый двор. В углублении его, с правой стороны, стоял красивый каменный флигель, отделённый от остального двора решётчатым забором, крашеным зелёною краской. За забором виднелись домашние постройки, – конюшни, сараи и проч, Большие зелёные железные ворота этих строений были заперты громадными тяжёлыми замками. В окнах флигеля виднелись скромные занавески и цветы. С левой стороны двора помещалась мельница, а прямо напротив – ряд амбаров. Чистота и порядок бросались на каждом шагу в глаза. Хозяин был в мельнице. Имея сам мельницу, питая к ней даже некоторую слабость, я сейчас же увидел, что Юшков прекрасно понимает мельничное дело. В этом не трудно убедиться. Если мельница работает без шуму, если пол не дрожит под вами, если в механизме ничего не стучит, если мука из-под камня идёт холодная, мягкая, пухлая, ровною струёй, если камень вертится ровно и плавно, как по маслу, а не прихрамывает на один бок – значит, всё дело в порядке.

Чтобы добиться такого порядка, нужно, чтобы хозяин сам сумел почти что выстроить всю мельницу, – всё здесь зависит от таких мелочей, которые не специалисту покажутся сущим пустяком, но в которых вся сила. Юшкова я застал возившимся за ковшом, который, по его мнению, неравномерно двигался, вследствие чего хлеб неравномерно попадал под камень. Это был человек лет сорока, высокий, широкоплечий, худощавый, слегка сгорбленный, с умными, выразительными глазами, и с русою подстриженною бородкой.

– Чем могу служить?

Я назвал себя и объяснил цель своего приезда.

– Ехал я сюда и думал, что вот не худо бы воспользоваться Соком для сплава хлеба, и вдруг узнаю, что уже моя мысль вами приведена в исполнение. Я не мог себе отказать в удовольствии познакомиться с вами.

– Очень приятно. Рад служить, чем могу. Я тоже о вас слышал. Слышал и о ваших новинках и о том, что наши горчичники вам подстроили.