Иосиф Опатошу - 1863

• Название: 1863
• Автор: Иосиф Опатошу
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-7516-1217-7, 978-5-9953-0298-8

Роман «1863» — вторая часть неоконченной трилогии «В польских лесах», повествующей о событиях польского восстания 1863 г. Главный герой романа Мордхе Алтер увлекается революционными идеями. Он встречается с идеологом анархизма Бакуниным, сторонником еврейской эмансипации Моше Гессом, будущим диктатором Польши Марианом Лангевичем. Исполненный романтических надежд и мессианских ожиданий, Мордхе принимает участие в военных действиях 1863 г. и становится свидетелем поражения повстанцев.

---

При этих словах граф Комаровский подошел к толпе. Его продолговатое лицо побледнело, растрепанные волосы прилипли ко лбу. Он протянул руки к священнику, замер на мгновение с отчаянием в глазах и, как Савонарола, стал метать гром и молнии:

— Я предам церковь огню, слышите? Огню! Сравняю с землей! Что вы молчите? Вы поляки? Отцы! Я сожгу вас заживо!

Его откровенная речь посеяла в полутемной церкви такой страх, что перепуганные священники стали переглядываться, попятились к боковым дверям и принялись оправдываться:

— Это не наша вина!

— А чья же?

— Настоятель не велел.

— Где он?

— У себя!

Совсем юный священник с большими наивными глазами повел Комаровского в каменное здание за церковью.

— Чем вы здесь живете? — спросил Вержбицкий у священника.

— Подаянием.

— Лучше бы сняли рясы да помогли выгнать русских…

Священник стыдливо поднял наивные глаза на Вержбицкого и смущенно опустил их.

— Где это слыхано? — кипел Комаровский. — Польские священники…

— В этом виноват краковский епископ, — тихо сказал священник и с опаской оглянулся.

— Какое отношение имеет краковский епископ к этой церкви?

— Раньше он был ее настоятелем, — разговорился священник, — дружил с Пашкевичем.

Мордхе было трудно представить, что церковная братия, живущая на подаяние, может быть так богата.

Между бархатных диванов сновали священники со строгими лицами и поглядывали на незнакомцев, потревоживших их покой. Беленые печи пыхали жаром, придавая благородный вид полным щекам и пухлым рукам. Священники в легких подпоясанных рясах сидели над старыми латинскими книгами в кожаных и деревянных переплетах, играли кончиками поясов и размышляли. Другие, с гусиными перьями в руках, делали пометки и переписывали книги. В их длинных рясах, в полных женственных лицах, в их лености было что-то восточное, чуждое славянам.

Широкие комнаты с гобеленами на стенах, со старыми иконами больше напоминали музей, чем церковь. Из дальней комнаты доносились звуки органа, стекла слегка подрагивали, и звуки расплывались в фалдах ряс, лежавших на бархатных диванах.

Священники с опущенными головами тихо бродили по комнате, обходя незнакомцев, как нечестивцев, переговаривались и исчезали в боковых дверях.

— Настоятель не может вас принять, — растерянно сообщил молодой священник с наивными глазами. — Но он приказал допустить крестьян до исповеди.

Они отправились к выходу.

Вержбицкий остановил Комаровского и показал ему на стену, где висела картина в тяжелой раме. Комаровский задумался на мгновение, вскочил на диван, над которым висела картина, и, не обращая внимания на протесты братии, вырезал ее из рамы карманным ножом.

— Что вы делаете, люди?

— Караул!

— Церковь закроют!

— А нас выгонят на все четыре стороны!

— Отдайте аббату! — крикнул Комаровский братии.

— Что он прячется?

— Люди врываются в чужой дом и хозяйничают в нем. — Священник задрожал от злости. — От таких людей нужно прятаться!

— Если это чужой дом, — ответил Вержбицкий, — то аббат больше не «отец» и, конечно, не «наш»!

Комаровский, который стоял на диване с портретом Пашкевича в руках, внезапно спрыгнул, подошел к священникам, так что они даже отпрянули, и начал:

— Вы знаете, когда враг обстреливал дворец, Пий Девятый не вышел с крестом к революционерам, не попросил их прекратить во имя Господа! Если бы он вышел, революционеры точно опустились бы перед ним на колени, и даже если бы Пий был сражен их пулями, он бы тут же воскрес, явив свою святость… Но он не вышел, спрятался в темной комнате и остался жив, и что? Для нас, католиков, он умер!

Комаровский посмотрел на испуганную братию, которая не переставая крестилась, сообразил, что ему не стоило этого говорить — историю с Пием написал ему приятель из Рима, — увидел улыбку во взгляде Мордхе и, обессиленный, вышел вместе с остальными во двор.

Возвращаясь домой, всадники молчали, с тяжелым сердцем, как семья, в которой появился вор. Им не верилось, что в церкви, в святая святых польского народа, завелся враг.

Глава вторая В дороге

Под вечер, когда отряд уже насчитывал более двухсот человек и собирался тронуться в путь, подъехали телеги с оружием, которое было закопано в лесу.

— Кто умеет обращаться с бельгийскими ружьями?

Откликнулось несколько человек.

— Откройте ящик с ружьями, быстро! Надо поставить охрану возле телег с оружием.

Прежде чем Комаровский закончил говорить, ящик с оружием был открыт. Вержбицкий клял бельгийцев до шестого колена. Взяв ружье, он хотел собрать его, но положил обратно. В стволах не было отверстий, отсутствовали спусковые крючки, не было болтов для крепления приклада.

— Собачья вера. — Стах погладил длинные усы. — Увижу жида, который нас обманул, повешу на месте!

Мордхе почувствовал себя уязвленным. Разве Кагане не возмущался, что посылают брак, разве не призывал контролировать упаковку ружей? А тут приходит какой-то наглец и обвиняет во всем евреев. Обида сменилась презрением к самому себе. Что он здесь делает и какой из него еврей? Будь хоть полный дом гоев, его отец надел бы талес и стал бы истово молиться. А он бы никогда этого не сделал! И кто знает, куда дотошный разум завел бы его, если бы Вержбицкий, проверявший ружья, не произнес:

— Не еврей, Стах, не еврей, это наш брат католик нас обманул!

— Что вы там возитесь? — спросил Комаровский.

— Нас обманули, пане полковник! Смотрите, надо открывать другой ящик!

— Открывайте!

Стража с ружьями в руках ехала возле телег с оружием и снаряжением. Отряд тронулся.

Стемнело. От леса отделились серые тени, спустились ниже и повисли на деревьях. Дохнуло влажным холодом, и стало совсем темно. Узкая просека предстала перед глазами, повеяло сыростью длинного неуютного подвала. В широкой части просеки сквозь деревья проглядывали белые заснеженные поля.

Кто-то в отряде затянул песню. Его тут же попросили замолчать. Крестьяне шли широкими шеренгами, звук их шагов смешивался со скрипом колес и топотом лошадиных копыт. Где-то крикнул олень, тоскливо и монотонно, и, когда крик оборвался, тоска еще долго висела в ночном воздухе.

Лес редел, показалась дорога.

Лошади вышли из леса, встрепенулись и навострили уши. Потом опустили головы и принюхались.

Снег с полей застилал глаза, показался серый всадник.

Порывистый ветер блуждал со стоном между обнаженных деревьев. Черно-серые поля скрывали дорогу.

Лошади заржали.

— Кто это?

— Это священник.

— Да, священник.

Священник сидел на маленькой лошади, держа обеими руками двуствольное ружье, как богобоязненный католик держит свяченую вербу.

— Ты куда? — Стража остановила его в пятидесяти шагах от отряда.

— Братья христиане, отведите меня к вашему старшему!

Подъехал Комаровский и узнал молодого священника с наивными глазами.

— Что нового скажешь, брат?

— Я хочу с вами.

— Будешь солдатом?

— Да, пане.

— А в церкви знают?

— Нет. Я сбежал. Я считаю, что стыдно сидеть за латинскими книгами, когда Польша выступила в поход против врага. — Его наивные глаза горели. — Мы, духовенство, должны были бы идти впереди, но не с ружьем, а с крестом.

Священник, который не привык иметь собственного мнения и беспрекословно повиновался старшим, испугался своих слов, смутился и опустил глаза, как будто стоял перед аббатом. Он был похож на незадачливого ученика на экзамене. Обращаться с ружьем священник не умел, поэтому сказал запинаясь:

— Это ружье валялось в церкви… У вас ведь мало оружия, вот я и прихватил… Я хочу вас попросить только об одном: позвольте мне носить рясу.

— Конечно, вам позволят носить рясу. — Комаровский положил руку на плечо священнику и смущенно обнял его. — Нам нужны священники, если они нас поддержат, то все крестьяне будут на нашей стороне!

Крестьяне были растроганы. Их перестала пугать ночная тьма, исчезли тени врагов — незнакомцев, чужаков, которые могут напасть в любую минуту. Окружив священника, они разглядывали его юное лицо, вглядывались в его наивные глаза, смотрели, как он сидит на маленькой лошадке — человек из другого мира, и не заметили, что стало совсем темно. Луна и звезды исчезли, и, если б не серебристый снег, они не видели бы друг друга.

Влажный воздух царапал горло. Время от времени слышалось лошадиное ржание. Отряд шел час, второй, держась возле леса: в случае вражеской атаки можно спрятаться среди деревьев.

Высокие заснеженные сосны стояли как нарисованные, возвышаясь над густыми елями, которые торчали из-под нетронутого снега, лежавшего между деревьями, словно на свежих могилах.